Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Я — кролик в Аризоне
20 мая 2014 года
В издательстве «Альпина Паблишер» вышла веселенькая книжечка о смерти с длинным названием «Хайдеггер и гиппопотам входят в райские врата. Жизнь, смерть и жизнь после смерти через призму философии и шутки».

В издательстве «Альпина Паблишер» вышла веселенькая книжечка о смерти с длинным названием «Хайдеггер и гиппопотам входят в райские врата. Жизнь, смерть и жизнь после смерти через призму философии и шутки». Авторы книги — Томас Каткарт и Дэниел Клейн — посвятили ее своему философскому наставнику Вуди Аллену, чье проницательное феноменологическое высказывание звучит искренне и сегодня: «Невозможно переживать собственную смерть беспристрастно, да еще и точно напевать мелодию». С английского книгу перевели Анна Яковлева и Роза Пискотина. Публикуем фрагмент из авторского предисловия к этому жизнерадостному изданию.

Мы — единственные существа, понимающие, что нас ожидает смерть, и в то же время только мы способны воображать себе вечную жизнь. И эта комбинация сводит нас с ума. Смерть пугает нас адом вне нас. Жизнь, не имеющая ясного пункта назначения — если не считать движения к пропасти, — кажется бессмысленной. Без сомнения, именно поэтому смертность человека неотделима от фундаментальных вопросов философии.
А вопросы таковы: в чем смысл жизни — особенно если все это однажды закончится? Как влияет осознание смерти на наш образ жизни? Имела бы жизнь радикально другую значимость, если бы мы жили вечно? Одолела бы нас через тысячу или парочку тысяч лет экзистенциальная скука, и не пожелали бы мы страстно конца всему этому?
Есть ли у нас душа — а если есть, переживет ли она наше тело? Из чего она состоит? И чья душа лучше — ваша или моя? Существует ли другое временное измерение, в котором прерывается замкнутый цикл рождений и смертей? Возможно ли «жить всегда», живя всегда в настоящий момент?
Рай — это место во времени и пространстве? Если нет, то где он? И каковы шансы попасть туда?
Такого рода вопросы побудили нас около 50 лет назад начать посещать наш первый курс по философии. К счастью или к несчастью, наши профессора предложили нам обходной путь, сказав, что, прежде чем приниматься за Великие Вопросы, не мешает прояснить кое-какие скучные технические мелочи типа, путал ли Бертран Рассел понятия «вероятностная необходимость» и «необходимая вероятность»?
Каково?
Между тем время шло, а мы все продолжали приближаться к смерти. В конце концов нам удалось вернуться к нашим Великим Вопросам в курсах по метафизике и теологии, этике и экзистенциализму.
Однако сразу же возникло другое препятствие: честные размышления о собственной смерти до смерти напугали нас. Не получалось без страха и трепета смотреть прямо в физиономию этой Костлявой, приходящей с косой. Но и отвести взгляд мы не могли. Вот такая штука смерть: ты не можешь жить с ней, но тебе не удастся прожить и без нее.
Куда податься человеку?
Тут лучше переключиться на юмор. Без него никак не обойтись.
Милли вместе с мужем Морисом посетила врача. После полного обследования Мориса доктор пригласил Милли поговорить наедине. Он сказал:
— У Мориса серьезное заболевание, вызванное экстремальным стрессом. Если вы не будете следовать моим рекомендациям, ваш супруг умрет. Пусть каждое утро он просыпается от вашего нежного поцелуя, затем кормите его здоровым завтраком. Старайтесь всегда быть в хорошем расположении духа и следите за его настроением. Готовьте ему только его любимые блюда и позволяйте отдыхать после еды. Не обременяйте его работой по дому и не обсуждайте с ним свои проблемы — это лишь усугубит его стресс. Не спорьте с ним, даже если он вас критикует или смеется над вами. Вечерами делайте ему массаж, чтобы он расслаблялся. Поощряйте просмотры всех спортивных телепередач, даже если вам придется ради этого пропускать свои любимые программы.
И самое важное: после ужина всеми силами ублажайте его, удовлетворяя каждый его малейший каприз. Если вы сможете делать все это каждый день в течение шести месяцев, полагаю, Морис полностью восстановит здоровье.
По пути домой Морис спрашивает Милли:
— Ну, что сказал доктор?
— Он сказал, что ты скоро умрешь.
Почему-то слышать о смертности от Милли намного легче. Шутка тем и смешна, что рассказывает о страшном событии, а страхи при этом развеиваются. Потому и существует так много анекдотов на тему секса и смерти — и то и другое пугает нас до дрожи в коленках.
К счастью, так случилось, что мы знаем множество анекдотов. Однажды мы обнаружили, что юмор — хороший способ прояснить наиболее общие философские идеи, и даже написали об этом книжку. А могут ли шутки пролить свет на философские концепции жизни и смерти, Бытия и Небытия, вечного существования души и вечного осуждения на вечные муки и в то же время смягчить наш страх смерти?
Еще как!
И это хорошо, поскольку нам пора (оба мы недавно достигли отведенных человеку Библией 70 лет) познакомиться со смертью и с тем, что крупные мыслители говорили о ней. Так что нам предстоит хорошенько повеселиться. Мы приоткроем все гробовые крышки, разглядим не только Большую Костлявую, но также ее приквел — Жизнь — и ее сиквел — благоуханный Загробный мир. Мы докопаемся до первопричин.
Начнем с мифотворчества как пути, по которому цивилизованные общества пришли к идее отрицания нашей смертности, особенно с помощью организованной религии. В связи с этим, в частности, затронем теорию Фрейда о том, как мы создали религию — и разрушили ее — ради поддержания нашей иллюзии бессмертия.
Потом доберемся до некоторых философов XIX столетия севера Европы (кстати, почему нет ни одного философа на итальянской Ривьере, который писал бы о смерти?). Познакомимся с меланхоличным датчанином Сёреном Кьеркегором, который считал, что одолеть страх смерти можно единственным путем — пройти через нее. По Кьеркегору, все попытки подавить мысли о смерти контрпродуктивны. Способ соприкоснуться с вечностью — принять страх небытия. Скажи, что это не так, Сёрен!
Затем мы посмотрим, что может сказать о нашем предмете мрачный немецкий философ Артур Шопенгауэр. Он фактически запатентовал понятие Weltschmerz — Мировой Скорби (в вольном переводе: «Мир вызывает у меня тошноту»). Вы можете подумать, что его и от смерти тошнило, однако, не любя Жизнь, к Смерти Шопенгауэр относился с совершенной апатией. Он писал, что «смерть индивида не имеет никакого значения» и поэтому «наша смерть должна быть…нам безразлична».
Безразличие по отношению к смерти?! Этим делу не поможешь, Арти, а стрелка нашего счетчика страха мечется, как сумасшедшая. Тут срочно нужна добрая порция юмора на тему о безразличии к смерти.
Итак, умер Оле, и его жена Лина отправилась
в редакцию местной газеты заказать некролог. Джентльмен за конторкой после выражения соболезнований спросил Лину, что бы она хотела сказать об Оле.
Лина говорит:
— Просто напишите: «Оле умер».
Сбитый с толку мужчина поинтересовался:
— И все? Ведь есть что-то еще, о чем вы хотели бы рассказать. Вы прожили с мужем 50 лет, у вас дети и внуки. Не беспокойтесь об оплате, первые пять слов некролога мы печатаем бесплатно.
— Отлично, — говорит Лина. — Напишите: «Оле умер. Продается лодка».
Обзор философских учений о смерти не будет полным, если мы не нанесем визит экзистенциалистам ХХ в., которые считали небытие непременным дополнением бытия, вроде левого и правого башмака. Остановимся на воззрениях Мартина Хайдеггера и Жан-Поля Сартра, которые бесстрашно попытались взглянуть в глаза смерти. Хайдеггер утверждал, что мы нуждаемся в страхе смерти, чтобы не скатиться в «повседневность», такое состояние, когда мы живы лишь наполовину, пребывая в беспросветной иллюзии. А Сартр предлагал рассматривать альтернативу: единственные существа, лишенные страха смерти, — те, которые уже мертвы. Смотрите на вещи трезво — настаивают эти философы.
Да мы бы рады, только для начала перестать бы трястись от ужаса.
Итак, сделаем короткий перерыв, чтобы отдохнуть от этого тяжкого философствования, и обратимся к общедоступной форме отрицания смерти: попыткам убедить самих себя в том, что мы останемся жить в сердцах тех, кто нас знал. Эта стратегия предполагает некоторую сентиментальность наших любимых, а таковая, как вы понимаете, может быть, а может и не быть.
Старик Сол Блюм умирал в своей постели, когда неожиданно почувствовал доносившийся снизу запах любимого им штруделя. Он собрал последние силы и поднялся с кровати. Опираясь о стену, Сол медленно вышел из спальни и кое-как спустился по лестнице, цепляясь обеими руками за перила. Тяжело дыша, он прислонился к косяку двери, глядя в кухню. Если бы не боль в груди, он бы подумал, что уже в раю.
На бумажных полотенцах на кухонном столе лежали буквально сотни порций его любимой выпечки. Сол улыбнулся; это был последний акт любви его верной жены Софи, позаботившейся о том, чтобы он покинул сей мир счастливым человеком.
Дрожащей рукой он потянулся к штруделю и… неожиданно почувствовал шлепок кухонной лопаткой.
— Не трогай, — сказала Софи, — это на потом.
А теперь обратимся к глубокомысленному ответу теолога ХХ в. Пауля Тиллиха на вопрос: «Когда имеет место вечность?» (оказывается, сейчас). Но «сейчас» постоянно превращается в «тогда». А как насчет сейчас? Хлипкая конструкция.
Тут нужна надежная опора, поэтому обратимся к аргументам древних греков о бессмертии души. Однако прежде хорошо бы понять, что мы имеем в виду, когда говорим «душа», чем она отличается от ума, чем ум и душа отличаются от тела и чем и то, и другое, и третье отличается от нечистой силы. Отправив греков, так сказать, на вечный покой, бросим взгляд на Небеса и другие места обитания после смерти.
Фред и Клайд годами беседовали о том, что будет после жизни. Они договорились, что тот, кто умрет первым, попробует связаться с оставшимся в живых и расскажет, что такое Небеса.
Фред умер первым. Прошел год. Однажды зазвонил телефон, Клайд ответил: это был Фред!
— Неужели это ты, Фред? — спросил он.
— Конечно, Клайд. Это действительно я.
— Как я счастлив тебя слышать! Я уж думал, ты забыл. Рассказывай! Как там?
— Ну, ты не поверишь, Клайд. Великолепно! У нас самые восхитительные овощи с самых сочных лугов, которые ты когда-либо видел. Мы засыпаем каждое утро, потом нас кормят классным завтраком, а все оставшееся утреннее время мы занимаемся любовью. После плотного обеда мы идем в поля и опять занимаемся любовью. Затем наступает время роскошного ужина — и опять любовь вплоть до поры, когда надо идти спать.
— О Боже! — воскликнул Клайд. — Небеса — это просто сказка!
— Небеса? — переспросил Фред. — Я — кролик в Аризоне.