«Букник» продолжает специальный проект «Мы все рабы». Мы предлагаем читателю разговор о свободе в современном мире, и сегодняшний его аспект — свобода ребенка от ожиданий, навязанных разными культурами и традициями воспитания.
Пару лет назад в наш дом попала наконец знаменитая книжка Эми Чуа «Боевой клич матери-тигрицы». Я не знаю, как так получилось, но я даже не слышала про нее раньше, хотя книга к тому моменту уже вызвала вал обсуждений в Америке, России, Израиле и вообще, кажется, везде. Очевидно, моя непросвещенность в этом вопросе могла быть объяснена только полным нежеланием знать, что думают про воспитание детей другие люди.
И, как оказалось, зря. Потому что когда книжка все-таки ко мне попала, я в один присест, не отрываясь, прочла этот, не могу удержаться от плохого каламбура, «триллер воспитания». И тут же попала в то самое поле обсуждения чужих мнений, которого так старалась избегать.
Да и как эта книга могла оставить меня равнодушной, подумайте сами? Ведь там есть все, все, что я люблю!
Во-первых, мультиэтническая семья. Самая обычная китаянка, эмигрант второго поколения, растит своих детей в Бостоне, одном из самых снобских городов Америки, с прицелом на то, чтобы дети ее стали если не гениями, то хотя бы просто всех порвали на британский флаг. Поколения покорных китайских крестьян из глубины веков вложили все свои нереализованные амбиции в эту бедную китайскую маму, и все, что ей оставалось, — это не ударить в грязь лицом перед ушедшей в терракотовую глину армией предков и заставить-таки своих детей взять от Страны мечты все. И тут уже совершенно не важно, какая цена будет уплачена за это «все»: жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы потом. Второго шанса не будет.
Папа тоже прекрасен — «хороший бостонский еврейский мальчик». Семья которого, с одной стороны, уже всем все доказала, но с другой — еще не успела забыть, что значит потом и кровью добывать себе место под неласковым солнцем этого мира. Поэтому папа молча смотрит на эксперименты мамы, никак их прямо не поддерживая, но и не мешая любимым детям заниматься на каникулах по пять часов скрипкой. Ангел, чисто ангел терпения и кротости!
Во-вторых, меня очаровала подача. Автор пишет про свои материнские амбиции достаточно честно, иногда — с большим чувством юмора, иногда — совсем не понимая, что именно она говорит нам, ее внимательным читателям. История о том, как ребенок, получивший серебряную медаль вместо золотой, навеки опозорил свою семью, также навеки вошла в наш семейный фольклор. И теперь, когда мой муж на экзамене по французскому получает 96,5 баллов вместо 100, дети дружно и восторженно кричат ему: «Позор! Позор на наши седины!»
Кроме того, тень грядущей эмиграции падала на все эти сюжеты. Ведь скоро и моим крошкам предстояло стать изгоями на чужбине — и я даже представить себе боялась, какие воспитательные бездны могут разверзнуться по этой причине перед моими еще нерожденными внуками…
Так что через пару дней, наслушавшись моих рассуждений и пересказов, эту книгу прочел мой муж. Вся эта коллизия вызвала большой отклик в моей жидо-мусульманской семье. Муж махал на меня руками и кричал, что если бы не я, он бы тоже, тоже заставил детей учиться по-настоящему. Я возмущалась и приводила в пример гуманистическую школу воспитания, в которой счастье крошек поставлено на первое место (потому что мы, мусульмане, именно так и растим своих детей, это у нас в традиции). Муж горячо не соглашался и уверял меня, что счастье абсолютно недостижимо, пока ты не гений, ну или хотя бы просто не порвал всех на флаг. И вот что если бы не я, то уж он бы научил нашего дисграфика-сына писать прописи правильно. И что только мое мягкосердечие удерживает его от этого разумного шага.
В полный фарс вся эта история превратилась в тот момент, когда (на третий день), наслушавшись наших споров, «Клич» прочитали наши дети.
Сначала ко мне в кухню — ровно в тот момент, когда мой любимый фаршированный карп начал пригорать, — вплыла старшая дочь, и трагически произнесла:
— Мама, я все поняла. Ты всегда меня слишком любила, чтобы дать мне по-настоящему хорошее образование. Ты всегда была на моей стороне в спорах со школой, ты всегда говорила мне, что для тебя важнее, чтобы я выспалась, чем сделала домашку, ты ни разу не ругала меня за отметки… Я понимаю, ты просто не могла (глаза ее предательски увлажнились). Я тебя ни в чем не упрекаю: ты хотела как лучше… Но ты даже не заставляла меня играть на пианино!
Тут слезы бурной рекой потекли по ее нежным, серым от зимнего московского авитаминоза, щекам. И пока я думала, за что хвататься: за карпа или за дочь, — в кухню, с мечом наперевес, ворвался мой десятилетний сын.
— Я все понял!!! — кричал он, размахивая пластиковым джедайским световым мечом. — Я все понял! Вы с папой — тираны! Вы оставили нас с Аней без образования! Мы теперь не сможем поступить в Гарвард и погибнем в офисном рабстве как офисный планктон!!!
Сын излагал так бурно, что я даже не успела задаться вопросом: не слишком ли много слов он знает для десятилетнего мальчика.
Но тут, слава богу, в беседу включился муж.
— Еще не поздно! — торжественно произнес он, обнимая рыдающих крошек и утирая им слезы. — Я могу с завтрашнего дня стать Тигром! Я буду заставлять тебя писать прописи так, как заставлял меня в первом классе папа! (Скупой жест в сторону сына). И требовать от тебя той математики, которой требовали от меня, когда я учился в лучшей московской матшколе! (Утешающий жест в сторону дочери).
— НЕТ!!!! — вдруг дружно заорали дети, немедленно и внезапно забыв про все упреки в мой адрес. — НЕТ!!!! Уже поздно! Надо было начинать раньше! Мы уже не сможем адаптироваться к такому фашизму в собственном доме! Надо было начинать, пока мы были совсем малышами! Вы уже упустили момент, безвозвратно! И мы теперь так и умрем счастливыми необразованными людьми! И все из-за вас! Вы упустили наш шанс!
И вот теперь (уже года два как) в ответ на любую мою попытку поговорить о том, что ученье — свет и надо бы стремиться к нему несколько бодрее, мои дети неизменно начинают рыдать и объяснять мне, что все, все пропало. И менять что-либо поздно. И только сын иногда испуганно смотрит на моего мужа и говорит: «Папа, ну ты же не станешь включать сейчас на меня папу-тигра, правда?»
Правда, сынок. Не будет. Потому что в нашей еврейской семье главное — чтобы мальчик мамочку любил. А учиться хорошо он будет и так, без всяких тигров. И мы, все четверо, отлично это знаем.