«Каждый немец представляет собой ответ на все незаданные вопросы, которые есть в голове у еврея. И наоборот: каждый еврей - ответ на незаданные вопросы, которые есть в голове у немца. Вместе мы образуем некую загадку, которая спрятана в другую загадку, а та вложена в третью... И в конце эта ненависть пополам с любовью исцелит старые раны, которые есть с обeих сторон». Это высказывание израильского прозаика Йорама Канюка я не могу не процитировать, говоря о проекте "Speaking Germany" лондонской художницы Шарон Лифшиц. Эти «вложенные друг в друга загадки» сейчас вдруг напомнили мне и слова Уинстона Черчилля, и причём вовсе не о евреях и немцах: «Россия – это загадка, которая вложена в другую загадку, а та в свою очередь…». Может быть, Черчилль просто описал своими словами матрёшку, которая в свою очередь пришла в Россию из Японии, а туда - из Китая – фигурка Бодхидхармы… который пришёл из Индии.
В общем, высказывание Канюка, с одной стороны напоминающее математическое определение предела последовательности или функции, выражает и надежду на его существование, притом, с положительным знаком – «исцеление», в то же время предельно обскурантистское по своей сути, и если можно было бы взять его эпиграфом к работе Лифшиц (для которой мне трудно найти определение – выставка? Инсталляция? Акция? Наверное, всё вместе), то, скорее, по принципу - «imagine opposite!».
А именно: в 2004-м году, представив свой проект на мюнхенский конкурс и выиграв его, выпускница Лондонской академии искусств Шарон Лифшиц поместила едва ли не во всех немецких газетах вот такое объявление: «Молодая еврейская женщина во время своей поездки в Германию хотела бы поговорить - о чём угодно, с каждым, кто прочтёт это объявление». После этого она получила множество писем и в 2005-м начала свой German-trip, встречаясь с самыми разными людьми (среди которых, однако, не было ни одного ветерана Второй Мировой войны – никто из них не откликнулся) и записывая свои беседы с ними. Они длились иногда час, иногда целых два дня, а иногда вообще не заканчивались, и продолжаются по сей день в виде переписки.
В результате у неё, естественно, получилось огромное количество непридуманных текстов, которыми Шарон в 2005-м году заклеила на какое-то время почти что весь город. Это были плакаты разной величины на столбах, их можно было видеть – их трудно было НЕ видеть - почти по всему городу - среди афиш, среди рекламы в вагонах метро, в подземных переходах, на автобусных остановках и так далее... Признаюсь, что до меня не сразу тогда дошло, что, собственно, происходит. Что рекламируется? Что имеется в виду? Я даже не связал эти плакаты вместе, я не помню уже, какой именно текст меня так заинтересовал, что я подошёл поближе, перечитал и увидел внизу маленькие буквы: speaking-germany.de//, однако, придя домой, я об этом забыл, мало ли видишь в городе рекламы – да, я какое-то время думал, что это реклама, и мне было не важно, чего… На веб-сайт я попал только, когда увидел фрагменты диалогов на стенах нового Еврейского музея, где они пребывают и поныне, являясь, конечно же, малой толикой текстов, которые во время фазы проекта "München in Shorcuts" заполняли, как я уже сказал без преувеличения, весь город. Плакаты настолько хороши были сами по себе, что добавить к ним что-либо было трудно, да и не нужно – лучше всего просто читать их, смотреть фотографии, запечатлевшие Город с Сердцем, как называет себя Мюнхен, город, перемешанный с текстами…
Ответов в этих текстах, как трезво отмечает в послесловии к своей работе Лифшиц, нет, они не для ответов вообще сущестуют, а для выявления тонких моментов национального и межнационалного бытия, и тема эта, наверно, бесконечна…
Но вот что замечаешь, когда читаешь надписи-цитаты из диалогов Лифшиц на фасадах Еврейского музея: фасады-то стеклянные - вплоть до земли, до асфальта, покрывающего самую древнюю площадь Мюнхена. Вокруг и внутри – столики кафе, сидят люди, рядом – маленькая детская площадка, играют дети, всё это на фоне высоких стен Новой Синагоги, выложенных из иерусалимских камней. Пейзаж этот разительно отличается от того, что был - со зданием старой синагоги на Райхенбахштрассе, которое десятилетиями отчётливо напоминало бетонный бункер: возле него днём и ночью стояли машины полиции и стеклянная будочка, как возле посольств, и вооружённые автоматами полицейские ходили там взад и вперёд в любую погоду … И вот здесь ничего подобного нет: стеклянные стены, вообще никакой охраны…
«Кто бы он ни был, тот, кто подверг цензуре мои тексты, что в этом было бы такого плохого – в том, чтобы быть искренним?» - написал некто Рольф в гостевой книге сайта speaking-germany.de . Там можно увидеть множество его раздражённых реплик, причём начинаются они сетованиями о том, что Лифшиц подвергает комменты цензуре и не пропускает критические. Там же виден её ответ с объяснениями: «Гостевая книга» не работала по техническим причинам, но теперь возобновляется, так что, пожалуйста, пишите», - а потом мы замечаем слова Рольфа уже и на новом плакате в городе. Так что акция носила в высшей степени интерактивный характер - со взаимным проникновением виртуальной реальности в городскую среду и vice versa… И, по-моему, это была просто поразительная выставка-раскладка - в чисто художественном аспекте: текст на белых листах бумаги, которые вдруг заполнили собой всё вокруг, превратив город в буквальном смысле в комикс – слова ненадолго оказались возле фигурок людей… А потом в какой-то миг они все исчезли, так что, если бы отдельные из них не отпечатались на стеклянных стенах Еврейского музея (когда на столбах и в метро висели плакаты, его ещё просто не было, он открылся только в прошлом году), можно было бы подумать, что это вообще было наваждение… Поэтому пройдёмся напоследок вокруг музея и немного почитаем оставшиеся диалоги.
Вот наугад один: «Нет, я не знаю, что я из себя представляю… Хотя мой отец не был нацистом, они его даже пытали, хотя он не был евреем, но они думали, что он еврей…» «Почему? - Он был слишком умным, слишком успешным… Для немцев». - «И они думали, что он еврей, потому что он был слишком успешным?» - «Да… Люди думали, что он еврей…» - «А он им не был?» - «Нет, нет, нет… Не был, никакого отношения не имел… Но они так думали, потому что он был тёмный, кожа лица, волосы, всё было тёмным, тёмным, тёмным… Он был немного похож на цыгана… Потом, когда разобрались, что он не еврей, они его выпустили».
Фото Шарон Лифшиц
