Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Искусство как апология, мученичество и возмездие
Максим Эйдис  •  8 ноября 2010 года
Как создавать врага

24 октября проект "Эшколот" при поддержке Фонда "AVI CHAI" организовал встречу с Борисом Хаймовичем, доктором искусствоведения Еврейского университета в Иерусалиме. Он начал свою лекцию «Искусство как апология, мученичество и возмездие» с парадоксального заявления: что такое искусство, он определить не возьмется, ну а еврейского искусства точно не существует.

Ведь, по логике, еврейское искусство — искусство народа под названием «евреи», а народ этот слишком разнообразен, слишком широко географически расселен по территории земного шара и существует так давно, что о едином еврейском искусстве, по мнению лектора, говорить не приходится. Однако есть различные, как выразился Борис Хаймович, «памятники», которые, безусловно, принадлежат к еврейской культуре. Мозаики, фрески, станковая живопись, книжная миниатюра... Борис Хаймович заранее предупредил, что разговор поведет именно о них, а специфика лекции состоит в том, что он рассмотрит диалог двух типов памятников: христианских и еврейских. Диалог, который существовал всегда, хотя зачастую был не очевидным, а скрытым и даже не всегда осознанным.

Апологетика

Апологетика уже сама по себе подразумевает диалог. Ведь она возникает из необходимости доказать преимущество своего Бога, своей культуры, своей религии перед остальными. Особенное значение апологетика приобретает, когда идет процесс становления новой формы культуры, религии или социума, которые должны доказать свое преимущество, первенство или право на преемственность перед другими. Для того чтобы определить наглядно, что есть апологетика, Борис Хаймович продемонстрировал две картинки (слайд 1) и объяснил, что на обеих иллюстрациях изображен бог Гелиос. Хотя на самом деле это не один персонаж, а два. Один из них относится к этапу становления христианства, другой — к этапу становления иудаизма (в той форме, в которой он дошел до нас — более или менее). Оба изображения были созданы в одну и ту же эпоху, с разницей, может быть, лет в пятьдесят. Слева — изображение Иисуса в виде Гелиоса на куполе гробницы римского епископа Юлиана I. Справа — центральная фигура в синагоге Тверии на берегу Галилейского моря (мозаика конца III — начала IV века). Именно там была написана значительная часть иерусалимского Талмуда. Оба персонажа выражают своего Бога через уже существующий язык (язык эпохи эллинизма). Но здесь наблюдается и удивительная, парадоксальная вещь: только в ту временную эпоху стремление двух религий обосновать первенство своего Бога над языческими, римскими богами, привело носителей этих религий к использованию одного и того же образного языка.

Другой мотив, который характеризует понятие апологетики, — чудо. Бог способен сотворить чудеса, которые превосходят все чудеса языческих богов. Например, на слайде 2 слева — сцена из росписей христианской катакомбы в Риме. Пророк Даниил во рву со львами, которые не могут ему навредить, поскольку он - под защитой Бога. Справа — роспись синагоги Дура-Европос (III век, Сирия). На ней пророк Илия берет мертвого ребенка из рук вдовы и оживляет его. Над пророком - изображение руки, аллегория божественной протекции, которая как раз и характеризует апологетику. Люди, приходившие в синагогу, оставили рядом с росписью нацарапанные надписи: «Мы были здесь и видели», «Наш Бог самый великий» и т.д., что свидетельствует, по мнению лектора, о большой убедительности изображений в синагоге Дура-Европос.

В этой же синагоге появляется еще один иконографический свод, связанный с вполне конкретными событиями. Евреи жили в Сирии среди других народов — это не была территория Земли Израиля, где они находились у себя дома, да и к III веку родины как таковой у них больше не было. Поэтому изображения в синагоге Дура-Европос, с одной стороны, демонстрировали связь между евреями и Богом, с другой — то, что этот Бог велик и способен победить врагов. На слайде 3 слева можно увидеть очень важную для понимания обсуждаемых на лекции тем сценку. Она относится к празднику Пурим, к чудесному избавлению евреев от той угрозы, которая нависла над ними когда-то в Вавилоне. Поверженный Аман изображен здесь в виде раба, он ведет под уздцы лошадь, а на ней сидит победитель-Мордехай, облаченный в богатые персидские одежды.

Мученичество и возмездие

Примерно в то же время в христианской традиции развивается новое течение, берущее начало в мидрашах. Это тема мученичества, тема невинно убиенных. До развитого Средневековья мучеников не изображали со всеми их мучениями, они появляются в, так сказать, приглядном виде. Например, на мозаике конца VI века (слайд 4) из той церкви в Риме, где хранятся цепи апостола Петра и где римские солдаты подвергли его тем же пыткам, что и Иисуса. Парадокс в том, что эта церковь выстроена с несколькими криптами на разных уровнях, и в самую первую крипту римляне («христианско-озадаченные», как выразился Хаймович) перевезли останки восьми мучеников из Израиля: матери и семерых ее сыновей, погибших мученической смертью во времена Антиоха Епифана (II в. до н.э.) Во Второй Маккавейской книге приводится история о некоей женщине и ее семи сыновьях, которых греки пытались заставить есть рядом с идолом свинину, но женщина отказалась и запретила своим сыновьям, за что все они были казнены. Эти мученики были признаны христианской церковью в числе первых. И вот как раз тут происходит разделение двух традиций. Если взять любой словарь, связанный с иудаикой, в нем не удастся найти статьи «мученичество». У евреев попросту нет такого термина, потому что смерть, которую принимает человек в таких случаях, называется «смертью ради прославления имени Бога».

В основе же христианского термина «мученичество» лежит, конечно, мученическая смерть Иисуса. Иисус своей смертью засвидетельствовал право своей жертвой искупить грехи остальных. Все последующие мученики христианства уподоблялись Иисусу на кресте, а культ мученичества стал чем-то вроде народной религии. Тема мученичества, начиная с раннего Средневековья и заканчивая довольно поздним временем, была в христианском искусстве главной. В церквях южно-европейских стран (например, Греции) первые приделы посвящены мученикам. А в еврейских памятниках тема мученичества отсутствует. Есть апологетика, основанная на величии Бога. Есть апологетика, связанная с победой Бога над врагами. А сцен мученичества нет.

Поскольку первый христианский мученик Св. Стефан был забит камнями в Иерусалиме, у христианской церкви появляется возможность направить — или перенаправить — острие возмездия на вполне конкретных людей — тех, кто подверг мучениям Св. Стефана, а значит, и самого Иисуса. На слайде 7 (слева) отчетливо видно лицо человека, который радуется происходящему и чья национальная принадлежность не оставляет никаких сомнений. Справа — два персонажа, очевидно, все той же национальности, тем более, что две шапки, в которых они изображены, традиционны для евреев в германских рукописях. Вот они враги, мучители! (слайд 8, справа.) И для христиан было уже неважно, что первые христианские мученики были евреями.

Со временем в христианском искусстве мотив борьбы между двумя живущими рядом группами людей все сильнее связывается с темой мученичества. Появляются новые мученики, жертвы евреев (слайд 9, справа). В костеле польского города Сандомира можно увидеть злобных евреев, выпускающих кровь из христианского младенца. На знаменитой гравюре из Нюрнбергской хроники конца XV века (слайд 9, слева) - история «трентского младенца», который стал христианским мучеником и святым. К XVII-XVIII вв. уже каждый регион имел своего мученика, а если его не было, его придумывали. Мучители же не менялись. Миф о выпускании крови из «трентского младенца» связан со все той же идеей: любой мученик гибнет смертью, схожей со смертью Иисуса, который, как все помнят, был пронзен копьем. Парадокс заключается в том, что те мученики, которых мы видим на росписях в древних церквях, в основном были евреями. И в то же время в новых сценах истязаний именно евреи становятся мучителями, убивающими невинных. Наконец, появляются сцены народного гнева и возмездия над мучителями-евреями. Здесь (10, справа) можно увидеть процессы в Нюрнберге (XII в.), где были выкопаны огромные ямы, в которые согнали все еврейское население и сожгли. Но это уже не мученики – мы видим акт возмездия. Парадоксально, но в дальнейшем появляется множество книг дидактического свойства, и в них описаны мучения, которым, вроде бы, должны были бы подвергаться мученики, но теперь им подвергаются мучители. Евреи.

А что же происходит в это время с другой стороны, с еврейской? Каждая новая эпоха приносила евреям новые напасти. Например, знаменитая бубонная чума, в результате которой вымерло две трети населения Европы. Евреи, разумеется, вымирали так же, как и все остальные, но в легендах христиан евреи были теми, кто разносил чуму. Поэтому мало того, что евреи умирали от чумы, — происходило избиение евреев во всех местах, где чума появлялась. В Средние века в еврейских памятниках избиения отражаются лишь метафорически, никаких сцен мучений в них нет. Но как раз в эту эпоху у евреев появляется огромное количество письменных источников, которые называются Memorbucher – "памятные книги". По сути, это мартирологи, перечни убитых. Огромные списки, на тысячи человек, которые были казнены разными способами.

Впрочем, появлялись и аллегорические изображения: например, в знаменитом Вормсском махзоре (слайд 12). Вормс — город в Германии, где половина общины была перебита, а половина изгнана. Те, что спаслись и вернулись в город, создали огромный иллюстрированный махзор. На этой странице - поэтический текст «К лани», метафора преследуемой дичи, пришедшая из Псалмов. Мы видим охотничий гон, во главе которого — дьявольский охотник с черными лапами. Сцена гона становится аллегорией преследований, и во многих текстах, которые читаются на Песах, есть иллюстрации с изображением этого гона.

Встречаются и другие способы отражения того ужаса, который переживали евреи. Но нигде нет прямого упоминания, например, тех же событий в Вормсе. Зато появляются иллюстрации к библейскому тексту или агаде и упоминание того, как фараон бросал в реку еврейских первенцев (слайд 14). Персонажи таких иллюстраций всегда осовременены и косвенно отражают гонения уже не в библейские времена.

Наряду с такими иллюстрациями появляются и другие, где изображены сцены возмездия, нарисованные художниками с большим чувством. Эти образы привязаны не к современности, а к древней истории еврейского народа, — например, десять казней, насылаемые Богом на фараона (слайд 17). Но в еврейском сознании и в творениях художников возмездие не в руках человека, оно исходит лишь от Бога. Особой любовью мастеров начинают пользоваться события, связанные с праздником Пурим. Для травмированного постоянными гонениями сознания сцена с Аманом, ведущим под уздцы коня Мордехая, уже не так актуальна. Куда важнее, что Аман и его сыновья в итоге повешены. Именно сцена повешения приобретает широкую популярность в еврейских рукописях (слайд 18). Кроме того, появляются и еврейские воинственные герои — Иуда Маккавей и Юдифь, также олицетворяющие возмездие, причем изображения Юдифи встречаются в разных текстах , даже в благословлении на пищу (слайды 21, 22).

Как правило, сцены в еврейских памятниках, — непосредственная реакция на события, современные иллюстратору. Многочисленные махзоры и сиддуры с изображениями повешенных сыновей Амана относятся примерно к одной эпохе — т.е. являются прямой реакцией на избиения и изгнания евреев во время Крестовых походов. Появление тех же сцен в рукописях из Испании — реакция на изгнание евреев из Испании. Во время казацких войн, т.н. «хмельнитчины», когда было вырезано две трети еврейского населения Восточной Европы, те же темы мученичества и возмездия появляются в росписях синагог и в некоторых рисунках. Когда лет через пятьдесят после погромов там начинается возрождение, постоянным сюжетом становится хищник, уносящий в зубах какое-то мелкое животное (слайды 23, 24). И одновременно с этим появляются изображения грифонов или других животных, поражающих хищников, — аллегория акта божественного возмездия. (слайд 24, слева внизу).

Аллегорический смысл некоторых изображений проще понять, потому что за ними стоят тексты: так, изображение аиста (на иврите «хасида»), который пронзает змея, означает праведника, поражающего врага. Интересно, что те же мотивы отчасти реализовались и в ХХ веке. Так, в Мегилат Эстер художника Шика из Лодзи, созданном в 1942 году, мы видим все те же мотивы: повешенные сыновья Амана (слайд 26) и Аман, ведущий под уздцы коня с Мордехаем. Вот только Аман здесь — нацист, в униформе и со всей атрибутикой.

В заключение Борис Хаймович подвел итог своим изысканиям и выдвинутым гипотезам, еще раз обратив внимание публики на то, что идея мученичества не актуальна для еврейского сознания. Есть представление о смерти ради "освящения имени Бога", которая связана с чаемым божественным отмщением и возмездием врагам и идет от идеи божественной справедливости, в то время как христианский культ мучеников связан с другими категориями – спасение, искупление – соотносимыми с мученической смертью Избавителя.