Кинематический театр «Шарманка» — проект Эдуарда Берсудского, скульптора-механика из Петербурга. В 90-х годах, когда в России выставлять свои работы Берсудскому стало не по карману, его приютила Шотландия, там театр прижился на целых двадцать лет и стал сокровищем города Глазго. Несмотря на то, что вывозить эти большие механизмы очень сложно, «Шарманка» побывала в Швейцарии, Бельгии, Дании, Испании, Германии и уже не раз — в Израиле.

Все началось в питерской коммуналке: Эдуард Берсудский вырезал свою первую деревянную скульптуру, приделал к ней моторчик и — она ожила. С тех пор пошло-поехало: движущиеся объекты из ржавых пружин, колес, кусков мебели.

Попадая на спектакль движущейся скульптуры «Шарманка», словно открываешь музыкальную шкатулку. Представление дают десять замысловатых механизмов, каждый состоит из сотен частей чего-то очень старого, резных деревянных фигурок и даже черепов животных. Фигурки совершают хореографические трюки под музыку и световые спецэффекты, отбрасывая диковинные тени, рассказывая печальные и смешные истории о людях, о жизни и смерти.

Общая картина напоминает работы не то Босха, не то Брейгеля: каждый персонаж движим своим механизмом и в то же время совершенно неподвижен. Фигур так много, что за всеми не уследишь, но если приглядеться, то можно увидеть героев басней Крылова, а то и булгаковскую Маргариту на метле. А еще здесь можно встретить летающего под музыку Брайана Ирвайна огромного быка с горящими глазами — это самый большой экспонат. Автор не растолковывает зрителю, что к чему, он говорит, что идеи приходят к нему откуда-то свыше, а он лишь воплощает их. Детям здесь ничуть не страшно и очень интересно: они воспринимают «Шарманку» как волшебную сказку.

В зале — полная темнота, зрители ждут, какая конструкция оживет первой. Просыпается шарманщик и начинает крутить ручку от швейной машинки и петь щемящую «Разлуку» — народную песню о тоске по родине и по любимой. (Исполняет друг Берсудского Борис Аксельрод, высланный из России в 70-е годы.)

Когда шарманщик затихает, шевелиться начинает другой кинемат, посвященный пони Вилли, который жил по соседству с Эдуардом и его женой Татьяной в Шотландии. На спине у Вилли колокольня из швейных машинок «Зингер» и колоколов, раздобытых на яффском блошином рынке.

Бывает, вдохновляют автора и его ушедшие друзья. Например, Тиму Стэду посвящен кинемат «Мастер и Маргарита», а в «Древе жизни» есть статуэтка Бориса Аксельрода с портретом Баха в руках.

В течение многих лет источником материалов для Эдуарда был рынок Баррас, который находится в нескольких минутах ходьбы от его мастерской в Глазго. Кинемат «Старьевщик» — дань торговцам Барраса, повелителям рухляди и старья.

Берсудский явно неравнодушен к русской истории: в «Восточном экспрессе», посвященном революции и Гражданской войне, смерть с козьим черепом вместо головы едет на дрезине. А воинственный «Крестоносец» выступает под «Полюшко-поле» и подписан так: «Как соблазнительно маршировать с толпой, быть частью целого — не важно, где, с кем и под какими именами».

Берсудский находит применение каждому чайному ситечку, не упускает ни старинную яблокорезку, ни самовар. В ход идут дуршлаги, стеклянные шары, цепи, валдайские колокольчики, мясорубки, молоточки, трубы, барабаны, сеялки, колеса, механизмы часов, пропеллеры. И зритель неизменно удивляется, как сделанные из всего этого хлама куклы могут казаться такими загадочными, а порой даже более убедительными, чем живые актеры.