В воскресенье, 19-го октября, в Москву с лекцией приезжал известный американский архитектор Даниэль Либескинд. Это было уже второе его посещение российской столицы. Два года назад он читал лекцию на выставке «АрхМосква». На этот раз лекция была организована в рамках архитектурного же фестиваля «Зодчество» (представлял Даниэля Либескинда Центр современной архитектуры при поддержке компании Rheinzink).

Как и в прошлый раз, архитектор знакомил слушателей со своими последними проектами, которых поднакопилось за два года. Он рассказывал о своем ощущении пространства и его «хореографии», пояснял, каким образом каждая из его причудливых конструкций четко отвечает тем задачам, которые ставятся перед ним заказчиком и самим местом проектирования. Архитектор старательно акцентировал внимание слушателей на том, что его цель - спровоцировать людей изменить свои бытовые привычки, приводя в пример то склоняющийся, будто цветок, небоскреб в Милане, который должен привлечь горожан в новый жилой и деловой район; то криволинейные высотки для Южной Кореи, задающие новый стиль жизни местным обитателям; то корпус имени Фредерика Гамильтона для Денверского музея искусства, заставляющий кураторов по-новому представлять экспонаты. Букник воспользовался возможностью и подошел к архитектору с вопросом об особенностях архитектуры современных еврейских музеев, которых на его счету уже три: здание в Берлине, интерьер в Копенгагене и открывшийся летом реконструированный корпус в Сан-Франциско.

«Я бы сказал, что все три мои работы очень разные, - ответил Либескинд. – Каждое здание передает свою эмоцию, рассказывает свою историю: в Сан-Франциско это чествование еврейской культуры в США, в Берлине – музей страха, а копенгагенский интерьер посвящен теме спасения. Я автор и многих других музеев, и каждый из них я воспринимаю как инструмент, способствующий общению определенного тематического сообщества с миром».

Действительно, если посмотреть на другие работы архитектурной звезды, понимаешь, что если те три, которые нас волновали, и кажутся похожими,то скорее это вопрос авторского стиля, который архитектурные критики определяют как деконструктивизм. Тем не менее, нельзя отрицать, что именно благодаря работе Либескинда в Берлине понятие «еврейского музея» стало известно в мире. То есть они существовали и до него - посвященные истории отдельных мест, связанные с археологическими изысканиями и мемориальные (по данным ресурса jewishmuseum.info их на сегодняшний около 90 по всему миру). Но ни один из них не прозвучал так, как зигзагообразное, очень агрессивное по своей форме, с пугающими внутренними узкими пространствами здание в немецкой столице.

Тут наблюдается интересная смена идеологии – еврейский музей, раньше создававшийся при синагоге или в каком-нибудь историческом здании, как бы мимикрировавший в зоне обитания, вдруг превратился в событие, перестал прятаться. С момента его открытия в 2001 году в мире появилось еще как минимум семь новых любопытных с архитектурной точки зрения зданий еврейских музеев, до этого можно выделить два – в Хьюстоне и Кейптауне. Первый открылся в 1996 году в местном музейном квартале и посвящен истории Холокоста. Он открылся в 1996 году в местном музейном квартале и посвящен истории Холокоста. Тогда к бывшему зданию больницы 1960-х годов архитектор Марк Мьюкейси (Mark Mucasey) пристроил корпус, состоящий из стеклянной входной группы, треугольного каменного «холма», как бы приподнимающегося из земли, и водруженного на него большого черного цилиндра, символизирующего немецкие печи. Пожалуй, его интерьер - с драматической сменой освещенных и темных залов и экспонатами, спускающимися на стальных тросах с черного потолка, - можно назвать провозвестником агрессивной архитектуры либескиндовской постройки, для которой главное - не продемонстрировать конкретный предмет или исторический документ, а заставить посетителя чувствовать. Недаром архитектор говорил с нами об эмоции и коммуникации. В каждом таком здании внешняя оболочка предопределяет интерьер и способ подачи информации, тогда как в общемировой музейной традиции архитектура должна предоставлять кураторам экспозиций максимальную свободу, как это сделано в Tate Modern или институте современного искусства в Бостоне.

Следующим появился Южноафриканский еврейский музей в Кейптауне Михаэля Хакнера. На первый взгляд, его архитектура не провокативна и не символична – чистый модернизм. Действительно, какие уж тут символы рядом со старинной синагогой. Впрочем, для архитектурного контекста этого города и модернизма с лихвой хватает, чтобы обратить на себя внимание. Кстати, стоит отметить, что вот эта тенденция к объявлению о собственном рождении архитектурным языком - постмодернистским, деконструктивным и любым другим, - в действительности никак не открывает здания городу. Ни один из авторов построенных за последние десятилетия музея соответствующей тематики не попытался сделать основным отделочным материалом стекло, ни один не создал зон естественного перетекания с улицы в выставочное пространство.

Конечно, идея музея как темной коробки, в которую свет попадает лишь с крыши, была и до этого, но тут каждое строение – своеобразная крепость, будь то «всклокоченное» здание в Берлине с тонкими окнами-щелями, будь то кейптаунская каменная шкатулка с тонкой светящейся лентой стекла, выглядывающей из-за каменного «щита». Или вот есть мемориал холокоста в Будапеште с большими остекленными плоскостями, но все они обращены во внутренний дворик. А снаружи видны лишь стены камня, который то выложен горизонтально, то вдруг в пандан либескиндовской деконструкции направляется по неожиданным наклонным векторам, сбивая стройность восприятия и нагнетая тревогу; пара стен и вовсе наклоняется в сторону прохожего, словно кладка готова вот-вот обрушиться.

Поспокойнее в этом плане музеи в Вестфалии и Мюнхене, 2001-го и 2003 годов постройки, соответственно (Германия вместе с США лидируют как строители еврейских музеев в этом десятилетии). В первом архитекторы из фирмы Dorstener Kurscheid даже «позволили» один стеклянный угол. А вот в мюнхенском музее от Wandel Hoefer Lorch Architects остеклен весь первый этаж, правда черным стеклом. Тут возведен целый комплекс, в который входит еще и новая синагога – из нижнего каменного объема выступает красивый золотистый стеклянный куб и общественный центр, со стороны выглядящий как обычное офисное здание.

Любопытно, что авторы проектов почти не используют традиционной символики, такой, с которой у любого человека в мире ассоциируется еврейская культура. Все это спрятано внутри; максимум, что появляется снаружи - это звезда Давида в логотипе. Но вот характер интровертной культуры, народа, долго жившего в гетто, есть. От каменистости появляется ощущение, что архитекторы, невзирая на традиции того города, в котором они строят, всегда заражены идеей суровости и сдержанности. Так они идентифицируют еврейский народ в мире.

Тут не исключение даже Еврейский детский музей, появившийся в 2005 году в Бруклине, отделанный современными навесными панелями, но, тем не менее, по задорности сильно проигрывающий соседнему Бруклинскому детскому музею. Удивительно, что иерусалимский Yad Vashem архитектора Моше Сафди, наследующий в какой-то мере агрессивному стилю Либескинда, с его вспарыванием пространства больше, чем все остальные, встроен в окружение и, во всяком случае, не противостоит ему. Хотя внутри все те же самые узкие ущелья коридоров и кружение зрителя среди пугающих экспонатов. Зато существует и позитивный аккорд – терраса, с которой открывается панорама на вечный город. Построенный в 2005 году, он словно намекает, что есть шанс, - дальше традиция изменится в сторону еще большой открытости.

Потому что, если посмотреть на те проекты еврейских музеев, которые планируют возвести после 2010 года, – то они более открыты. Это и светящаяся голубая коробочка с затейливым вырезом варшавского Музея истории польских евреев от финских архитекторов Lahdelma a Mahlamaki, и новая стеклянная этажерка Национального музея американской еврейской истории архитектора Польшека. Впрочем, есть и проекты, продолжающие предыдущую традицию, например, Кельнский проект или странноватый и вызывающий многочисленные дебаты, но точно закрытый по характеру, музей толерантности, спроектированный Фрэнком Гери для Иерусалима.

Еще о чувствах и музеях:

Европа. Евреи. Музеи

О tврейских музеях мира читайте на сайте Jewish Ideas daily