«Холодок бежит за ворот...»

(Из советской песни)

"Хоррор! Хоррор! Хоррор!" - хотелось вскричать, проходя по выставочной анфиладе парижского музея Орсэ. Там, в этом «вокзале без путей», с марта по июнь открыта «философско-культурологическая» экспозиция «Преступление и наказание».

Название выбрал для выставки Робер Бадинтер - крупный юрист, политик, литератор, министр юстиции в годы правления Франсуа Миттерана. Бадинтер прославился как борец за отмену смертной казни во Франции (где высшую меру отменили 30 сентября 1981 года) и во всем мире.

Робер Бадинтер родился в Париже 30 марта 1928 года в еврейской семье. В годы оккупации его родители, выходцы из России, были арестованы лионским гестапо. В 1943-м его отец погиб в концлагере Собибор.

В 1946 году Робер Бадинтер поступил в Сорбонну, где изучал одновременно право и словесность. Защитив диплом на обоих факультетах, он получил государственную стипендию для продолжения учебы в Колумбийском университете (США), который и окончил в 1949 году со степенью магистра искусств. В 1952-м Робер женился на Элизабет - дочери медиа-магната Марселя Блейштейна, в свое время получившего в Сопротивлении подпольную кличку Бланше.

Семейка получилась колоритная. Блейштейн-Бланше - основатель крупнейшей медиа-группы «Публицис». Он, в частности, впервые использовал радио для рекламы. Его дочь Элизабет Бадинтер — известная писательница-феминистка, частенько будоражит умы, затрагивая табуированные темы: например, ставит под сомнение главенствующую роль материнского инстинкта в психологии женщины. Ну а ее супруг Робер Бадинтер - «литератор в законе»: все его произведения так или иначе связаны с юриспруденцией и законодательством, включая пьесу «Зек № ЗЗ: Оскар Уайлд или несправедливость», поставленную в 1995 году в Парижском Театре на Холме (Théâtre de la Colline). В числе его трудов - написанное вместе с Элизабет Бадинтер исследование «Кондорсе, или Интеллектуал в политике» (1988). В 1989-м, в 200-ю годовщину Французской революции, выходит труд Бадинтера «Свободные и равные. Эмансипация евреев, 1789—1791»; в 1997-м появляется «Обыкновенный антисемитизм». И, конечно, прогремела книга Робера Бадинтера «Отмена смертной казни» (Robert Badinter, Abolition, Fayard, 2000). Этот труд, опубликованный по-русски, представляет собой синтез документального повествования и психологической драмы, отчасти напоминая солженицынского «Теленка».

Партнером Робера Бадинера в организации выставки стал Жан Клер (Jean Clair, род. 20 октября 1940 г. в Париже). В 1965 году Жан Клер был назначен Главным куратором музеев Франции. Этот известнейший искусствовед, долгие годы возглавлявший Музей Пикассо, был избран во Французскую академию в 2008 году. Жан Клер - известный полемист. Будучи историком современного искусства, он, тем не менее, к его безусловным адептам не относится. Его критический подход и «умеренное иконоборчество» весьма раздражает некоторых жрецов актуального искусства во Франции.

Разумеется, и проекты этого «генерала искусств» банальностью не грешат. Жану Клеру принадлежат концепции весьма оригинальных экспозиций «Душа и тело» (1993) и «Меланхолия» (2006). Такова же и нынешняя его «волнительная задумка», совместная с Робером Бадинтером, — она посвящена преступлению в искусстве, с XVIII века до Первой мировой.

На выставке «Преступление и наказание», где предъявлены 450 экспонатов, есть главная героиня. Это не «Прогулка заключенных» Ван Гога и не убиенный Марат Давида. Это... гильотина. Красуется в центре экспозиции, в черной вдовьей вуали...

Между туристской улицей Сент-Андрэ-дез-Ар и гремящим бульваром Сен-Жермен втиснут проулок, куда нечасто заглядывают туристы. Этот заповедный проход между зданиями времен Людовика ХIII называется «Двором Рогана». Здесь в доме № 8 помещалась редакция газеты «Друг народа», которую издавал Марат. И в том же Дворе Рогана, в доме № 9 (вблизи от жилища семейства Дантонов), жил добрый доктор Гийотен. Именно в этом доме доктор впервые испытал на баранах свое «гуманное» изобретение. Оно, по мнению Гильотена, было подлинно революционным, ибо «не приносило осужденному на казнь ничего кроме ощущения на шее свежего ветерка». Детище Жозефа Игнаса Гийотена в народе называли «вдовушкой», а «гигиеническое» отсечение головы - «женитьбой на вдове». Сегодня, спасибо Бадинтеру и Миттерану, эта «революционная (во всех смыслах) новинка» — всего лишь артефакт.

«Боль, мука, смерть - вот что вызывает у людей подлинный интерес!» - эта негодующая фраза, обвиняющая публику в садизме, поставлена в заголовок интервью Робера Бадинтера газете «Монд» накануне открытия выставки,.

Негодовать или восхищаться? Такой вопрос возникает уже в начале экспозиции – при взгляде на аллегорию Прюдона «Злодейство карает Божия десница». А уж в следующих залах – настоящий кровавый град: тысячи отрубленных голов – во имя «Свободы, Равенства и Братства».

«Мы все — преступники. Только одни решаются действовать, а другие, так называемые “честные люди”, так и остаются кружить по тесной клетке устоявшихся понятий», – писал Сименон.

Что и говорить, преступление и наказание - одна из магистральных тем в живописи последних трех столетий. И в залах Орсэ, переходя от картины к картине, мало-помалу даешь этой жути себя затянуть,будто смотришь фильм ужасов. У Гойи - публичное удушение гарротой. У Жерико - зарисовки отрубленных голов. «Эдип» Гюстава Моро с мрачной пышностью трактует тему отцеубийства. А какая ужасающая «Задушенная женщина» у Сезанна, этого спокойного эстета-созерцателя! Далее, у Дега - скульптура балетной «крыски», 14-летней лолиты с лицом убийцы-маньячки...

«Электрический стул» Уорхолла...

«Убийца» Магритта...

И здесь же совершенно гениальный рисунок Виктора Гюго, реющая в тумане отрубленная голова - удивительный, страшный, чудовищный образ! Робер Бадинтер считает себя верным последователем Гюго, непримиримого борца за отмену смертной казни. Стоит напомнить, что коротенькая повесть Гюго «Последний день осужденного на казнь», одно из самых страшных его творений, нанесла смертной казни первый удар... «Отмена смертной казни должна быть безупречной, простой и окончательной» - это желание Виктора Гюго, сформулированное им еще в 1848 году, осуществилось через 133 года благодаря Роберу Бадинтеру.

Странное ощущение возникает в зале, отведенном Шарлотте Корде и Марату. Там как бы борются две идеологии. На одних полотнах прекрасная девушка, убивающая тирана (картины роялистов). На других - поверженный «народный избранник», похожий на античного героя. Тут невольно возникает отнюдь не искусствоведческий вопрос: как же все-таки нам относиться к Марату? Кто он - мученик или палач? Его можно было бы сравнить, например, с Дзержинским: в своей газете «Друг народа» Марат непрерывно призывал убивать всех противников революции, и его страшные призывы столь же страшно влияли на толпу. Интересно, что Давид на своей картине не показывает Шарлотту Корде. Его задачей было добиться сострадания к Марату.

Тема наказания — в незабываемой картине «Каин, или Гитлер в аду» - аллегория немца Георга Гроса (1944). Гитлер - гигант, что возвышается над горами трупов; слева - мертвый Авель...
А судьи кто? Стоит посетить эту выставку из-за одних гениальных «Судейских чиновников» Домье. Эти зарисовки стражей порядка - страшное, абсолютно марксистское по духу обличение буржуазного правосудия.

Но шедеврами живописи устроители не ограничились. На стендах мерзопакостные газетные фотографии преступников, садистов, апашей, то бишь шпаны; отсняты лица «типичных» преступников, согласно модной в XIX и в начале XX века теории Ломброзо; есть даже коллекции гипсовых слепков и восковых муляжей отрубленных голов.

От выставки остается двойственное ощущение - тут налицо не одно лишь осуждение казни. Через величайшие шедевры, от Делакруа до сюрреалистов, выставка «Преступление и наказание» говорит, как это ни страшно, об эстетике насилия, преступления - об упоении высшей карой. Причиной тому могла стать Французская революция, которая, сделав суды публичными, напоила кровью тогдашние СМИ. С тех пор криминальная хроника и стала источником вдохновения для художников. С тех самых пор Жерико, Магритт, Блейк, Моро - все эти мастера в своих творениях так или иначе стремились показать зверя, дремлющего, а порой и бодрствующего в человеке.

Вот отчего «Преступление и наказание», как, впрочем, и любая тематическая выставка, прямого отношения к искусству не имеет. Она предназначена для широкой публики, то есть для обывателя - ценитель живописи скорее пойдет смотреть Тициана. Да, она обличает садизм - но одновременно, как ни парадоксально, она же садизм и поощряет, играя на кровожадности толпы, приглашенной на казнь. Осознают ли это кураторы? Как ни грустно, да. Кому как не Жану Клеру понимать, что такая экспозиция весьма далека от чистого искусства. Она, увы, скорее имеет отношение к торговле жестокостью, показу душевного уродства - сродни показу ярмарочных монстров. Но что позволено законнику, не позволено знатоку искусств.

Еще о наказаниях и преступлениях:
Смертная казнь

Моральная казнь

Египетская казнь