Или – «Born in the USSR - маде (sic!) in France». Подобное графическое кокетство задает определенный тон экспозиции 25 русских художников, открывшейся 22 апреля в выставочном павильоне «Блан-Манто» (Blancs Manteaux).
Крыши Блан-Манто
..По базару Блан-Манто
Ходят дамы комильфо
Разодетые в манто,
В стильных с перьями шапо -
Но под шляпами, увы,
Не хватает головы...
Перевод К. Сапгир.
Как это ни парадоксально, именно здесь, в мрачноватом квартале Марэ, сегодня разместились самые интересные парижские галереи, выставляются самые революционные художники, и смотрятся они на фоне старых камней очень органично.
Оскар Рабин
Выставка «Born in the USSR — маде in France», развернувшаяся в этом историческом месте, – это своего рода перекличка художников трех поколений иммигрантов, пришельцев из России. Все ее участники родились в экс-СССР, в ХХ веке, примерно треть эмигрировала из СССР в 1970-80-е годы. Но некоторые родились там всего два-три десятилетия назад, эмигрировали недавно, и об «империи зла» и «царстве светлого прошлого» знают, к счастью, лишь понаслышке. Эти «новые русские парижане» относятся не столько к какому-либо художественному направлению, сколько к единому движению. Примером такого «движения» могла бы служить «Лианозовская школа», объединившая самых разных художников, круг близких по духу людей, которых сплотило одно - стремление создавать искусство вне официоза. И движение это вело их «к другим берегам», в мир без границ. Оттого, возможно, и вся экспозиция «Born in the USSR...» смотрится своего рода Ноевым ковчегом.
Екатерина Зубченко
Напротив радужных решеток «пост-лучиста» Олега Яковлева - радужные полотна Вильяма Бруя, написанные в память об ушедших друзьях, Вагриче Бахчаняне и Алексее Хвостенко. Их портреты-тени проступают сквозь медитативные переливы, напоминающие тибетский вышитый шелк.
Юрий Купер
Элегантные акварели Юрия Купера (предоставленные парижской галереей «Алеф») перекликаются с изысканными карандашными «ню» Виктора Кульбака. В центре выставочного пространства - изящные скульптурные композиции недавно скончавшейся Алены Кульбак; vis-à-vis - белоснежные ажурные конструкции Игоря Шелковского, грандиозные керамические «Головы богинь» Олега Бурова...
Виктор Кульбак
Здесь же, разумеется, и «молодая поросль», прорастающая в культурной диаспоре в последние десятилетия. В первую очередь — сам зачинатель идеи нынешней выставки, «фигуративный символист» Владимир Кара, показывающий работы, прибывшие из Тель-Авива, где он выставлял их в марте. Радостны и непринужденны абстракции Маши Пойндер. А геометрические композиции Фаины Кремерман с их чистотой и лаконизмом форм заставляют вспоминать Мондриана и Ротко.
Ротонда, венчающая выставочный зал, – своего рода силовой эпицентр экспозиции. Помещенный там изумительный «Розовый диптих» Михаила Рогинского (скончавшегося в Париже четыре года назад) соседствует с полотнами Оскара Рабина. Судьба Рабина, этого старейшины цеха парижских мастеров из России, столь же показательна, сколь и парадоксальна. И, чтобы не повторять хрестоматийные факты биографии этого знаменитого российского изгнанника, вспомним сцену из романа Солженицына «В круге первом». Помните? В шарашке – тюрьме для «умных рабов» – зэки устраивают пародийный «суд над Князем Игорем». Подсудимого как «изменника родины и половецкого наймита» «прокурор» приговаривает к высшей мере наказания — изгнанию из пределов СССР. Естественно, подобная «высшая мера» в то время вызывала громовой хохот, ведь тогда о подобной «казни» нельзя было и мечтать.
Олег Буров
У Рабина именно такой гражданской казнью закончилась средняя из трех его жизней. Первая жизнь - советская, под недреманным оком, протекающая в нищем бараке. Жизнь вторая - антисоветская, то есть культурное сопротивление, с его апофеозом - бульдозерной выставкой, она-то и закончилась выдворением из страны. И третья — посмертная, так сказать, жизнь: Париж, мировое признание, триумф последних лет, запоздалая любовь постперестроечного начальства... Только всему этому художник знает цену; невзирая на говорливые масс-медиа, монографии, ярмарочный (то бишь коммерческий) успех, на лице Рабина - неизменно ироническая улыбка, а на его полотнах - все тот же неизбывный трагический сарказм.
...Железный занавес проржавел и сдан на металлолом истории. Но, как есть всеобщая судьба у народов, так есть и общая творческая судьба. И творческая и жизненная судьба выставленных в «Блан-Манто» художников, как молодых, так и признанных во Франции уже в зрелом возрасте, - не слепой шанс и не выигрыш в лотерею. Не на волне «холодной войны» и моды на «перестройку» попали они в книгу истории.
&&Как сказал на открытии крупный французский специалист по российскому авангарду Жан-Клод Маркаде, «творческая судьба этих людей - результат честной, бескомпромиссной борьбы за право на самовыражение вне официоза, без одобрения начальства - во имя свободы, творческой и человеческой».
Оттого «Born in the USSR - маде in France» выглядит подлинным парадом победителей. Здесь – выигравшие, мастера, зачастую мирового масштаба.
Борис Шапко
И, прогуливаясь по двусветному залу великолепного выставочного пространства в сердце Марэ, разглядывая картины, скульптуры, вспоминаешь слова просветителя и философа, возводившего художественный космополитизм в ранг эстетики, — Бенжамена Констана: «Чувствовать красоту повсюду, где она находится – это не отсутствие разборчивости, а наличие прозорливости».
Еще – о наличии прозорливости:
Прозорливо собирать красоту
Прозорливо выставлять красоту
Прозорливо продавать красоту
