Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Этносфера Олега Целкова
Кира Сапгир  •  14 апреля 2008 года

С 2 по 6 апреля в парке Тюильри по соседству с видавшими виды садовыми статуями в глаза бросался матерчатый вигвам белого цвета. Там развернулся 12-й по счету «Салон Искусства & Дизайна» - отголосок FIAC-а (Международной ярмарки современного искусства), много лет подряд, кстати, также проходившей в палаточном городке на набережной Бранли (там, где сейчас Музей коренных народов).

В брезентовом шапито развернулась своего рода ретроспективная демонстрация краткой истории модернизма и современного дизайна, которую предъявляли здесь 85 самых успешных международных галерей.

Вообще, салон выгодно отличается от ярмарки. На стендах павильона в Тюильри работы Пикассо, Дали, Дикса, Кокошки, Полякова, Уорхолла смотрелись приятно-буржуазно в окружении дизайнерского экстрима: люстр Филиппа Старка, ювелирных курьезов Ж. Альбини, «качающихся» этажерок Стефани Трам и прочих.


Пестрая река посетителей неизменно образовывала небольшой затор около стенда известной парижской галереи «Минотавр».

Галерея расположена в центре художественного квартала французской столицы, подле древнего Сен-Жерменского аббатства. «Минотавр» - гордое имя знакового журнала сюрреалистов, помещавшегося в доме №2 по ул. Изящных искусств (2, rue des Beaux Arts).

Хозяин галереи - парижский израильтянин Бенуа Шапиро коллекционирует исключительно художников русского происхождения. Среди них те, кто принадлежит к так называемой парижской школе 50-60-х годов XX века: Пуни, Ланской, Шаршун, Поляков.

Другое увлечение Шапиро - русские эмигранты «третьей волны». По выспреннему, но весьма точному высказыванию самого галерейщика, «у этих художников, при всей их непохожести, налицо потрясающая общность: они показывают изгнание, в его величии и трагизме».

В марте прошлого года «Минотавр» организовал сразу две экспозиции: «Второй авангард: 1950 — 1970» и «Москва — Париж: 1960 — 2000», где были представлены более 150 работ звезд российского нонконформизма. В их числе - Оскар Рабин, Владимир Вейсберг, Дмитрий Краснопевцев, Владимир Янкилевский, Эдуард Штейнберг, Анатолий Зверев, Владимир Немухин, Михаил Шемякин, Михаил Рогинский, Илья Кабаков, Михаил Гробман. Часть парижской экспозиции Б. Шапиро показал на прошлогоднем московском салоне «Арт-Манеж».

А нынче одновременно в Тюильри и галерее «Минотавр» открылись две персональные экспозиции Олега Целкова. На обоих выставочных пространствах представлены два десятка лучших работ этого крупного современного художника из России, живущего в Париже с 1977 года.

Олег Николаевич Целков родился в 1934 г. в Подмосковье. Окончил Московскую среднюю художественную школу. Затем учился в нескольких театрально-художественных вузах, откуда его неизменно изгоняли - «за формализм», а на самом деле, за непохожесть, общую «несозвучность» официозу.
- Олег, в 1960 году ты создал собственного героя. Как ты его увидел?
О.Ц.: - Я написал тогда как бы портрет, но не отдельно взятого субъекта, а портрет всеобщий, вселенский - всех вместе в одном облике. Не лицо, а личину, лик, притом до ужаса знакомый...

Этот угаданный лик отныне не покидает универсума Целкова. С ним навсегда его герои - «невиданное доселе племя»... Безволосые, гладкие головки, сидящие на мощных шеях, с узенькими лбами, массивными челюстями, редкими гнилыми зубами. Сверлящий взгляд, запрятанный в глазницы, как в бойницы; глаза даже не зверя, а гигантского насекомого, возможно, кафкианского. И сегодня, в который раз переживая восхищенную неприязнь, всматриваешься в фантасмагорически-гротескный мир, населенный пришельцами-близнецами, странными созданиями Олега Целкова - мощного художника редкого типа. Он модернист с индивидуальной мифологией и своей этносферой...
О.Ц.: - Я тоже пришелец, посторонний. И так я себя чувствовал всегда. Это чувство пришло ко мне, возможно, из глубин тысячелетий: ведь я еврей (по матери), а евреи - кочевники, номады, пересекающие бесконечное пространство, мир, который для них чужой. И в такой этносфере пребывал всегда. Еще до всякой эмиграции я ощущал свою отчужденность - от бога, от людей... А своих персонажей я отчасти отождествляю с барельефами Вавилона, величественными истуканами Египта...

...Однако поверхностному наблюдателю персонажи Целкова могут напомнить, скорее, отряд аэростатов либо мощных пупсов, в жутком контрасте с их веселенькими цветами целлулоидных детских игрушек.

- Откуда лезут в твой мир эти хари, Олег? Из басаврючьего гоголевского окошка? Из адовой зощенковской коммуналки?

О.Ц.: - Похоже. Только Гоголю было проще, чем мне - он любил людей. И Зощенко мучился от любви к человеку. А я человека не люблю. Как и он меня...

- Но ведь искусство твое признано во всем мире?!

О.Ц.: - Признано, конечно. Но ведь знаешь, в искусстве, как и в сюжетах моих картин, царствуют коллективистские законы. Мои персонажи - порождение социума. Странный такой гибрид - изгои-победители. Такой даст лопатой по рылу - и все! И их инстинктивно боятся.

- Боятся силы?

О.Ц.: Не силы, а чего-то другого. Помню, гулял я как-то в Ленинграде в начале весны вдоль Невы с писателем Виктором Голявкиным. Лед уже тает. А люди все равно цепочкой пересекают реку, по этому рыхлому льду.
- Почему они здесь все равно идут, как ты считаешь? - спросил меня Витя Голявкин. - Думаешь, потому, что храбрые? Нет, просто у них нет ни малейшего воображения! Ну, теперь ясно?

фото с сайта http://www.loeilneuf.org
- Олег, многие считают твой персонаж-наваждение «хомо советикусом». Но «хомо советикус» - в прошлом. Это ведь был советский работяга, мосластый, с длинными костями, с выдающимися скулами, узкобедрый. Ну, вспомни скульптуру Мухиной, «Рабочего с колхозницей»... Ты же оказался провидцем: предрек пришествие нового человека. У них не нос, а носик, червеобразный придаток. Овальные плечи, округлые бедра, жирноватый лобик. В новом времени эти «другие» наступают, как конница кочевников на горизонте. Какие же черты соединяешь ты, изображая на своих полотнах этих живших, живущих и будущих жителей земли?

О.Ц.: - Слово-то какое! «При-шест-ви-е!» Прямиком из Библии!» Дело в том, что я волею судеб первым изо всех художников создал лицо, в котором нет идеализации. Лицо, в котором нет ничего от лица Бога. И с тех пор всю свою жизнь я думаю над загадкой этого лица - и не нахожу ответа.