— Если ты сейчас же, вот в эту же секунду, не заберешь от меня доску, я спалю ее в печке!

Так началось вчерашнее рабочее утро.

— Давай-давай, враз повешу твою красавицу-внучку себе у изголовья! — попытался парировать я, быстро спрятав внучку в сумку с глаз долой.
— Да вешай хоть над унитазом! — победила старая рукодельница.
— И повешу!
— Чтоб у тебя всегда были такие внучки! — профессионально добила лежачего бывшая полицейская Шошана. Роза, если по-русски.

Это называется словом «кризис». Отставная полицейская Шош ест мне плешь ртом своей внучки уже давно. Кризис начался, когда Шошана поняла, что вырубленная девица больше не похорошеет. Вот какая есть. С зубами и с красными губами. Можно, конечно, еще пополировать нос шкуркой.
Но что вышло, то вышло. Лучше выглядеть она от этого никак не станет.

И вот уже примерно с месяц никак невозможно находиться в мастерской рядом с Шошаной.

И мне приходится добывать положительную энергию гораздо бо́льшими физическими усилиями, нежели обычно.

Подобная история была несколько лет назад с Шуламит в Ришон ле-Ционе. Я тогда рубанул сгоряча по деревянной сиське, Шула охнула и обиделась на меня на пару месяцев. Пока сиська не заполировалась и все снова стало хорошо.

Но кофе вчера Шошана мне принесла. Через полчаса после инцидента. Хотя это был уже не тот кофе. Демонстративный был такой стакан. Перед уходом Шошана была мною объята до слабых криков протеста: «Хватит, хватит», — и поздравлена с еврейским Новым годом.

Ну не получилось у внучки улыбки Моны Лизы. Я же не художник какой. Не Леонардо же. Ведь правду говорят, что кто умеет что-то делать, то он это и делает, а кто не умеет — тот идет преподавать. Вчера вечером внучка заняла место в книжном шкафу между жестяной коробкой «Беломора» и Гитлером, которого изваял когда-то Пинхас Хабер.

Мне вообще с внучками не слишком везет.

Как-то уже давно, забыл в каком году, у меня был ученик Леша.
Вообще по израильскому паспорту его звали Эли, но на левой руке было четко записано: «Л-Е-Ш-А». Однажды он встретил меня в коридоре и показал фотку девицы в обнимку с юношей:
— Как думаешь, смогу вырезать портрет внучки? Типа парня РАСЧЛЕНЯЕМ, а внучку оставляем? М-м-м?!
Я тогда смалодушничал и парня мы с Лешей расчленили.
Но не задалось у Леши с самого начала и развязка драмы приближалась. И когда портрет уже был готов, Леша вынес приговор: «НЕ-ПО-ХО-ЖЕ».
— Леша, — захныкал я, — ну не умею, ведь я всего-навсего простой учитель резьбы по дереву, практически столяр. В школе учился на тройки, вертелся на занятиях, а урок, на котором объясняли, как делать деревянных внучек, вообще прогулял!
— Хорошо, — сказал Леша, — понимаю.

На его жену я не пошел. И Леша мне сказал тогда буквально все, что про меня думал.

Короче, больше никаких внучек. Будем резать только животных, всевозможных птиц и голых женщин.
Что я в школе проходил.