Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Все животные равны
5 августа 2015 года
Чистое счастье — коммунальный ад — вечный голод — бесконечное закармливание — сексуальная вольница — хажеская тюрьма — и так далее, и так далее: рассказы о пионерских (да и послепионерских) лагерях обычно звучат так, будто принадлежат не просто разным людям, а существам из разных миров. «Букник» попросил своих друзей и читателей рассказать самые запоминающиеся «лагерные» истории, которые приключились с ними, — и опять получилось так, будто мы говорили с существами из разных миров.

***
На линейке кто-то шепнул, что умер Цой, стали передавать по цепочке. Один мальчик упал в обморок и директор лагеря на руках унес его в медпункт. До конца смены радист крутил перед отбоем «Завтра в восемь утра начнется игра, Завтра солнце встанет в восемь утра».

Irene Pylypenko

//

***
Сначала я жуть как мучился и не понимал, зачем мои классные родители сдали меня в концлагерь «Зорька», где все по свистку и под барабан, да еще и с довольно конкретной дедовщиной. А потом случилось Щасте — меня укусил ишак Яшка из живого уголка (я его кормил горящим сигаретным бычком, а дурное животное так их любило, что от радости чуть не отхватило мне пол-ладони))). И я открыл для себя Изолятор. Вот это была житуха, прям не жисть, а малина — никаких дебильных подъемов, линеек, строевой подготовки и скандирования «Полетим на Альтаир и построим новый мир!» — все плохие мальчишки собрались в изоляторе. Грели в чае градусники, курили в окно и травили анекдоты. Короче, в следующий раз я сразу в изолятор пошел. Ну, родители как узнали, что я вторую смену в изоляторе безвылазно пасусь (и заодно курить научился), — тут уж они сдались. И больше никаких гадских пионэров в моей жизни не случалось.

Хихус Джа

***
Взрослый мальчик из третьего класса сказал мне: «Ты чо, первый раз? Ну, ты, главное, огурцы не ешь». Выяснилось, что кормили тут в основном кашей с огурцами. Если не есть огурцы, тебя сначала несколько раз ругали, а потом начинали заменять огурец яблоком, чтобы ты, не дай бог, за смену не похудел. Огурцы ели только отличницы, причем одни — из-за того, что не могли перенести недовольство взрослых собой, а другие — из-за того, что «надо — значит, надо».

Аркадий Р.


***
А помнит ли кто-нибудь презабавную игру под названием «комический футбол»? Время — конец 70-х, середина 80-х, если что. Это когда девочки переодевались в мальчиков и, соответственно, мальчики в девочек — и устраивали футбольный матч. Мальчикам, помню, ради такого дела не жалели даже парадных нарядов, а уж красили, особенно в старших отрядах, когда какая-никакая косметика у каждой девочки была! Красили и наряжали, понятно, девочки в обмен на их мальчиковую одежку, причем обряжались быстро и тут же кидались наводить лоск на обменявшихся с ними одеждой мальчиков. Такое выяснение отношений, типа «Ручеек». Призом, как сейчас помню, был невероятно огромный сдобный каравай, который делили между выигравшими командами. И очень хорошо помню, как мама расстроилась, увидев, во что превратилось мое новое, сшитое из дефицитнейшего крепдешина белое в зеленый листочек платье после футбольного матча.

Ксения Устюжанинова

***
Когда-то я работала вожатой на отряде 14-летних, однажды отловили парочку, ушедших в самоволку за сигаретами. Курево изъяли и заперли их в подсобку (с окнами), чтобы понять, что делать дальше — родители, директор и т. п. Так эти дятлы нашли там швабру и пытались ее скурить.

Asy Patrysheva

***
Был один раз только. Пионервожатые квасили все время, дети разбирались со всем сами. И нормально разбирались. Анархии почему-то не было. Меня от всего тошнило из-за глубокой ненависти к коллективу. Я заболел ложной (нервной) корью. Положили в изолятор. Там был парень, который рисовал комиксы про ужасы. Я подключился. Помню лишь мертвеца в рваной простыне, который произносит заклинание: «ПООТ!» — и только от этого слова разверзались могилы.

Feodor Swarovskiy

***
Линейка пионерского лагеря «Орленок» (это во Владикавказе) проводилась на заасфальтированном возвышении. Каждое утро и каждый вечер туда топали пионеры, стар и млад. Боковые откосы этого «плато» были довольно крутыми. Не знаю, кто первый додумался, но малышня, а за ними и дети постарше повадились таскать из столовой куски сливочного масла. Порции на завтрак были внушительными, асфальтовую горку смазывали чистым сливочным маслом так, что с нее можно было съезжать на попе, как с ледяной. Продвинутые пионервожатые окрестили ее «Масличной горой». Начальник лагеря, добрейший Василий Иванович Шатохин, распекал нас на утренней линейке, но все было зря. А еще там цвели необыкновенной красоты огромные чайные розы.

Zalina Khokhoeva

***
Впервые я попала в пионерский лагерь в восемь лет. Накануне мама отвела меня в парикмахерскую — «Чародейка» на Арбате, очень крутая по тем временам, — и мне сделали короткую стрижку «под Мирей Матье» или что-то вроде. В общем, девочки в моем отряде ничего про Мирей Матье не знали и поэтому дружно завизжали, когда я вошла в палату, и начали кидаться одеждой. Я сначала не поняла, что произошло, а потом оказалось, что они решили, что я мальчик. И не верили мне до последнего. До последнего моего аргумента, который я предъявила, сняв шорты… В общем, мне в том лагере не понравилось, и я еще долго не ездила никуда.

Алина Фаркаш

***
В начале девяностых я одну смену провела в детском лагере. Он находился в сосновом бору, неподалеку — большой и чистый пруд с песочным пляжем. Приятное место. Особенно оно славилось строгостью своего директора. Однажды поварихи украли с кухни несколько кило масла и пару десятков яиц. Преступление было раскрыто директором, а расхитительницы — выставлены у позорного стола, куда выложили вареные яйца, краденое масло кубиками и хлеб. Композицию дополнял написанный красной гуашью плакат: «Дети! Здесь лежит то, что у вас украли. Кушайте на здоровье». Несколько яиц кто-то из обворованных детей съел, а вот масло так и осталось нетронутым.

Katerina Mazur

***
Каждый день спускали и поднимали флаг. Понятно, что на струну вешали то трусы, то полотенце, то презерватив. Я был в очках, поэтому меня назначили дежурить возле спущенного флага после отбоя. Я написал краской прямо на флаге: «Все животные равны!» К счастью, была Перестройка, и меня просто выгнали.

martirolog

***
Однажды меня отправили в детский лагерь санаторного типа. Кроме меня в деревянном бараке у моря жили еще 25 девочек из малообеспеченных семей и детских домов. И четыре мальчика за занавесочкой. Все — с Западной Украины. Украинский язык, включая мат и жаргон, я выучила дня за два. Помню, как нас на ночь и на тихий час запирали снаружи на большой амбарный замок. В качестве туалета оставляли алюминиевое ведро. В бараке текла крыша и во время дождей некоторые спали, укрывшись тазиками. А еще за одну ночь куда-то пропали все казенные стаканы, и мы пили компот из майонезных баночек. До сих пор со мной запах горячих лечебных грязей, после которых до вечера нельзя купаться, чтобы не исчезла магия вонючей горячей жижи. И кассета Сенчуковой, единственная на все 30 дней. Кстати тогда, в 12 лет, мне это все даже нравилось. Кроме грязей и ЛФК.

Anna Lyovina

***
Лагерь «Бригантина» расположен был замечательно: с одной стороны — непроходимое болото, с другой — военный городок, с третьей — военный аэродром, с четвертой — танкодром. Гильзы от «калаша» были валютой, «Зарница» с обязательной демонстрацией ядерного взрыва (бензин, тряпки, фанера, взрывпакеты разные) и перестрелкой холостыми на футбольном поле была кульминацией сезона. Офицеры же, руководившие выполнявшими действо солдатами, были героями и былинными кумирами, пока я случайно не услышал от них про вожатую Надю (которая была дивно хороша) классическое мужское «ябывдул». Помню, я дико расстроился, поскольку не может же воин советской армии, герой, «если-завтра-война-если-завтра-в-поход», так себя вести. Но позже прошло.

Gamid Kostoev

***
Мальчиков приводили в одних трусах к девочкам в палату за то, что они шумели в тихий час. И заставляли отжиматься в таком виде. Чтобы сразу, значит, и дисциплина, и половое воспитание детей.

Masha Tramvay Zhe

***
Назначенный воспитателем мальчиков 11-12 лет, я услышал от мамы и бабушки одного из них: «Вы его бейте, пожалуйста!» — «Как можно, мамаша?! Это непедагогично!» — «Нет, вы потом поймете…» Понял на следующий день.

Oleg Badakhov

***
История была в еврейском лагере для девочек. Мой старший друг и дальний родственник говорил, что поедет туда вожатым и меня прельщала мысль иметь своего личного вожатого. Только он не предупредил меня, что он будет вожатым в лагере для мальчиков, а я оказалась в лагере для девочек — на противоположном конце Подмосковья. Это был первый подобный опыт, наши вожатые были из Америки и Израиля, самой старшей из них было двадцать. Мне — двенадцать. Они не говорили по-русски и не понимали нас, мы не понимали их. Запланированные мероприятия срывались одно за другим. В лагере было бесконечно скучно. И тогда кто-то придумал игру: надо было быстро-быстро поприседать тридцать раз, потом сразу же прислониться спиной к стене, а другой человек прикладывает к твоей шее скрученное полотенце и душит. И тогда ты, вроде как, то ли отключаешься, то ли нет. В общем, наступает почти наркотическое состояние, в котором интересно находится и интересно наблюдать со стороны — девочки бегали на четвереньках, лаяли по-собачьи, пели песни и вообще. Весь лагерь ходил с шеями в красную крапинку от лопнувших сосудов. Кроме меня: я всегда была слишком осторожной и не решалась. Зато ко мне стояла очередь на удушение — у меня была легкая рука и высокий рост, поэтому я придушивала, в отличие от других, очень быстро и безболезненно. Даже следов не оставалось.

Алина Фаркаш

***
А почему никто не пишет, как мазали пастой?! Мазали же! Вот я лично, девочка-припевочка-отличница-передовица, возглавляла ночной летучий отряд с тюбиком в руках! В последнюю ночь в геленджикском пансионате были намазаны пастой не менее 10 мальчиков из двух классов, а самое прикольное было в том, что ходили мы всемером, но никто, кроме меня, не мазал, а еще в том, что туда-то мы шли на цыпочках, а если вдруг какой шорох — слоновьим табуном бежали назад, и все ГРОХОТАЛО!!! Но никто не проснулся, хотя попыток было шесть или семь.

Светлана Бодрунова

***
Отряд 5–6-летних был сильно разбавлен четырехлетками — детьми сотрудников лагеря. Но правила для всех, так что и эта мелочь участвовала в смотре строя и песни. Там надо маршировать, поворачиваться красиво и даже что-то кричать. Вышли все нарядные на площадку, идут ровно, стоят по стойке смирно, и тут кто-то глазастый увидел на асфальте муравьев дорожку. И все. Нет отряда и строя — все рассыпались муравьев ловить.

Asy Patrysheva

***
В 80-е меня отправили в лагерь вместе со старшей сестрой. Так я, одиннадцати лет, попала в первый отряд, к 13–15-летним прошаренным дылдам. У нас музыкальная семья — и мы с сестрой Танькой обе хорошо пели, учились в музыкалке, а у меня тогда еще совсем не было груди, но зато был мощное, тренированное контральто. Эти два последних обстоятельства и определили мою судьбу на конкурсе инсценированной военной песни. Мы инсценировали «Люди мира, на минуту встаньте…», и сюжет состоял в следующем: тихо играет одна только ритм-секция. Я, несчастный окровавленный гуашью ребенок в одних шортиках, лежу на руках у закованной в цепи заключенной и, умирая, издаю тихий стон: «Мама…» Меня никто не слышит. Тогда я кричу громче и со слезой: «Мама!» — и рыжий эсэсовец (Ленка, 15 лет, кровь с молоком) гавкает на меня: «Штамм, руссиш швайн!» И наконец я отчаянно ору во всю глотку: «Ма-а-ма-а-а-а!» — и меня расстреливают. И вступает баян и хор с трагической песней.
Все бы ничего. Но баянист перед столь ответственным делом выпил стаканчик и все забыл. Мы разложились, сделали страдальческие лица, поднялся занавес и… баян бодро заиграл вступление. Хор недоуменно запел. Я лежу. И тут меня старшие «заключенные» начинают толкать в бок: «Давай, мол, мамкай!» Издаю изначально заявленный стон. Никто не слышит. Кричу погромче. Никто не слышит. Ору во всю свою поставленную басовитую глотку. Ору раз, другой, третий: «Мама, ма-ма, ма-а-а-а-а-а-ма-а-а-а-а!» — и руками призывно машу в сторону «эсэсовца». Меня слышат все, кроме эсэсовки Ленки, впавшей внезапно в ступор и недоуменно уставившейся в зал. А зал давится хохотом. Хор уже просто лежит в корчах, смазывая неприличнейшим ржачем драматический текст. Сестра Танька рыдает в кулису и грозит мне кулаком. Слава богу, прибежала вожатая, пихнула Ленку и злобно зарычала: «Да расстреляй ты уже эту иерихонскую трубу, она ж не заткнется!» Меня тут же расстреляли, я с облегчением сыграла собственную смерть, грохнувшись на ноги товаркам и вызвав визг с тихими ругательствами. В конкурсе нас дисквалифицировали. Но я была героем отряда дня три.

Svetlana Hlebnikova

***
Пионерский лагерь был чем-то вроде бесконечного конкурса красоты. Я в жизни столько не красилась, сколько в то лето между пятым и шестым классом.

Т. Р.

***
У нас семнадцатилетней пионервожатой дали первый отряд. Красивая до ужаса. Копна длинных ярко-рыжих вьющихся волос, рост под 180 и пирсинг в языке. Сделанный катетером по пьяни. Мы прятались у нее на балконе, чтобы покурить, а она хохотала и рассказывала истории про себя и своих друзей. Закончила, кстати, философский. Сейчас, вроде, преподавателем работает. Еще она познакомила меня с творчеством Бодлера. Его «Поэмой гашиша». Помню, как меня впечатлила часть про «удивительную способность трубки курить вас». А на следующий день я впервые поцеловалась.

Aleksandra Mashianova

***
Директор нашего пионерлагеря «Дельфин» был педофилом. Характер его тактильных притязаний не оставлял простора для сомнений. Каким-то своим внутренним детским чутьем я тогда поняла, что оглашение этой прискорбной информации вряд ли повредит гаду, скорее, будут проблемы у меня и моих родителей. Пришлось решать проблему самостоятельно, с дипломатией, совершенно не характерной для меня во взрослом возрасте.

Екатерина Канович

***
На родительский день родители купили нам еды, и мы тайно ели ее в тихий час, а потом были наказаны за это, потому что нас сдали свои же.

Masha Tramvay Zhe

***
Меня отправили в лагерь под Киевом, он был переполнен, и для нескольких детей, меня в том числе, мест в отрядах не хватило. Нас поселили на даче директора лагеря, которая находилась на другой стороне озера, отдельно от всех. Было нас таких лишних человек 10, от 9 лет и до 16. Для нас не существовало никакого лагерного режима, на линейку мы не ходили. Мы рыбачили в озере, нам удавалось поймать и крупную рыбу — карпов и лещей. Мы ее потом держали в директорской ванне. Мы гуляли по лесу в сопровождении нашего вожатого, играли в пионербол. Старшие девочки ухаживали за младшими, и жили мы очень дружно.

Sonia Kotlarsky

***
Непосредственно перед отбоем в столовой можно было получить ароматный кусок ржаного, почти сладкого хлеба и стакан горячего молока. Никогда не любила ни то, ни другое — до поездки в лагерь. Не подумайте, нас кормили достаточно, но уж очень скучно. А эти два гастрономических изыска — самое душевное впечатление от лагеря на протяжении всех 30 лет.

Lisa Cherkasova

***
Меня отправили в лагерь на берегу Азовского моря. Оказалось, что все в отряде старше меня на год. Этот факт ужасно угнетал, и я с первого дня стала врать, что тоже перехожу в четвертый, что ли, класс. Внешне вполне годилась им в сверстники — была даже выше некоторых. Пионеры догадывалась и всю смену ежедневно меня экзаменовали всякими вопросами из программы третьего класса. Так появилась первая седина.

Oxana Yaltychenko

***
В конце 80-х, после первого курса театрального, работали в педотряде в пионерском лагере, принадлежавшем строительному тресту. Дети у нас были из самых простых семей, присутствовали и так называемые «трудные подростки», поначалу хотевшие организовать кампанию по неповиновению, но передумавшие, оценив, как с новым составом вожатых и воспитателей интересно. Чтобы завоевать сердца детей, не избалованных вниманием и информацией, всего-то нужно было рассказать хорошую историю. У нас «в работу» шел весь материал, усвоенный на первом курсе, например, популярностью пользовались вольные пересказы Шекспира: «У одного парня отравили отца». Девочкам нравился сюжет «Сна в летнюю ночь».

Natalia Siverina

***
Отпустили детей свободно гулять на опушке, наказав: «Собирайте землянику», — а сами завалились в теплую душистую траву. Мы — пионервожатые этого отряда, у нас любовь, и все пионеры отряда знают про это, особенно девочки-пионерки переживают. А мы лежим в этой душистой траве, и члены пионерского отряда приносят нам найденные ягодки земляники, нанизанные на остья полевых трав, в виде «ожерелий». Лучшая земляника в моей жизни — губами, с этой травинки. И тут склоняется ко мне одна из них, пионерка-ангел, и шепчет: «А скажи наоборот: “Улыбок тебе, дед Макар”».

Dim Sin

***
В зимнем лагере нас по утрам заставляли зарядку делать. На улице. Загоняли в пустой уличный бассейн (зима же), вожатый сверху как надзиратель ходил и командовал. И не вылезти, и не смыться. А на улице мороз… А курток не дают надевать…

Asy Patrysheva

***
Постпионерский лагерь. Отец привез мне модные теннисные тапочки из Польши, все усыпанные розовой крошкой из блесток. Перед дискотекой все девочки отряда соскребали понемногу и красили блестками глаза, посыпали одежду, волосы.

Natalia Gorelik

***
В палатах после отбоя происходило — наряду с классическими страшилками «чер-р-рная простыня иде-е-ет по городу…» — неслабое эротическое томление. Но поскольку секс в Cоветском Cоюзе был изрядно табуирован и, как следствие, советского подростка ему учила улица (и сильно позже), эротическое томление сублимировалось в малоприличную раблезианскую клоунаду. Был там некий Пряхин, прирожденный шут, но великовозрастный, каким-то образом обманувший систему — и попавший в предпоследний по возрасту отряд, будучи года на два его бойцов старше. Он каждый вечер был на арене после отбоя, и малолетки смотрели шоу, затаив дыхание. Как-то раз, встав на кровати в очень картинную позу в чем мать родила, Пряхин собрал внимание и с чувством продекламировал:
— Стоит статýя… в лучах заката… а вместо х…я… торчит лопата!
Палата огласилась восторженными криками, и воспламененный артист, подумав, сымпровизировал:
— Стоит статýя… совсем без х…я!!
На последнем слоге вошла вожатая Надя, и, сонно сощурившись на пряхинское естество, устало произнесла:
— Старо, Пряхин, старо… что-нить посвежее?

Gamid Kostoev

***
Единственный раз в лагере, относительно недалеко от дома. Было невыносимо скучно и тоскливо. Подружка-одноклассница не выдержала и сбежала домой (километра 3–4 всего). Поймали и вернули обратно.
Потом на нервной почве у меня поднялась температура. Пошла в лазарет, и меня тут же положили. Причем у вожатого я не отпрашивалась, и из лазарета ему обо мне также не сообщили. Как узнал — пришел орать на меня.
В итоге родители забрали меня из этого филиала ада.

Natalia Yurshina

***
Одна девочка написала родителям: «Заберите меня отсюда», — а ее письмо прочитали, заставили разорвать на линейке и съесть.

Masha Tramvay Zhe

***
Помню, как порвались единственные кеды и детдомовский мальчик починил их за мой полдник. Мне его рекомендовали как хорошего специалиста ребята из соседнего отряда.

Lada Bogdanova

***
Надо написать обо всяких магических практиках. Не рассказы про черную руку, а натурально вот занятия. Это называлось «поднимать». И это было реально безумно круто. Один человек ложился на кровать, пятеро вставали вокруг: один в головах, по два с каждого боку. Произносилось заклинание, под человека подсовывались пальцы (по два пальца каждой руки), и после заклинания мы легко могли поднять на пальцах человека выше своих голов. Человек не прогибался, не падал, а ощущения у того, которого поднимают, весьма специфические (по своему опыту говорю). Какой-то мини-гипноз, что ли. Пробовали без заклинания, ничего не получалось. Однажды девочку чуть не уронили с высоты полутора метров, когда кто-то в соседней комнате громко засмеялся. Очень интересный опыт, коллективный транс прямо. Все верили!

Svetlana Bodrunova

***
Можно что угодно говорить, но там бывало самое острое счастье. Просто так, ни от чего.

Evgenia

***
«Кошмар на улице Вязов». Первый раз я его посмотрел в конце 80-х, кажется. В «Салюте». Oh my, это было жаркое лето. Я влюбился в вожатую первого отряда, Аня, так ее звали, шатенка в легком платье c открытыми плечами. Я был задротом в красном галстуке, ходил в кружок авиамоделирования и читал в библиотеке Жюля Верна. Даже посмотреть на нее боялся. Думаю, она всех нас просто презирала. Так это было: ее Кен привез прямо туда видеодвойку, чем окончательно и сразил ее наповал. Дело было душной ночью, мы вышли из корпуса, подошли к ее окнам, посмотреть видео хотелось всем. Я заглянул туда и просто не смог оторваться, на экране творился сущий ужас, черно-красный свитер метался из стороны в сторону, летала стальная рука, меня парализовало, магия кино в действии. А этот модный Кен уже завалил мою принцессу на кровать и залез языком ей в рот. Кошмар творился в той комнате, на экране, в жизни и в моей голове. И я упал с бортика, прямо в ад.

Iva Imogo

***
Ездила несколько лет под Анапу, была всегда председателем совета отряда, как самая старшая в отряде малолеток (ездила с младшим братом, так что в отряде были вместе). Потом была вожатой от инъяза, отряд 1–2 класс, дети нас обожали, все остались на вторую смену с нами, из сильных воспоминаний — как мы с подругой-вожатой проспали, еле встали и увидели, как наши восьмилетки сами строем с песней идут на линейку. После этого мы всегда подходили уже сразу к завтраку. Кстати, в раннешкольном возрасте дети очень любят всякие такие командные строи, общие походы, тайные организации и пр., это еще Макаренко заметил, и это норма в возрастной психологии.

Olga Petrova

***
Я провела «в лагерях» все свое детство — каждый год, с шести до пятнадцати лет, мои родители работали там все лето. Самое сильное, что всегда хотелось, — так это сбежать ото всех. Чтобы никто не заставлял спать днем, петь, ходить строем и делать зарядку по утрам. Помню, как однажды ночью мы с девочками, человек десять, пошли в туалет. По одной идти было страшно, туалетная избушка стояла на самом краю леса. Нас поймал пьяный начальник лагеря Рыбкин и утром нас стыдили на линейке, выстроив в ряд перед всеми отрядами.

Вера Зайцева

***
Помню вечный лагерный голод. Кормили вроде неплохо, три раза в день, не считая полдника, но мы постоянно таскали хлеб из столовой и втихаря жевали его по дороге обратно, прерываясь на «Песню запе-е-е-е-вай!». Было очень вкусно. Особенным шиком считалось стащить немного соли и посолить хлеб из кармана перед тем, как слопать. Самыми крутыми считались дети, к которым приезжали родители в родительский день и привозили всяких вкусняшек. Мои ко мне никогда не приезжали, хотя я много раз их об этом просила в письмах, подробно перечисляя, что из еды они должны привезти с собой. Чаще всего эти письма приносили домой спустя полмесяца после моего возвращения, читали их уже все вместе.

Lada Bogdanova

***
В первом лагере, куда я попала, все было очень плохо — это был, кажется, 94 год, лагерь был бедный, еды почти не было, в туалетах ползали опарыши. Мою нежную старшую сестру родители забрали сразу же, а я легко адаптировалась, нашла подружку, у которой бабушка работала на кухне и подкармливала нас хлебом. Вокруг росло очень много грибов, и все их активно собирали. Делать с ними было абсолютно нечего, и я хорошо помню, как красиво выходили выкрашенные краской в радугу волнушки. И какие приятно маслянистые были маслята, что росли вдоль линейки, — маленькие и круглые, их можно было нанизать на нитку и развесить на окне «сушиться».

Людмила Морозова

***
Приезжал к нам в лагерь с концертом композитор Шаинский. Он залихватски барабанил по раздолбанному роялю и пел «Висит на заборе, колышется ветром». Был он с нас, пионеров, росточком.

Evgenia Grischenko

***
Первый раз меня засунули в пионерский лагерь после окончания первого класса во вторую «олимпийскую смену» — то есть, сразу на сорок дней. Я была абсолютно домашним ребенком, выросшим под присмотром бабушки, и не умела ничего — ни застилать постель, ни быстро сушить свои длинные косы после бани, ни даже внятно ходить строем. Но в лагере, который после первого класса моей английской спецшколы в центре Москвы показался мне совершеннейшим паноптикумом, и отряде, который напоминал сборище лицемерок и стукачек (мальчиков я вообще почему-то не помню), я быстро поняла: главное — не отсвечивать. А именно — постараться жрать, что дают (правда, съедобным был только полдник: булочка и яблоко), покорно сносить претензии главной по спальне за то, что «из-за твоей кровати нам снова поставили четверку с минусом!», прикидываться спящей во время тихого часа, чтобы на тебя не донесли, философски относиться к мирно подгнивающим апельсинам из домашних запасов, хранящихся в вожатской («свой» корм выдавали нам на 15 минут после ужина), тихо скрывать ужас перед потенциальными шутками — мазаньем пастой и возможностью обнаружить себя после сна на надувном матрасе, плавающей в бассейне, а главное — стоически терпеть отсутствие нормального унитаза и ванной как средства ежедневной гигиены и научиться справлять все нужды в некогда эмалированную лохань с отверстием, похожую на черную дыру! В общем, навыки выживания появились быстро (хотя это и не ослабило скулежа в письмах домой), а такие мелочи, как поход в кино и День Нептуна, стали даже доставлять радость. Три «родительских» дня закончились моей капитуляцией перед мамиными уговорами «побыть еще недельку». Начало четвертой недели пребывания я встретила в состоянии «что воля, что неволя — все равно», и если бы меня случайно не приобняла помощница вожатой (молодая и вменяемая девчонка) и не ужаснулась температуре моего лба, мне бы довелось мучиться со всеми вместе на «Зарнице», а не валяться в замечательном изоляторе. Впрочем, особо замечательного в нем ничего не было — я провела неделю в боксе вместе с девчонкой лет 14–15, к которой, как я отмечала в краткие минуты выплывания из жара, постоянно прибегал ее парень. Просто не надо было ничего делать вместе со всеми и быть кому-то в чем-то обязанной. В выходной приехала мама и таки решила меня забрать домой, хотя отдавать меня с упорно державшейся температурой не хотели. Но от счастья температура упала, вероятно, за час, и меня выпустили! Окрыленная, я прибежала собирать в корпус вещи, страстно желая поделиться с мамой привезенной из Москвы и бережно хранившейся в моем шкафчике в маленькой сумочке шоколадкой «Вдохновение» (когда мне было вечером особо грустно, я позволяла съедать себе по одной маленькой, завернутой в серебряную фольгу, секции этого секретного лакомства). Каково же было мое разочарование, бешенство и унижение, когда я обнаружила свою сумочку просто-напросто обворованной! Не сомневаюсь, что украла ее моя соседка по шкафчику — противная Элька Бетретдинова! Никогда я этого не забуду! (Надеюсь, она икает последние 35 лет без передыху!) К счастью, своих однокашниц я не застала — они, вероятно, припевали в это время хором — и ушла совершенно по-английски. А вечером дома было абсолютное счастье — пили чай с вареньем и по маленькому, черно-белому «Рекорду» смотрели закрытие Олимпиады-80. Олимпийский Мишка, взмывая в небеса, прощался, конечно, со мной — и этого не смог отнять никакой лагерь.
P. S. На следующий год меня снова попытались засунуть в лагерь, но получилось продержать меня там только одну неделю — я просто перестала есть и похудела сразу на несколько килограмм. После чего меня отправили с бабушкой к родственникам в деревню, где приходилось окучивать картошку и собирать отвратительных колорадских жуков в консервную баночку с керосином. Но это совсем другая история.

Tatiana Solodukhina

***
Про то, как старшие дети распивали и занимались сексом с вожатыми, наверно, и так все знают.

Masha Tramvay Zhe

***
В библиотеке п/л «Орленок» от НИИ авиационных систем в середине восьмидесятых я откопал во втором ряду оттепельную книжку без обложки про невинного зэка в сталинском лагере (не «Ивана Денисовича»). Перед отбоем библиотекарша читала нам по громкой связи классику мировой научной фантастики, вожатые были сплошь молодыми инженерами, а за уход в лес через дырку в заборе пойманным не грозило примерно ничего. Вроде была линейка, но точно были радиокружок и дискотека. В общем, счастливое детство.

Egor Perov

***
Я московская девочка, из семьи начальника главка и переводчицы МИДа, училась в англ. спецшколе, так что в общем не из низов. Я несколько раз была как пионер, в первый раз в 6 лет, а лагерь был для детей от 14. Меня все опекали, директор водила за ручку. Было это под Севастополем, очень красивая природа, горы, в лагере свой персиковый сад и сливы, вожатые — моряки Черноморского флота. Ходили в поход, с кашей и киселем из концентрата, ужасно вкусно, когда приехала в Москву, просила мне концентрат купить, так его грызла, сухим. Скучала по маме, конечно, писала грустные письма, но воспоминания очень позитивные. Научилась там танцевать на дискотеке под кукарелу ша-ла-ла-ла. В лагере были розарии с чайными розами, вообще здорово было.

Olga Petrova

***
Настоящая жизнь в лагере «Бригантина» происходила 1. в палате после отбоя, 2. в паре укромных мест на территории. Одним из таких укромных мест был заросший угол ограды, надежно скрытый от глаз вожатых девчоночьим клубом «Колокольчик». Всю последующую юность я невольно вздрагивал от названия этого невинного цветка, поскольку в лагере «Бригантина» правящие бал шпанистые дети рабочих конвоировали туда различных очкариков и слабаков-интеллигентов, чтобы хорошенько от…здить. Так что фраза «пошли за “Колокольчик”» звучала практически как приглашение на эшафот.

Gamid Kostoev

***
Больше всего (кроме мальчик-девочкиных отношений) радовала природа — весь день в лесу на свежем воздухе, купание в речке и вообще много беготни, ловля бурундуков и прочий детский fun. Это не сравнить с нынешним безвылазным сидением за игровыми приставками.

Alexey Vinokurov

***
Я занималась художественной гимнастикой с первого класса. Раза три была в спортивных лагерях, которые мы так и называли, «лагеря». Рассказать, как нам давали половину порции за каждый прием пищи? А когда мы облепили кусты шиповника и жадно его пожирали, тренер остановила нас возмущенно: «Вас что, не кормят?»

Masha Tramvay Zhe

***
В конце смены подтвердились слухи, что в последний день на полдник дают банан. Никто не верил, а ведь и вправду дали.

Tiina Orasmae

***
Была вожатой. Прошло где-то полсмены, и в один прекрасный день я почувствовала, что на ногу встать не могу. Растерла кроссовками палец —да так, что полпальца сгнило, а я и не заметила. Вожатые к какому-то празднику готовились, танцевать надо, а я никак. Меня в медпункт — и молодая сестричка одним лезвием мне так рану почистила, что в Киеве хирург говорил, что мне повезло, так профессионально все было сделано. Но до Киева мне сутки пришлось быть в медпункте. Сколько заботы, доброты и внимания я получила от своих мальчишек, таких колючих, ершистых на первый взгляд. Передачи мне носили. Только я все выясняла, не ворованные ли. Знаю, что взять им было негде. Где они сейчас, мои мальчики… Как сложилась их жизнь… Столько воды с тех пор утекло, прошло 30 с лишним лет…

Елена Пальчик

***
Мой друг отдыхал в детстве в лагере в Киргизии. Еды не было совсем. Всю пищу в столовой у младших отбирали старшие. И дети шли в горы. Долго, час-полтора, — на реку, где рубашками ловили мальков и варили уху без соли и овощей. Так и питались. Иногда приходили посылки от родителей, но почти все забирали старшие дети и вожатые. Это было в конце 70-х. Многие очень себя плохо чувствовали после лагеря. Теряли до четверти веса.

Feodor Swarovskiy

***
Была очень смешная история с нашим руководителем танцевального коллектива. Мы в этой поездке ставили ансамблевые танцы, и он их изобретал, прямо в голове. И вот на улице, под кустом, он становился и коленца выкидывал. Конечно, горянки, которые такого никогда не видели, посчитали его сумасшедшим и пустили несколько безумных слухов, которые в итоге дошли до остальных преподавателей (они же родители некоторых детей из коллектива). Но руководителю мы ничего не рассказали, просто пытались местным объяснить, что это танцы придумываются. Вроде кончилось мирно, но весело было несколько дней.

Svetlana Bodrunova

***
О счастливое пионерское детство, как же, помню. Один раз мама отправила, кормили плохо, вожатые были уроды, на третий день заболел и был отослан домой. Все что осталось в памяти — «Поморин» на морде и понос. Остаток детства мучился по спортлагерям, там было лучше. Хотя бы мозги не сношали всякой херней.

Vlad Bayer

***
Кто не влюблялся в вожатых? Да все влюблялись! Я выпросила у своего вожатого его адрес и писала письма, на которые он даже отвечал. Храню до сих пор, вот уже 12 лет, 4 из которых мы женаты.

Anna Zimina

***
Пришлось посмотреть на лагерь в качестве пионера и в качестве воспитателя, студентом на педпрактике. Много есть чего вспомнить, но долго писать. Пионером я участвовал в том, что называлось «инсценировки». В песенке про пуговку. «…И сшиты не по-русски широкие штаны…» и т. д. Я играл шпиона — в своих джинсах, естественно. Когда дошло до ареста пограничниками, я их раскидал и хохоча убежал со сцены. После этого мне не доверили роль эсэсовца в другой постановке, хотя она уже была отрепетирована и костюм по мотивам Хьюго Босса состряпан.

Oleg Badakhov

***
Я приехал без пионерского галстука, единственный в отряде, это был самый конец 80-х, и мне казалось, что галстуки уже отжили свое. На линейках меня тщательно прятали позади всех, и я мог сидеть на бордюрчике, пока все остальные стояли навытяжку.

Dmitri Lly

***
Я был в пионерском лагере единственный раз, в Крыму. В одной из сотен «Бригантин». Самое обидное и горькое в этом аду было то, что я пошел в него самостоятельно. Просто решил попробовать. Я был ребенком, избалованным свободой. Дважды в год мы с родителями ездили на море. Я привык бегать по горам, покупать на рынке воблу на ежедневный рубль, дружить с армянскими детьми и нырять в водопады. И тут, представьте себе, юг, но за бетонным забором. К морю не подойдешь. Поверки, построения, ужасная еда. И самое хреновое — это навязчивое общество тех, кому все это вставляло по самые аденоиды. От их позитива тошнило даже крепче, чем от морского пейзажа через щель в бетонном заборе. А там, снаружи, за колючей проволокой резвились так, как я привык, нормальные, не инкубаторские, сцуко, дети.
Я погоревал с неделю, а потом, как-то автоматически, начал бороться. Как умел. Для начала упал в изолятор, притворившись больным. Добрая врач посмотрела на меня, я сделал кошачьи глаза, и она прописала мне 2 недели изоляции. Так я победил необходимость общаться с нормальными советскими детьми. В изоляторе я оказался не один такой умник. Нас было пятеро, и все примерно с одинаковыми взглядами на жизнь и реальность. В первую же ночь мы удрали на пляж. Через два дня мы обнаглели настолько, что стали убегать из лагеря среди бела дня. Изолятор был «слепым пятном» лагеря. Вожатым было наплевать на тех, кто в изоляторе. Это не их зона ответственности. А медикам, видимо, было тупо жалко нас, отщепенцев. Кульминацией нашей изоляторской жизни была кража мешка цемента и увлеченное строительство «вечного замка» из морских камешков в кустах неподалеку. Там нас обнаружили вожатые. Замок к тому моменту был уже метр высотой. С воротцами и затейливыми башенками. Мы строили с любовью и самоотдачей, искренне. Видимо, именно поэтому юная кургузая вожатая с вогнутым лицом пекинеса и непропорционально короткими икрами так долго и злобно крушила наш замок ногами и так старательно разбрасывала камни по траве.
Та горечь и теперь со мной. Невыносимая обида и ошарашенное непонимание. Мы просто строили. Мы не курили, не играли в карты, не ссали друг другу на руки и даже не крали блинов. Мы строили, сцуко, замок. Из камешков. Красивый. На века. На хера ж вы его ногами? Почему? Зачем? Все это было очень больно и горько. Однако думаю, что в тот день мы, «умники из изолятора», многое поняли. И я не знаю, как остальные, потом я их не встречал, но я пронес это понимание через всю свою жизнь. Что, такая большая измена? Построенный детьми замок из камешков? Ногами? Да. Именно ногами. Почему? Да какая разница — почему. Такие у них свойства. Не суй пальцы в розетку, не садись на гвоздь, не показывай ничего хорошего совкам. Все.

Вадим Калинин

***
Мы когда с танцами были в пионерлагере под Нальчиком, у нас один мальчик убежал в горы. Его фамилия была Богомолов, ему было около 12–13 лет, и он был дико взрослый для нас, 11-летних. Убежал он от несчастной любви. Искали полдня, в итоге вызвали вертолет. Но нашли не с вертолета, а просто в лесу, возле горной речки.

Svetlana Bodrunova

***
Наш пионерско-октябрятский лагерь был расположен циничненько так, на месте старого кладбища. На самой территории лагеря землю разровняли бульдозерами, но буквально за забором, под соснами, начинались ряды проваленных могил, кресты и, изредка, высохшие человеческие кости. Нас, юных октябрят, это обстоятельство ничуть не смущало. Зато это очень беспокоило наших молоденьких вожатых. Прознав про это, мальчишки из нашего отряда начали целенаправленно находить наиболее целые черепа, тихонько подкладывать их в вожатскую и прятаться поблизости, чтобы насладиться произведенным эффектом, когда их подарок будет обнаружен — водруженным, например, на накрахмаленную подушку нашей воспитательницы.

Мария Франц

***
В один из вечеров развлекательная программа предписывала закатить некое выступление в духе то ли КВН, то ли старой доброй комедии. Вожатые сообщили, что надо разделиться на тех, кто сможет держаться на сцене, и тех, кто умеет работать руками (кажется, требовалось что-то вроде стенгазеты или афиши). Сцены я боялся, руки росли из жопы, но в выборе а-ля между умными и красивыми страх все-таки лучше, чем позор неумехи. Времена стояли вегетарианские, Мизулиной и Милонова не было, поэтому решили ставить Золушку, но такую, чтоб всех девушек играли парни, а парни — девушек. Моя единственная юбка была отдана первому парню в отряде (естественно, исполнявшему главную роль). Сюжет был переосмыслен: принц (школьница с короткой стрижкой) очень не хотел жениться, но король требовал — и грозил отправить сына в армию. Мантией служило грязное одеяло, в таком же одеяле в первой сцене Золушка старательно изображала мытье полов. Фей явился вовремя, взмахнул подобранной в лесу веточкой — и Золушка с криком «Я чувствую себя… по-новому!», скинув одеяло, предстала в обтягивающей уже сформировавшиеся мужские достоинства короткой узкой юбке, к вящему оргазму девичьей половины зала. В финале пьесы Золушка поднимала принца на руки со всякими изъявлениями желания никогда не отпускать, король радостно бубнил что-то связанное с благословением молодых, а измученный харассментом принц вырывался, просился в армию — и таки вырвался под резюме рассказчика: «Они жили долго и счастливо, но по отдельности». Пьеса произвела фурор, некоторые товарищи из других отрядов впоследствии обсуждали: вроде знакомые все лица, но кто же все-таки играл короля в короне футуристического вида, мантии из одеяла, с нарисованными тушью усами и непонятно откуда взявшейся золотой бородой? Но я-то знал, что корону можно сделать из картонной кепки, каковую (с логотипом фестиваля) выдавали в начале мероприятий всем детям для пущей унификации. А длинные девичьи волосы прекрасно можно собрать под подбородком и замаскировать под мужскую бороду.

Елена Горшкова

***
Меня в детстве один раз отправили в лагерь, и выяснилось, что я там не могу находиться, потому что ненавижу детей.

Євгенія Чуприна

***
1977 год, п/л «Алые паруса», Камчатка. Вожатой у нас была некрасивая и всегда серьезная тетка в очках, этакий классический «синий чулок». Всякий раз, когда мы озорничали или как-то неподобающе себя вели, она орала: «Вы сюда не отдыхать приехали!» И всякий раз хотелось спросить: «А что мы приехали сюда делать?!» — но она была настолько страшная и строгая, что я боялся.

Олег Ефимов

***
Конец 80-х, пионерлагерь «Чайка» в Подсвердловье. Близится смотр патриотической песни, и мы усиленно репетируем. Зал представляет собой деревянные подмостки с рядами лавок напротив, и все это накрыто железным коробом с крохотной дверкой. Вентиляции ноль. На улице +30, и внутри коробки дышать нечем. Но вожатых это не смущает — репетиция маст гоу он. Дети по очереди падают в обморок, их выносят, оставшиеся продолжают петь. Интересно, что тогда я не увидела в этом чего-то возмутительного и ненормального.

Larissa Prudnikova

***
Как-то ночью Павлуха прочел мальчикам в своей палате песню Кочеткова «Сидит муха на заборе» (полную версию). По его мнению, это было стремное стихотворение, потому что содержало слова «жопа», «какашки» и вообще про политику.
Наутро его вызвали вожатые и заставили прочесть заново — то ли подслушивали, то ли стукнул кто. Павлуха насупился, но прочел.
— Вот и славно, — сказали вожатые. — Будет кому выступить в родительский день.

Nataliya Zhenova

***
«Алые паруса», Геленджик, 1983–1985, попасть на две смены — нереальное счастье. Инсценировка Грина, ах, кто же будет Ассоль этим летом, вместе с флагом поднимают алые паруса, и на старом пирсе так хорошо мечтать. Кормили до отвала, после ужина повара собирали деткам «пожевать», и горы пюре, обложенные котлетами, приносили в кинозал. Ночные купания — это святое. Вожатые знали, но не показывали виду. Позже один сознался, что тайком нас пасли, на всякий случай.

Alyona Golovina

***
Чего стоит история про проживание в палате с более развитыми физически девочками и их шутки типа «Ноготь пилить перестала, а сиська все еще трясется!»

Evgenia Grischenko

***
Я ездил несколько раз подряд, год за годом, в один и тот же лагерь. Изучил все тропинки, все лагерные порядки, с каждым годом все меньше времени проводил с отрядом, все больше времени проводил вне лагеря. В последний год наша воспитательница и большая часть отряда даже не знали меня в лицо — я с ними только в столовую ходил.

Dmitri Lly

***
Наш лагерь стоял среди полей, лесов и бывших финских рек. Теперь уже нет: все застроено, реки огорожены заборами до неба, пирс рассохся, домики стерты временем в пыль, но тогда… Тогда там не было ничего, кроме нашего лагеря, лесной дороги до залива, у кромки которого стояла деревня в три дома под названием «Пески», и продавали там самогон возле почты. На тихом часу решено было сбежать в Пески и купить самогона. Снарядились группой в 5 человек из мальчиков и девочек, предполагалось, что самогона мы купим на 2 палаты (10 человек), напьемся в хлам и пойдем на дискотеку. Экспедиция прошла удачно. Вернулись довольные собой и покупкой: 0,5 самогона за 15 рублей — богатство! Вечером напились: по кругу сделали по глотку и упали на пол. На дискотеке особенно отчаянно веселились: можно было ведь и к мальчику приставать, и говорить, что думаешь, и девочек за волосы таскать: мы же пьяные в хлам! Так стало известно, что внутренняя свобода не зависит от кол-ва выпитого, главное — верить!

Ksenia Burjskaya

***
Большинство моих заездов в лагеря помнится смутно. Это была уже сплошная тоска и отсчет тянувшихся медленно и тоскл