А теперь мы, пожалуй, отправимся в дальние странствия и поблуждаем среди морей и океанов. Я поведаю тебе, о читатель, истории, рассказанные мореплавателями одному талмудическому мудрецу и страннику — Рабби Бар Бар Хане, держа в уме намерение впоследствии еще и еще раз вернуться к нашему сегодняшнему герою. Мудрец этот жил в III веке. Он курсировал между Страной Израиля и Вавилонией, был героем и рассказчиком многих историй, в коих фантазия счастливым образом побеждала действительность.
Следует, однако, заметить, что быть путешественником — не вовсе престало талмудическому мудрецу. Идеал — это человек, смиренно заключивший себя в стенах родного дома учения и среди улиц родного города, ученый, который, несмотря на свое почти затворничество, в состоянии делать выводы и извлекать информацию о местах удаленных, располагая для этого лишь Библией и здравым смыслом. Но Бар Бар Хана — человек иного типа. Будучи торговцем, он много путешествовал между Сасанидской Персией и Римской империей, да и в иные далекие страны, видимо, заезжал. По крайнее мере в тех историях, героем и рассказчиком которых он является, он нередко оказывался в местах труднодосягаемых. Сами сюжеты не посрамили бы ни Синдбада-морехода, ни барона Мюнхгаузена. Истории нашего героя, конечно же, вымышленные, но так ли это важно. Талмудический редактор, приводя их, не утруждается что-либо подтверждать или опровергать. Рассказанное как бы становится существующим, проблема в том, какой из этого можно извлечь урок. Приведем первый из десяти необычных рассказов Раббы Бар Бар Ханы:
ВТ Бава Батра 73 б
Рассказывал Рабба: «Рассказывали мне мореплаватели: “Далеко в море обитают волны, и расстояние между теми волнами 300 парсангов, и высота волны — 300 парсангов. И вот однажды странствовали мы на корабле, и подняла нас волна на высоту 300 парсангов, и я увидел жилище малой звезды, и было оно столь велико, что можно было посеять там 40 весовых мер горчичного зерна. А если бы поднял нас еще немного, то наверняка испепелил бы нас жар. Возвысила одна из волн голос и спросила у подруги: «Оставила ли ты хоть что-то в этом мире целым?» Ответила та: «Пойди и посмотри, как велика сила твоего Господина! Даже кромку песка, окружающего этот мир, я не сумела преступить!»” Согласно сказанному: “Я положил песок границею морю, вечным пределом, которого не перейдет” (Иер 5:22)».
В далеких местах, затерянных среди морских просторов, все еще живут силы энтропии, которым само существование мира, плывущего по водам огромного океана, кажется нестерпимым. Бог, как известно, сотворил мир, разделив между нижними и высшими водами. В толще вод возникло инородное тело суши, напоминающее утлый кораблик или плот, по краям которого высятся горы, поддерживая небосвод. Эйкумена рассказчика сильно отличается от нашей. Земля — плавающий на водах океана диск, заботливо прикрытым куполом небосвода, по которому волей Творца скользит колесо солнца.
Иеремия, казалось бы, намекает на мифологическую битву между силами хаоса и Творцом, в результате которой возник мир. Но в рамках талмудической интерпретации этот стих оказывается доказательством заботы Бога о сотворенном им мире, который он продолжает поддерживать, постоянно оберегая его границы. Так, при помощи Творца хрупкое суденышко может продолжать покачиваться на волнах мирового океана, а его обитатели даже не догадываются о космических драмах, которые здесь происходят: побежденные хтонические силы вновь и вновь покоряются воле Творца. Обычные люди ничего не знают об этом, и лишь изредка, когда такой искушенный мореплаватель из сухопутного южного Ирака, как Рабба Бар Бар Хана, окажется в таких удаленных местах, мы можем что-то понять про мироздание.
Эта история, укрепив нас в наших предположениях о том, что оппозиция между природой и культурой, природой и цивилизацией возникла не только в воображении Леви-Стросса, но была свойственна и талмудическим мудрецам, призвана уверить нас в том, что существование мира надежно, а может быть — вечно. Но если в структуралистском осмыслении мира конфликт между природой и культурой неразрешим, то в оптимистическом мире талмудических мудрецов конфликт этот сводится на нет при наличии нужных средств и божественного вмешательства. Так повествует Рабба Бар Бар Хана далее:
И говорил Рабба: «Рассказывали мне мореплаватели, что та волна, которая приходит утопить корабль, есть на ее главе подобие ветви из белого огня. Но у мореплавателей есть иные ветви, и имя Всевышнего высечено на них, и ударяем ими по волне, и утихает море».
Оказывается, силы энтропии могут быть побеждены при помощи имени Творца. Есть особенная волна в море, роковая для встреченного корабля. (Возможно, разговор именно таких волн подслушал наш герой.) Ее глава отмечена ветвью белого огня, и такова ее природа, что кораблю не уйти целым. Но тот, кто сотворил мир, беспокоится о тех, кто бороздят морские просторы, и его имя, начертанное на ветвях неизвестного растения, делает это растение оружием эквивалентным ветви белого огня на главе грозного морского вала. Изобретение рассказчиком магической ветви могло бы нам показаться странным, если бы мы не знали о сходной истории, рассказанной Геродотом о царе Кире. Однажды того застиг шторм на море, и уже было обрадовались его противники близкой победе, но неожиданно солдаты Кира, вооружившись какими-то ветвями, высекли море, и оно послушно утихло. Геродот явно слышал рассказ из персидского эпоса о Ксерксе, чей астральный патрон помог ему победить море, ударив по волнам ветвями неизвестного ныне священного растения, почитаемого зороастрийцами растением барса. Наш талмудический рассказчик, живущий на нынешней территории Южного Ирака, то есть в древней Сасанидской Персии, видимо, воспринял мотив из персидского сказания, но превратил его в сюжет иудейский: любая ветвь — ничто без имени Бога, начертанного на ней.
Талмудический рассказчик не одинок в своем нарративном синкретизме. В житии христианского аскета Бар-Саумы рассказывается о кораблекрушении на море, во время которого ангелы, вооруженные загадочными ветвями, спускаются с небес и секут волны, заставляя море успокоиться, к вящей радости участников драмы и женского образа, взирающего с небес.
Но оставим культурный бриколаж поздней античности и вернемся к нашему герою. Бывалый путешественник, он рассказывает удивительные истории обитателям дома учения, желая не только прославить Бога и оправдать миропорядок, который нередко кажется жестоким и нелогичным, но и создает апологию дальних странствий, ибо только достигнув ложа малой звезды на небесах, можно увидеть весь мир и оценить идею мироздания. Эта точка зрения будет впоследствии оспорена обитателями домов учения, но пока они завороженно внимают рассказам путешественника, и мы вместе с ними.
