ВТ Брахот 51б
Улла был гостем в доме рав Нахмана, ел хлеб, а после еды благословил. Благословляя, подал чашу благословения раву Нахману.
Сказал ему рав Нахман: Пусть господин мой пошлет чашу благословения Ялте.
Сказал ему Улла: Так учил нас раби Йоханан: Плод чрева женщины не благословлен иначе чем от чрева мужа ее. Согласно тому, что сказано: «Благословен плод твоего чрева» (Втор. 7:13). Твоего – о муже сказано, а не о женщине.
Услышала это Ялта, встала в гневе, пошла в винный погреб и разбила 400 кувшинов вина.
Вновь сказал рав Нахман Улле: Пусть пошлет господин другую чашу Ялте.
Послал ей: Да будут все эти меры вина чашей (твоего) благословения.
Ответила ему: «От волочащихся слова, как вши из лохмотьев».
Казалось бы — житейское происшествие, где ничего из ряда вон выходящего не случилось: двое мужей о чем-то поговорили, и это вывело женщину из себя. Однако этот короткий рассказ говорит нам о многом.
Но сначала представим героев. Улла рожден в Стране Израиля, и, будучи, скорее всего, купцом, он немало странствует волею судеб между своей родиной и еврейской Диаспорой Междуречья, иначе говоря, Вавилонией. Поскольку Улла человек ученый, не удивительно, что он использует свои деловые поездки для импорта и экспорта знаний и мудрости из академий Палестины в Вавилонию и обратно. Эмиссар проездил так всю жизнь, но умер в Вавилонии — и в качестве ученого авторитета он в основном фигурирует в Вавилонском Талмуде. Наш герой в очередной раз оказывается в Вавилонии, где его как важного гостя принимает весьма почтенный мудрец, рав Нахман, жену которого, женщину независимую и весьма отважную, зовут Ялта.
Гость возлежит, как это водится, во время трапезы, потчуемый хозяином, а супруга хозяина, судя по всему, безмолвно присутствует в том же помещении. В конце трапезы гость, как полагается по правилам этикета, произносит благословение, после чего получает чашу вина, которую учтиво передает хозяину. В этом возвратном действии — получить чашу из рук хозяина, возвратить чашу — состоит обмен любезностями между двумя учеными мужами. Однако (видимо, неожиданно для гостя) хозяин просит передать чашу и хозяйке дома, тем самым производя ее в достаточно значительные, достойные почестей особы. Вероятно, так рав Нахман хочет подчеркнуть, что его жену следует вознаградить за вкусный ужин и вовремя поданное вино. Но гость его оказывается иного мнения о равенстве полов; тем не менее, будучи ученым человеком, он, естественно, не отвечает хозяину прямо, говоря — мол, мы-де в наших Палестинах женщин в трапезных ритуалах не задействуем. Он выражает эту мысль в виде схоластического построения — возможно, надеясь, что в такой форме его отказ оказывать почести женщине не будет понят хозяйкой дома, ведь она же женщина и в мужских разговорах мало что понимает.
Что же Улла находит нужным сказать хозяину дома? По своему обыкновению он приводит учение своего наставника, рабби Йоханана. Мысль эта не имеет никакого отношения к порядкам благословений после трапезы, но представляет собой рассуждение из области эмбриологии. Дитя обычно именуется плодом чрева, и все знают, что выходит оно из женского чрева, а не мужского. Тем не менее, полагает этот толкователь, благословение, то есть решающий фактор зачатия, происходит не из чрева матери, но из чрева отца. Мать поставляет все необходимые условия для вынашивания, но именно из мужского лона приходит самое главное.
Но оставим эмбриогенез: Улла приводит это учение, чтобы тем самым сказать: даже в основном занятии женщины — деторождении — вынашивание плода есть дело женское, а благословение приходит от мужа; так же дела обстоят и в околотрапезных ритуалах: женщина подает еду, но благословить следует мужа.
Схоластическое резонерство гостя достигает ушей хозяина и хозяйки. Если Улла действительно полагал, что дама его ученой схоластики не поймет, то, видя реакцию хозяйки, он должен быть немало удивлен. Объятая гневом, который она даже не утруждается скрыть, Ялта отправляется в погреб и разбивает там все сосуды (следует полагать, что число 400 здесь заменяет выражение «ну очень много»!), в которых хранится вино. Тем самым она как бы говорит ученым мужам: ваши последующие винопития будут происходить где угодно, но не в моем доме!
Рав Нахман отнюдь не удивлен и не смущен поведением супруги. Однако он настаивает на том, чтобы гость выказал ей полагающиеся почести, надеясь тем самым успокоить ее гнев и примирить их. Гость идет хозяину навстречу и шлет его жене умиротворяющее послание. Впрочем, скорее всего, он шлет его, уже надежно ретировавшись домой. Смысл сообщения в общем таков: «Я тут намедни тебе не послал чашу вина для благословения. Так пусть же все вино, что было пролито тобой в тот день, окажется вином благословения, и мир вернется на свое место». Ответ Ялты не заставляет себя ожидать и он весьма хлесток. От волочащихся (этот арамейский глагол может означать либо «волочиться за женщиной», либо — «за подаянием», и есть в этом намек на несколько униженное положение Уллы) приходят слова, и это столь же неизбежный процесс, как выползание насекомых из завшивленных лохмотьев. Слова Ялты не оставляют особенной надежды незадачливому гостю.
Хлесткая фраза, завершающая рассказ — скорее всего, довольно дерзкий парафраз на стих из книги Бен Сира 42:13: «Как из (старых?) одеяний выходит моль, так из женщин женское злонравие». Бен Сира, мудрый резонер эпохи второго Храма, чья книга была известна и в Вавилонии этого периода, не жаловал женщин. В этой главе он сетует на то, что называет женским злонравием, видя в нем процесс, в чем то идентичный копошению зловредных насекомых в пораженной ткани. Рассказчик, заведомо читавший Бен Сиру, вкладывает в уста героини зеркальное отображение этой фразы.
Для нас с вами, читатель, женщина на академическом ристалище — вполне устоявшаяся данность, однако это не избавляет нас от необходимости уделить должное внимание героиням древности. На месте наших феминисток я бы вознес имя Ялты в названия их феминистических инициатив — но будучи тем, кто я есть, я ограничиваюсь этой колонкой, надеясь, что Ялта станет своим человеком среди населения ваших воображаемых пространств.
