Кое-какие рассказы о мудрецах и их женах мы уже обсуждали на этих страницах, но, проглядев их вновь, я понял, что среди них не хватает еще одного. Он появляется в уже знакомом нам мидраше Берешит раба (17:3), в контексте истолкования известного стиха из Книги Бытие (Берешит) о том, что «нехорошо быть человеку одному»:
«Сотворю ему подмогу, соответственную ему (кенегдо)» (Быт 2:18)
Если достоин, [жена ему] — «подмога», а если нет — «против него (кенегдо)».
Сказал рабби Йегошуа бен Нехемия: Если достоин — как жена Ханании бен Хакиная, а если нет — как жена рабби Йосе Галилеянина.
Истолкование стиха опирается на игру слов. Слово негед означает «против», но в сочетании ке-негед — «соответственно». Меняя значения, толкователь усматривает в стихе урок о том, что жена может быть лучшим другом и помощником мужу, но может стать его противником. Женщиной-«подмогой», самоотверженно преданной мужу, представляется жена Ханании бен Хакиная. С женой Ханании, трагической страдалицей, мы уже знакомились. Настало время поговорить о второй даме и тем самым пополнить нашу коллекцию мудрецов и их жен довольно нетипичной парой.
Обе женщины — фигуры нарицательные в устах мужчин-рассказчиков наших историй, то есть образ каждой — продукт мужских переживаний и опасений. Если первый образ — результат размышлений о том, сколь тяжко бремя романтического ожидания, возлагаемое мужчиной на женщину, то второй связан с размышлениями о других мужских иллюзиях и, как это водится, об их утере.
У рабби Йосе Галилеянина была дурная жена, и была она племянницей его и позорила его перед учениками.
Сказали ему ученики: Учитель, отошли от себя эту негодную женщину, ибо она не делает тебе чести.
Сказал он им: Велика выплата по брачному договору на мне, и не могу я отослать ее.
Однажды сидели и учились он и рабби Элеазар бен Азария. Когда же закончили, сказал ему [рабби Элеазар бен Азария]: Если угодно учителю, то мы пойдем к нему домой.
Сказал ему [рабби Йосе]: Да.
Когда же вошли, [жена рабби Йосе] поморщила нос и вышла. Посмотрел [рабби Йосе] на горшок на плите, сказал ей [жене]: Есть что-нибудь в этом горшке? Сказала она ему: Там травяной отвар.
Подошел и открыл горшок и нашел там цыплят.
Понял р. Элеазар бен Азария то, что услышал.
Сели они есть.
Спросил рабби Элеаззар бен Азария: Учитель мой! Сказала, что травяной отвар, а там были цыплята.
Сказал ему [рабби Йосе]: То были чудеса.
Когда же закончили [есть], сказал ему [рабби Элеазар]: Учитель, отошли от себя эту напасть, ибо она не делает тебе чести.
Сказал ему [рабби Йосе]: Господин мой, большая выплата по брачному договору на мне, и не могу я отослать ее.
Сказал тот: Мы соберем [сумму, необходимую по] брачному договору, чтобы отослать ее от тебя.
Так они и сделали, собрали [необходимую] по брачному договору [сумму], и отослали ее от него, и нашли ему другую жену, лучше той. Грехи той женщины [бывшей жены рабби Йосе] привели к тому, что пошла она и вышла замуж за городского стража. Спустя некоторое время напали на того беды, и она водила его по всему городу, прося подаяния, и ходила с ним по всем кварталам, но когда подходила к кварталу рабби Йосе Галилеянина, возвращалась.
Поскольку тот человек [ее муж] хорошо знал город, сказал он ей: Почему ты не ведешь нас в квартал рабби Йосе Галилеянина, ибо слышал я, что он исполняет заповедь милостыни.
Сказала она ему: Я — его бывшая [жена], и не могу видеть его лица.
Однажды пришли они и взывали [рядом с] кварталом рабби Йосе Галилеянина, и начал он [муж] бить ее, и крики их стали посмешищем для всего города. Посмотрел рабби Йосе Галилеянин и увидел, что унижены они на улице, призвал он их, и отдал им одно из своих помещений, и содержал их всю их жизнь, из-за [сказанного в стихе]: «…и от плоти своей не укрывайся» (Ис 58:7).
В этой истории есть мужчина и женщина, и они вместе. И как это часто бывает между мужчинами и женщинами, когда они вместе, им непросто.
Мужчина Йосе, прозываемый Галилеянин (га-Галили), — танай третьего поколения, товарищ рабби Акивы, один из виднейших мудрецов в Явне. Брак рабби Йосе неудачен, по всем общепринятым критериям. Настолько неудачен, что нам даже не рассказывают, в чем же собственно проблемы супругов. Достаточно того, что мудрец, на которого, как и на всякого мудреца, довольно простоты, женился на собственной племяннице, а такие браки, как гласит средиземноморская народная мудрость (разделяемая и иудеями, и иными), неудачны. Настолько плох его брак, что ученики, чьим взорам личная жизнь наставника открыта подобно книге, откуда они черпают житейские уроки, недоумевают, отчего учитель не прогонит негодную женщину, вручив ей, как полагается, разводное письмо. Вроде бы разделяя исходную посылку окружающих о женах годных и негодных, учитель обосновывает вящую несообразность своих действий тем, что, согласно брачному договору, где записаны все обязательства мужа по отношению к жене, он должен выплатить ей в случае развода слишком большую сумму, которая ему не по карману. Уж лучше потерпеть от дурного нрава негодной жены.
Автор этих строк хотел бы думать, что наш герой женился на кандидатуре не очень для него подходящей по любви и из-за любви же предпочитал терпеть ее дурной нрав, но не расставаться с ней. Любящим свойственно думать, что любовь сильнее здравого смысла. Возможно, готовность Йосе-жениха вписать в брачный контракт неимоверную сумму и была залогом любви и прочности брака? Однако окружение мудреца, исполненное здравого смысла, не видит ничего хорошего в его союзе с недостойной женщиной и требует его прекратить. Жизнь мудреца подобна общественному строению и должна содержаться в полном порядке. Случается конфликт, выдержанный в достаточно комедийных тонах, и непрочный статус кво в отношениях между мудрецом и его женой трещит по швам.
После учебной сессии со своим младшим другом, знаменитым, родовитым и богатым рабби Элеазаром бен Азарией, рабби Йосе приглашает его на ужин — продолжение ученой беседы за трапезой будет любезно им обоим. С характерной мужской небрежностью ни тот, ни другой не задаются вопросом о том, какие планы на вечер были у жены мудреца. Мужчины, как правило, конструируют женский образ из своих, мужских фантазий. Талмудические мудрецы создали свою, достаточно традиционную конструкцию женщины. Идеальная возлюбленная рабби Акивы, романтическая героиня по всем параметрам, любит Тору столь же самоотверженно, сколь и своего избранника. Из нашего же рассказа мы учим, что идеальная жена мудреца должна любить и его учеников и всегда с готовностью принимать их у себя дома и накрывать им стол, как поступает «добродетельная жена» из Книги Притч (Прит 31). Когда между идеальной конструкцией хранительницы очага и реальным человеком возникает конфликт — как велико разочарование мужчины. К чести нашего героя, он никак не выразил своего разочарования и, если бы давление общества не было так сильно, возможно, продолжил бы жить в своем неидеальном браке еще много лет.
Итак, когда ученые собратья приходят домой к старшему из них, обнаруживается, что хозяйка вовсе не ждала гостей к заботливо приготовленному ужину. Скорее всего, она рассчитывала на интимный вечер с супругом, а не на участие в симпозиуме с его коллегами. Разгневанная женщина позволяет себе выразить неприязнь к незваному гостю невербальным образом — поведение преступное с точки зрения талмудической этики, предписывающей принимать гостя «прекрасным выражением лица». Более того, не желая делить ужин с гостем, она лжет, говоря, что приготовила лишь травяной отвар — для целей скорее лечебных, чем гастрономических. Ложь легко обнаруживается, и находчивый учитель, не желая выставлять жену обманщицей, с юмором предлагает ученику принять гипотезу о чудесном превращении блюда неаппетитного в блюдо, пробуждающее слюноотделение. Цыплята находят свое место в чревах ученых людей, но судьба брака предрешена неудачным сокрытием ужина — столь явного нарушения приличий бунтарке не простят. Муж, ранее противившийся напору коллег и учеников, капитулирует и разводится с той, что была ему некогда желанной, но оказалась недостойной его в глазах общества.
Разведенная жена отправляется восвояси, но поскольку основная роль женщины в талмудическом мире — это роль жены, вновь выходит замуж, совершая при этом явный мезальянс. Новый муж героини — городской стражник. Это все равно что развестись с гарвардским профессором и стать женой сомервильского полицейского. Вскоре этот стражник вступает в тяжелый период своей биографии — его посещают какие-то не уточненные рассказчиком беды (согласно параллельной версии рассказа, он слепнет) — и оказывается беспомощным инвалидом на попечении жены. Она водит его по улицам и собирает милостыню с сочувствующих горожан. Стражник профессионально разбирается в топографии города, который он некогда охранял, и легко замечает, что его супруга избегает некоторых улиц. Сначала он сердится, недоумевая, почему квартал, в коем живут люди состоятельные и богобоязненные, не входит в их маршрут. Узнав же, что его жена, несмотря на бедность, сохранила чувство собственного достоинства и не хочет предстать пред лицом своего бывшего мужа в столь плачевном состоянии, стражник преисполняется самого настоящего гнева и прибегает к рукоприкладству.
Голоса гневающегося мужчины и избиваемой женщины достигают благополучного жилища рабби Йосе, и тот обнаруживает некогда любимую, но ныне запретную женщину в позоре и стыде. Талмудический рассказчик как всегда лаконичен и, не говоря ни слова о мыслях, посетивших мудреца в этот момент, тем не менее дает нам понять, что тот ощутил себя виноватым. С точки зрения галахи, рабби Йосе вовсе не обязан опекать свою бывшую жену, сполна получившую причитающиеся ей по контракту деньги, и тем не менее он берет ее на свое иждивение — и не только ее, но и ее гневливого калеку-мужа. Он селит их в своем доме, чтобы каждый день видеть последствия своего проступка, он заботится об униженных с тем, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Поступок этот весьма смелый и даже дерзкий. Мудрец, который в начале рассказа шел на поводу у общества, теперь вовсе не опасается пересудов и досужих домыслов. Почему?
Ответ на это – в толковательной манипуляции со стихом из Исайи, появляющимся в конце рассказа. Полностью он звучит так: «Раздели с голодным хлеб свой и бедных странников введи в дом свой; когда увидишь нагого, одень его, и от плоти своей не укрывайся». Стих содержит привлекающую толкователя загадку. Ясно, что «свою плоть» следует понимать метафорически — человек ведь не может скрываться от себя самого. Проще всего было бы решить, что здесь имеется в виду близкий родственник — родитель или сын. Совершая добрые дела с голодным, скитальцем и нагим чужаком, не забывай и о самом настоящем ближнем своем, ведь разыскивая далекие объекты благотворительности, человек может не заметить страданий своих домашних и родных. Казалось бы, бывшая жена, все связи с которой были аннулированы расторжением брачного контракта, наименее всего подходит к такому определению «своей плоти». Но наш автор полагает, что «своя плоть» — это не только близкий человек, но и женщина, некогда принадлежавшая мужчине; в этом толковании он опирается на стих из Книги Бытие (2:24), где про мужа и жену говорится «и стали одной плотью». Супружеская близость навсегда превращает их в близких людей, и даже разрыв брачного контракта не может это отменить. Агадическое повествование, не отвергая галахическую норму, по-новому смотрит на отношения мужчины и женщины, наполняя их дополнительным духовным смыслом. Отосланная женщина уже никогда не будет женой мудреца, который, как мы знаем из параллельной версии этого рассказа, уже благополучно женился на другой, состоятельной и благонравной женщине. Но он не видит себя вправе перестать о ней заботиться, поскольку она как бы плоть от его плоти. Теперь читателю предстоит дальше размышлять о талмудических мужах, о женщинах, ими придуманных, и о женщинах, с ними живущих. Автору же не остается ничего иного, кроме как пожелать доброго года всем входящим на эти страницы.
