Недавно меня пригласили выступить на одном семинаре для будущих лидеров еврейских диаспор. Основной темой была наука добывания средств у пригодных к тому фондов. Но пусть читатель не заподозрит, что я компетентен в этом захватывающем вопросе. Меня позвали в качестве поставщика еврейского содержания, с которым организаторы хотели увязать практическую тему семинара. Они вполне благочестиво полагали, что великие мудрецы никак не могли обойти животрепещущую тему успеха и лидерства. Мои слова о том, что успех — категория культуры Нового времени, моих собеседников не убедили. Через неделю, однако, удачно выяснилось, что рассказывать нужно будет о еврейской благотворительности, поскольку об успехе поведает приглашенный консервативный раввин.
Но я продолжал думать о концепции успеха, которая все же присутствует в талмудическом рассказе и в какой-то мере уже обсуждалась на этих страницах. История, которая наиболее ярко демонстрирует неоднозначность понятия успех, обнаружилась в Иерусалимском Талмуде, Йевамот 12:6 (13а):
//Симонийцы пришли к Рабби и сказали ему: Дай нам одного человека, чтобы он проповедовал, судил, правил бы синагогой, преподавал бы Писание, учил Мишне и смог бы ответить на любой вопрос. И дал он им Леви бар Сиси. Построили ему помост великий и усадили его там.
Пришли и спросили его: «Безрукая — как разувает [при обряде халицы]?»
Не ответил он.
«Плюнула вдова кровью [во время того же обряда]?»
Не ответил он.
Сказали [жители Симонии]: «Может быть, он не учен в законе, но знаток агады? Спросим об агаде».
Спросили его: «Что означает написанное: ”Что начертано (хатум) письменами истинными (ктав эмет)“ (Дан 10:21)? Если ”истинными (эмет)“, отчего ”начертано (хатум)“; а если ”начертано“ — почему ”истинными“?».
Не ответил он.
Пришли они к Рабби и сказали: «Тот ли это, о ком просили мы?»
Ответил им: «Жизнь ваша! Человека, подобного мне, я к вам направил!»
Послал за ним, и привезли его.
Спросил его (Рабби): «Безрукая — как разувает?»
Ответил ему [Леви]: «Даже зубами».
Спросил его [Рабби]: «Плюнула кровью?»
Ответил ему [Леви]: «Достаточно капли слюны».
Спросил его [Рабби]: «Что начертано письменами истинными? Если ”истинными“, отчего ”начертано“, а если ”начертано“ — почему ”истинными“?»
Сказал ему [Леви]: «”Начертано“ было до вынесения приговора, ”истинными“ стало после того, как вынесен приговор».
«Почему же ты не ответил им?»
Сказал ему [Леви]: «Сделали для меня большой помост и усадили меня там, и вознесся дух мой, и пропали из моей памяти слова Торы».
Сказал о нем [Рабби]: «”Если ты в заносчивости своей сделал глупость и помыслил злое, то [положи] руку на уста“ (Притч 30:32–33 ). Унизился ты в словах Торы, потому что возгордился…»//
Следует отметить, что в те времена еще существовали многие и разные иудаизмы, и далеко не все обитатели Галилеи были послушны учению мудрецов. Но жители Симонии явно были, и потому они отрядили посланцев к Рабби, т.е. Иеѓуде-патриарху. Они хотели приобщиться к талмудической учености. Симонийцы не имели в своей среде интеллектуалов, столь нужных для нормального функционирования общины. Но и позволить себе пригласить ученых извне и обеспечить всем необходимым проповедника, судью и учителей разных предметов поселяне тоже не могли. А потому они просят Рабби дать им одного из своих учеников, способного обеспечить все их нематериальные нужды. И таковой обнаруживается. Они принимают его с большой помпой. Для учителя строят специальный помост, куда его возводят с необыкновенным почетом. Мудреца приветствует вся Симония. Побывавшие в доме Рабби симонийцы желают продемонстрировать восхищенным согражданам свое новое приобретение.
Возведенному на сцену ученому задают вопросы. Сначала галахические, по мнению симонян, более важные. Вопрос должен быть не абы какой, а позаковыристей. При этом он совсем необязательно будет иметь практический смысл. По какой-то причине первые вопросы связаны с законами халицы (букв. «разувание»), едва ли не самого неловкого обряда из наследия наших предков. Речь идет о способе аннулировать левиратный брак. Отказ от такого брака в библейском праве считается предосудительным, и отказника следует позорить. В ходе обряда вдова производит ряд символических «позорящих» действий, в частности снимает с мужчины один башмак (Втор 25:5–10) — от этого и название всего обряда. А как же снимет башмак безрукая женщина? Ученый молчит.
Во время того же обряда женщина плюет перед мужчиной, отказавшимся жениться на ней. Следующий галахический вопрос состоит в том, будет ли халица действительной, если женщина плюнет не слюной, а кровью. Оба вопроса достаточно схоластичны, но на второй можно было бы легко ответить, зная учения танаев. Поскольку Леви не ответил на галахические вопросы, жители Симонии решают проверить его на знание агады, ибо сведущие в галахе бывают не столь успешны в агаде, и наоборот.
В качестве проверки ученому предлагают стих из книги пророка Даниила. Бог говорит здесь Даниилу о грядущих событиях и судьбе последующих поколений. Спрашивающие намекают на противоречие между «быть начертанным» и «письмом истинным», т.е. если письмо было начертано, это значит, что оно завершено без подписи, а «писание истинное» намекает на подпись, ибо истина (эмет) — печать, т.е. подпись Бога (Берешит раба 81:9)
В общем-то, это вопрос о том, как Бог оформляет свои послания людям. Истолковать подмеченное симонийцами противоречие можно разными способами. Но Леви безмолвствует, надо полагать, к вящему недоумению и смущению всего честного народа, который окружил помост в ожидании шоу. Естественно, симонийцы отправляются к патриарху поведать о своем разочаровании, что вызывает у последнего неподдельное недоумение. Глава мудрецов, отнюдь не страдающий низкой самооценкой, определят провалившегося на первой же премьере ученика как «человека, подобного мне»! Тем самым порождая у жителей Симонии, а вслед за ними и у нас, недоумение. Почему же столь достойный ученик молчал?
И если жителям Симонии не удастся утолить свое любопытство, мы с вами узнаем все. Оказавшись наедине с учителем, Леви с легкостью отвечает на все вопросы. Что безрукая женщина может стягивать с мужчины обувь во время обряда халицы любым доступным ей способом, что даже капля слюны в плевке женщины позволяет считать обряд проведенным. А стих из книги Даниила отражает, согласно толкованию, последовательность действий во время суда. Разбирая дело, суд начертывает решение, но оно еще не окончательно, когда же суд завершен, оно становится истиной. В данном случае Вершитель истории вдумчиво выносил приговор, и, видимо, не так-то просто ему далось решение уничтожить могучие державы древности.
Отчего же Леви молчал, восседая на свежевыстроенном помосте? Оказывается, его «дух вознесся», т.е. ученик испытал сильнейшее чувство гордости, так что память, мать мудрости, согласно греческой мифологии, его оставила. Взойдя на сцену, Леви осознал свое величие, что вынудило Тору его покинуть, наказав за гордыню. Ведь Бог, дающий память в качестве подарка, отбирает ее у преступников и лишает их знаний. Так интерпретирует события сам ученик.
В ответ на это учитель цитирует стих из книги Притч: «Если ты в заносчивости своей сделал глупость и помыслил злое, то [положи] руку на уста». На самом деле стих не совсем об этом. Речь в нем идет о постыдной склонности людей к ссорам и о том, что ссору лучше предварить молчанием — пусть хоть один из ссорящихся смолчит, поместив руку на уста, и тогда перепалка не приведет к тяжким последствиям. Извлекая стих из контекста, толкователь применяет его к случаю ученика. Тот попал в ситуацию, когда прославляется человек, а не Тора. Поэтому, по мнению учителя, ученик прав, избрав молчание. Т.е. учитель, в отличие от ученика, усматривает в неспособности Леви ответить на вопросы не наказание за гордыню, но своего рода терапевтическую процедуру, не лишенную жестокости. Гордец не может обучать словам Торы, ведь в самом акте обучения он видит лишь себя, свое величие. В нем уже нет места Торе, так что научить он ничему не способен.
Карьера Леви в галилейской Симонии, с точки зрения стороннего наблюдателя, была исключительно жалкой. Он провалился на первом же публичном выступлении. Вместе с тем это событие оказалось едва ли не самым важным в его жизни. Он узнал не только, в чем его величие, но и в чем его слабость. Отказавшись от слов, он унизил себя «в словах Торы», но обрел величие человека, чей дух более не станет возноситься. И пусть этого не заметит никто, кроме учителя и ученика, который превзошел себя и сам оказался возвышенным. С точки зрения рассказчика, позор Леви на симонийской сцене был скорее успехом, поскольку ученик постиг важный урок. Пожалуй, об этом можно было бы поговорить с будущими лидерами еврейских диаспор. Но можно и о благотворительности.
