В прошлый раз мы читали рассказ, в котором сталкиваются ценности — свои и чужие. На этот раз традиционные ценности еврейской культуры будут сначала оспорены чужаком, а затем и еврейским мудрецом.
Псикта де-рав Кахана 4:6
Один чужеземец спрашивал у рабана Иоханана бен Закая. И так ему сказал: Эти вещи, которые вы делаете, выглядят как колдовство. Вы приводите корову, убиваете ее и сжигаете ее, а затем, измельчив ее прах, смешиваете его с водой, а когда кто-то из вас осквернится прикосновением к мертвому, вы капаете на него несколько капель и говорите ему: Очистился!
Отвечал ему: Входил ли в тебя когда-нибудь бродячий дух? Сказал ему: Нет. Сказал ему: А не видел ли ты того, в которого входил дух? Сказал: Да. Сказал ему: И что вы делали с ним? Ответил: Люди приносят коренья и воскуряют их под ним, и разбрызгивают воду вокруг него, и дух убегает. Сказал ему: Услышат же уши то, что твои уста говорят! Ведь и дух нечистоты, он — дух! Как сказано об этом: «И дух нечистоты покинет землю» (Захария 13:2).
А когда тот ушел, сказали ему ученики: Этому ты на тростинке протянул, а нам что скажешь? Сказал им: Жизнью вашей клянусь! Мертвец не оскверняет, корова не очищает, но указал так Святой, благословен Он. Так Он сказал: Закон я постановил, указ я указал, а ты не вправе преступить через повеление. Это то, о чем сказано: «Вот закон Торы….» (Числа 19:1)
В этом рассказе чужак приходит к основоположнику талмудической учености рабану Иоханану бен Закаю. Он спрашивает о некотором обычае, который крайне удивляет чужеземца. Очевидно, он полагает, что в иудаизме нет места магии и колдовству. И потому еврейский ритуал красной, а на самом деле рыжей коровы, с точки зрения стороннего наблюдателя, выглядит крайне странным. Пожалуй, это и впрямь один из самых странных законов Торы.
Чужеземец, оказывая услугу тем из наших читателей, кто не знаком с ритуалом, рассказывает о нем очень подробно и сообщает детали, не упомянутые в Библии, известные только инсайдеру. Даже ничтожное количество пепла красной коровы очищает от нечистоты, возникающей от прикосновения к мертвецу. Достаточно растворить щепотку пепла в бочке воды, а потом, взяв из этой бочки малое ее количество, растворять ее вновь и вновь. Даже после этого она сохранит предписанные галахой свойства. Как такому не удивиться? Если нечистота субстанциональна и ее антидотом является пепел рыжей коровы, то каким образом несколько капель воды с сотой долей щепотки этого пепла способны очистить оскверненного? Все это, видимо, и имеет в виду наш любознательный чужестранец, но это и отражение собственных сомнений и недоумения рассказчика. Однако задать эти вопросы он осмеливается лишь устами чужака. Что же ему отвечает мудрец?
Непринужденно и любезно он обращается за примером к греко-римской культуре, выказывая в ней немалую осведомленность. Рабан Иоханан сравнивает церемонию очищения от нечистоты мертвых, предписанную Торой, с магическим действом язычников, которые, решив, что в одного из их собратьев вселился злой дух, воскуряют соответствующие благовония и окропляют бедолагу водой, так что злокозненному духу не остается ничего иного, кроме как покинуть страдальца. Магические действа такого рода для внутреннего пользования талмудическими мудрецами не рекомендуются, а тут оказывается, что очищение скверны из Торы и примитивный языческий экзерсис — явления одного порядка, не более чем просто шаманство.
Трудно сказать, как на это реагирует чужак, недоумевает ли он или убеждается в типологическом сходстве всех религий. Да, видимо, это и не столь важно рассказчику. То, что для него действительно важно, — это реакция учеников. Те вполне недвусмысленно сомневаются в словах своего учителя. Они говорят: «Этому ты на тростинке протянул, а нам что скажешь?» Это идиома, означающая дешевый, не стоящий усилий аргумент. Ученикам известно многое, что недоступно чужаку. Тора не дает практических советов по охране здоровья от опасных духов. Тора хочет от человека совсем другого, но редко объясняет, чего именно. Поколения мудрецов обсуждают и реконструируют ее императивы, но нередко разводят руками в недоумении. Как, например, в данном случае. Отчего пепел сожженного парнокопытного очищает иудея от нечистоты мертвого? Отчего смерть, присутствие которой в этом мире — часть божественного замысла, делает человека, прикоснувшегося к мертвецу, нечистым, а потому закрывает ему дорогу в область божественного присутствия, то есть в Храм? Мудрец в своем ответе чужеземцу ссылается на мифические механизмы, управляющие миром. Это ответ язычнику, чужому, но как ответить своему, члену общины Завета, который лично заключил союз с Творцом, но не совсем понимает условия контракта?
Ответ мудреца ученикам предельно прост и честен, хотя и не лишен опасности. Мертвец не оскверняет. И это — несмотря на целый раздел Мишны, где обсуждаются и способы передачи разного рода скверны, и способы очищения от оных? Но нечистота мертвых не есть субстанциональная нечистота, ее нельзя измерить, нельзя установить ее химический состав. Она скорее виртуальна, чем реальна. А потому и гомеопатический раствор коровьего пепла на самом деле не обладает никаким дезинфицирующим эффектом. Все это — лишь часть того сакрального мира, к которому принадлежит скверна мертвеца и речение Творца. Для чужого мудрец готов дать вполне апологетический ответ, и это не вызывает недовольства дисциплинированно молчащих учеников. Но и учитель, и ученики знают, что апологетика, какой бы удачной она ни была, подразумевает некоторую неискренность. Отвечая ученикам, мудрец по сути дела ответствует перед самим собой. И ответ его, как мне кажется, подразумевает модель, весьма близкую мировоззрению современного религиозного человека. Мир его религиозных убеждений не совсем тождествен реальному миру, он скорее ему параллелен. В реальном мире мертвец не оскверняет, а пепел, растворенный в воде, не очищает. Не следует искать этому никаких рациональных обоснований. А в параллельном мире, существующем вокруг Завета, вокруг сакрального текста, есть место и пеплу красной коровы, и его очистительному воздействию. Две параллельные реальности пересекаются в некоторой точке. Там, где вполне реальный человек вытащит из-за пазухи пузырек с водой и, окропив ею товарища, провозгласит: «Очищен!», — а наблюдатель, взирающий на них со стороны, недоуменно пожмет плечами. Объединив эти параллельные миры, человек неизбежно окажется жертвой противоречий и парадоксов. Но именно среди этих парадоксов ему и следует жить.
