Судьба Зоѓара, чье авторство приписывается легендарному танаю II века, рабби Шимону бар Йохаю, удивительна: несмотря на подозрительное происхождение — ведь сомнения в древности этого текста возникли практически одновременно с его появлением в еврейском мире, в конце XII века, — и на осуждение, а то и насмешки со стороны многих влиятельных и авторитетных законоучителей, он неожиданно быстро стал частью еврейского канона и даже занял в нем настолько важное место, что его стали сравнивать с Талмудом.
В отличие от Талмуда, Зоѓар подвергает углубленному исследованию мистическое переживание, в котором нет ничего однозначного, статичного и поддающегося фиксации. Символы и образы перетекают один в другой, мерцают, играют, образуют удивительные картины, которые тут же распадаются, чтобы пригласить вдумчивого читателя в соавторы, позволить ему еще раз перевернуть все с ног на голову и обратно, смешать верх и низ воедино и, не двигаясь с места, вознестись в зияющие выси.
Главная, а может, и единственная тема Зоѓара и родственной ему литературы — это Тайна, та всеобъемлющая точка, в которой Небо, Земля и Человек сливаются воедино, а микро- и макрокосм не просто сходны, но и вовсе неразличимы. Тайна единения, любовного слияния, высшего эротического переживания, напитанного вкусом смерти, без которого не ощутима жизнь. Мир Зоѓара создан ради любви, ради соединения Возлюбленных, разлученных самой сутью бытия — Пресвятого, благословен Он, и Шхины Его, — ради теогонического акта, который осуществляется лишь через смертного человека. А для того, чтобы рассказывать о неназываемом и чудесном, автор Зоѓара использует особый, никогда не существовавший язык и создает новую мифологию, плод богатейшей фантазии и воображения. Сегодня мы поговорим о методах интерпретации реальности, которые предлагает Зоѓар, обратившись к одному из важнейших образов этой книги — Мировому Древу.Этот столь любимый Юнгом архетип, который встречается, пожалуй, во всех мировых культурах и воплощает универсальную концепцию мира, нередко символизируя зачатие и плодородие. В еврейской же мистической традиции в образе Древа воплотилась вся амбивалентность мироздания и непреодолимая двойственность человеческого бытия.
Для каббалистов корень всякой двойственности — в дихотомии мужского и женского начал, образующих единую человеческую (и Божественную!) сущность, а ее разрешение — в связывающем противоположности эротическом напряжении. Естественно, что образ райского Древа, неразрывно связанного с Адамом и Евой, иллюстрирует эту двойственность в наибольшей степени.
Мировое Древо в Зоѓаре — само и мужчина, и женщина, и оно же — страсть к совокуплению, оно само беременеет и само рожает:
«В третий день [Творения] произвела Земля плоды силой Праведника, как сказано: “И сказал Бог: Да порастет земля порослью, травой семяносной, деревом-плодом” (Берешит 1:11). Что такое “дерево-плод”? Это Древо познания добра и зла, дающее листья и плоды. “Дающее плод” — это Праведник, основа мира. “По виду его”, ибо все сыны человеческие, у которых есть дух святой, — плод того древа; записана в нем запись по виду его. И что же это? Завет [обрезания] святой, завет мира, и сыны веры “по виду его” входят и не отступают от него. А праведник — приносит он плод, и то Древо беременеет и порождает тот плод по виду его. “По виду его” — по виду того, дающего плод, чтобы стать подобным ему» (Зоѓар 1, 33а).
Язык Зоѓара богат выражениями-оксюморонами, сочетающими несочетаемое, но при этом одни и те же понятия нередко обозначаются разными словами. Изначальное Древо рожает собственного родителя — Праведника; праведник, завет, печать, отец — это все эпитеты Божественного Основания, сфиры Йесод, соотносимой с мужским началом — детородным органом. Но Отец — это и одна из высших сфирот, Хохма//, непостижимая Божественная премудрость.
Автор Зоѓара продолжает свое поучение:
«Блаженна участь того, кто подобен отцу и матери. Посему ставят Печать святую на восьмой день, ибо подобен он матери, а когда обрезают его, обнажают святую Печать, ибо он подобен отцу. “Древо-плод” — это мать; “приносящее Плод” — это святой Завет, отец его; “по виду его” — ибо подобен он отцу и записан в нем» (там же).
«Дерево-плод» — это мать, «дающее плод» — отец. Древо, вера, мать — последняя из сфирот, Царство-Малхут, совершенная Женственность, соединяющаяся со своим Возлюбленным, принимающая свет всех прочих Божественных эманаций и порождающая души Израиля. Мать, она же супруга Отца, пребывающая с Ним в единении нераздельном, — сфира Бина, источник всякого постижения и различения, а потому и исток Божественного суда. Этот рассказ — о единении Пресвятого, благословен Он, со своей Возлюбленной, Шхиной, но также и о Человеке, Адаме и Еве. Адам и Ева же — это любые Абрам и Сара и каждый появившийся на свет Ицик, над которым произведен обряд обрезания.Древо познания добра и зла, от которого предостерег Бог первого человека, описано тут в наиболее возвышенных выражениях, в нем исток и вместе с тем цель для человеческих душ. Но если так, то непонятно, почему же Бог запретил Адаму есть от него и в чем согрешила Ева? Зоѓар отвечает на это вопрос несколькими листами спустя:
«“От всякого дерева сада можешь есть” — [значит, что] дозволено все, заключенное в единстве. Видим мы, что Авраам ел, и Ицхак ел, и Яаков и все пророки ели и остались живы. Но Древо это --Древо смерти оно, как написано: “И от древа познания добра и зла, не ешь от него” — тот, кто берет только от него, умирает, ибо мертвую воду берет. И потому: “ибо в день, когда поешь от него, смертью умрешь” — ведь тогда разделишь побеги» (здесь и далее — Зоѓар 1, 35б).
Суть изначального греха и происшедшего из него мирового несовершенства состоит в разделении Божественного единства. Древо жизни (Святой Царь) и Древо познания (Малхут-Царство, невеста Его) дозволены и явлены человеку, чтобы тот, подобно праотцам и пророкам, осуществил свое высшее предназначение. Но горе тому, кто, отделяя женское от мужского, лишает познание жизни. Разделивший побеги сам себя приговаривает к смерти, ведь разделение происходит в нем самом:
«Рабби Йеѓуда спросил рабби Шимона: Почему говорили мудрецы, что первый Адам натянул обрезанное? Ответил тот: Отделил он святой Завет от места и удела его и воистину “натянул обрезанное” — оставил святой Завет, приник к крайней плоти и соблазнился словами змея».
Адам, нарушив запрет, разрушив целостность, лишается и человеческого облика. Он сам уподобляется необрезанному Змею, воплощению сексуальной нечистоты, а его женщина, продолжает повествование автор Зоѓара, приникает к смерти и напитывается разрушительной силой:
«“От плодов древа” — это женщина — “не ешь от него”, как написано: “Ноги ее нисходят к смерти, на преисподнюю опираются стопы ее” (Мишлей, 5:5). В этом был плод, а в другом не было плода — “ибо в день, когда поешь от него, смертью умрешь”. Ведь сказано, что стала она Древом смерти, как написано: “Ноги ее нисходят к смерти”».
После разделения «это» Древо оборачивается «другим», место жизни занимает смерть. Но порча не абсолютна. В высших мирах, где нет времени, причин и следствий, Мировое древо, плодоносное и готовое к зачатию, непоколебимо стоит на своем месте. Оно беременеет и приносит плоды — души Израиля, как о том уже говорилось выше, а потому торжество смерти не вечно:
«Рабби Йосе сказал: то Древо, о котором мы говорим, орошается свыше, умножается и ликует, как сказано: “И поток выходит из Эдена, чтобы орошать сад”. Сад — это женщина, а поток входил в нее и орошал ее, и все было едино, <подобно тому, как един Господь и имя Его>. А оттуда и ниже есть разделение, как сказано: а “оттуда разделяется он”».
Но кроме Человека, мужчины и женщины, в этой истории участвует еще и Змей. Кто он такой, откуда и зачем появился в нашем сюжете? И тут перед нами разворачивается настоящий миф о разрушителе, легко узнаваемый, напоминающий мифы самых разных народов:
«А Змей? Рабби Ицхак говорил: это Злое начало, а рабби Йеѓуда говорил: настоящий змей. Пришли они [с вопросом] к рабби Шимону, сказал тот им: воистину, все едино. [Ангел смерти] Смаэль показывался на змее, а образ змея — это Сатана, и все едино. Учили: в тот час, когда спустился Смаэль с небес, он ехал на змее; образ его видели все творения и бежали от него, а он пришел к жене со словами [льстивыми], и принесли миру смерть».
Миф почти всегда цикличен, у него нет выхода и разрешения. Однако автор Зоѓара знает, что никакое проклятье не вечно, падение — необходимый этап подъема, а все испорченное и разбитое должно быть исправлено на новом витке истории:
«Воистину премудро навел Самаэль проклятье на мир и повредил предвечное Древо, которое создал в мире Пресвятой, благословен Он. Слово это лежало на Самаэле, пока не явилось другое святое Древо — это Яаков, который забрал у него благословения, чтобы не был благословен Самаэль наверху и Эсав внизу. Вот, Яаков схож с первым Адамом, и краса Яакова была красой первого Адама; за то, что Самаэль лишил благословений предвечное Древо, Яаков — древо, подобное Адаму, — лишил Самаэля благословений сверху и снизу. Яаков забрал у него все и потому: “И боролся с ним человек”» (Берешит, 32:25).
История соблазнения Адама и Евы Змеем разыгрывается заново, но на этот раз роли меняются. Человек — праотец Яаков, новое воплощение ветхого Адама, сам выступает в качестве обманщика и соблазнителя. Грехопадение выворачивается наизнанку: Эсав — воплощение Змея, ангела смерти, лишается первородства и благословения, а новое мировое Древо — обманщик Яаков, — прибегнув к змеиной хитрости, соединяет в себе Древо жизни и Древо познания.
Итак, Зоѓар говорит об одном-единственном дереве, объединяющем в себе видимые противоположности: «дерево-плод» — «дающее плод», Древо познания — Древо жизни. В исходном, совершенном состоянии Древо это воплощает Божественное единство и единое человеческое существо, одновременно мужское и женское. В результате вмешательства искусителя-Змея человек, разделенный на Адама и Еву, разделяет и заключенные в Древе противоположности, женщина оборачивается Древом смерти, а мужчина расторгает Завет обрезания и сам уподобляется Змею. Змей торжествует, но его торжество преходяще: новый Адам — праотец Яаков, используя те же уловки, искушает и обманывает воплощенного Змея — своего брата Эсава и восстанавливает нарушенное грехопадением единство.
Впрочем, единство это возникает лишь на мгновение, чтобы снова распасться, породив множество новых противоречий. Поэтому Зоѓар продолжает свое почти бесконечное повествование, а мы все дальше следуем за ним в запутанных пространствах каббалистического лабиринта.
Все тексты даны в переводе Менахема Яглома.