Я не лечусь и никогда не лечился <...> я лучше всякого знаю, что всем этим я единственно только себе поврежу и никому больше. <...> Печенка болит, так вот пускай же ее еще крепче болит!
(Записки из подполья)
Знаете, почему евреи никогда не пьют анальгин? Потому что от него проходит боль.
(Анекдот)
Самому знаменитому гению-антисемиту Федору Михайловичу Достоевскому 11 ноября 190 лет. Доживи он до 2011 года — он был бы юдофилом.
Если не сейчас — к 190-летнему юбилею — то когда? Если не я — еврейка и фанатик Достоевского — то кто? Если не в Booknik — то куда? Все сошлось. Пора.
Как так вышло, что я считаю своим любимым писателем антисемита Достоевского? А как так вышло, что Франц Кафка считал Достоевского своим «кровным братом»? (Как он сам писал, «не претендуя сравниться в силе и разуме»). И Леонид Гроссман. И Вуди Аллен. И немалое количество других евреев — разного пола, места рождения и уровня дарования — считают Федора Михайловича родным по манере шутить, по манере думать и предпочитают крепко зажмуривать глаза на его юдофобские всплески. Это мой частный опыт — не собираюсь делать из него выводы космического масштаба — но: у всех моих русских друзей Федор Михайлович вызывает стойкое неприятие. Ну не узнают они себя в героях Достоевского! А среди его поклонников — не просто евреи, а типичные евреи.
Для начала пробежимся по уликам. Великий литературовед Леонид Гроссман провел колоссальную работу, пытаясь отбелить объяснить Достоевского. Результаты этого прачечного труда более-менее известны всем. Смысл — вкратце — таков: «Как журналист и человек своей эпохи <...>Достоевский проявлял себя антисемитом», «но в глубине, на вершинах своего творчества, там, где отпадало все наносное», Достоевский антисемитом никак не был. То есть по Пушкину выходит: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон», «среди детей ничтожных мира быть может всех ничтожней он». Но все волшебно меняется, как только «божественный глагол до слуха чуткого коснется».
Объясняя отношение Достоевского к Исаю Фомичу, единственному на каторге еврею, Гроссман пишет: «Автор “Мертвого дома” не может побороть своей скрытой симпатии к нему. Главы “Записок” об Исае Фомиче — невольная апология еврейства». Ну вот уж чего нет — того нет. Как ни вглядывайся, как глаза ни ломай, хоть ты съешь этот текст — ни симпатии, ни апологии. Карикатура на Исая Фомича в «Записках из Мертвого дома» однозначно отвратительна и оскорбительна. Этот портрет оттеняют полные любви и сочувствия портреты красавцев-мусульман, которые уважают «Ису». Зачем отнимать у Достоевского его собственный выбор? Он высказался здесь вполне определенно.
Улика номер два. Крайне экзальтированная и нервическая Лиза Хохлакова задает младшему Карамазову вопрос тысячелетия: «А правда, Алеша, что жиды на Пасху детей воруют и режут?» Но этот вопрос является как раз сигналом начала ее безумия. Это и есть ее точка декомпенсации. ...Жила-была Лиза Хохлакова, милая, обаятельная, очень чувствительная. А потом начиталась черносотенных газет, которых в то время печаталось множество, в том числе прочла и книжку 1876 года издания «Вопрос об употреблении евреями-сектаторами христианской крови для религиозных целей в связи с вопросом об отношениях еврейства к христианству вообще», — и не выдержала слабая психика. Сразу после этого Лиза моментально срывается в безумие и рассказывает свою знаменитую фишку про распятого и компот (о том, как не могла она удержаться от навязчивой мысли покушать ананасного компоту, наслаждаясь видом страданий распятого жидом ребенка). И тут у Лизы начинается припадок. Ну и сама глава о Лизе называется «Бесенок». Но выдает Достоевского вовсе не бред Лизы, а тихая реплика самого Алеши, который в ответ на искомый вопрос шепчет свое смиренное: «Не знаю». Он, протагонист, выражающий авторскую позицию, на вопрос, режут ли жиды детей, отвечает «не знаю». Значит, надо понимать, и Достоевский этого точно не знает. Допускает, стало быть.
Улика номер три — и самая весомая. Публицистика Достоевского. Тут уж я умываю руки. Напомню только, на каком фоне звучали высказывания Достоевского. Во всей русской литературе евреи комичны и отвратительны, а расправы над евреями приятны, уморительны и веселы:
Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе.
(«Тарас Бульба»)
Или вот «Жид» Тургенева:
Он (жид) был действительно смешон, несмотря на весь ужас его положения. Мучительная тоска разлуки с жизнью, дочерью, семейством выражалась у несчастного жида такими странными, уродливыми телодвижениями, криками, прыжками, что мы все улыбались невольно...
А вот из переписки христианнейших Розанова и Флоренского:
Пусть же и евреи, как «ничего себе», так и «с пейсами», получат себе какую-нибудь область где-нибудь на земном шаре и устраивают себе там свое царство, свое гетто, вообще все, что хотят, но нас оставят в покое.
На этом фоне Достоевский выглядит дитятей и вегетарианцем. А его удивление звучит вполне искренне: «Когда и чем заявил я ненависть к еврею?! Так как в сердце моем этой ненависти не было никогда, и те из евреев, которые знакомы со мной и были в сношениях со мной, это знают». Достоевский был на этом коричневом поле не с самого его антисемитского края. Его журнал «Время» всегда выступал за полное гражданское равноправие евреев и активно полемизировал на этот счет с газетой «День». Не забудем, что юдофобия Достоевского была частью огромного фобического (или фобийного) полотна, сотканного из полонофобии, франкофобии и др. Такой уж извод славянофильства, может быть, излишне страстный.
Итак, (с просьбой учесть смягчающие обстоятельства) подтвердим очевидное: Достоевский, таки да, был антисемитом. И утвердим зыбкое: проживи он дольше, он бы антисемитом быть перестал. Уязвимей тезиса не сочинишь. И все же —
Доказательство номер 1. Достоевский был человеком с удивительным нравственным чутьем, человеком с идеальным слухом на любую нравственную фальшь. Он был буквально раздавлен казнью террориста Ипполита Осиповича Млодецкого, к слову сказать еврея (по свидетельству «Нового времени», «Млодецкий представляет собою чисто еврейский тип самого невзрачного склада»). Повешение Млодецкого причиняет Достоевскому настоящее страдание. Он много дней болеет и не может прийти в себя. И он вспыхивает, когда оказывается в обществе женщин, которые отворачиваются от казни, ссылаясь на нервы. Он крайне раздражен, когда Тургенев, присутствовавший на казни, пишет, что все время стыдился и отворачивался. «Человек на поверхности земной не имеет права отвертываться и игнорировать то, что происходит на земле!» (из письма Достоевского Страхову). Достоевский уверен: пока смертная казнь существует — вина за нее лежит на всех, и лицемерно прятать глаза от этого зрелища — это псевдогуманизм, фальшивка и преступление: «Смотрите, господа, как я деликатно воспитан! Не мог выдержать!» (из того же письма). Достоевский никогда не отводит глаз!
В чем разница между двумя писателями? Тургенев идет на казнь, как на спектакль, важный для писателя спектакль — потому ему и стыдно. А Достоевский? Представим: отвернется ли кто-то во время казни близкого человека? Не отвернется: разделит с ним последние минуты, боль, отчаяние. Так же идет на «чужую» казнь Достоевский. По выражению Игоря Волгина, Достоевский обладал совершенно уникальной способностью «видеть в другом равноценное с собой бытие». Мог бы такой человек отвернуться от Холокоста?
Доказательство номер 2. Когда умер Достоевский? 9 февраля 1881 года. А ведь первые крупные еврейские погромы начались после убийства Александра II народовольцами 1 марта 1881 года, на фоне кризиса власти и неразберихи. Достоевский этого уже не видел.
Доказательство номер 3. Каков «герой Достоевского»? В особенности герой из его программных «Сна смешного человека», «Записок из подполья». Кто этот человек? Парадоксально мыслящий, умный, невротичный, всем чужой, раздираемый на части комплексами. Содержащий в себе пару-тройку бездн. Нерешительный, «слишком сознающий» и весьма остроумный. И, вспомним, Вуди Аллен — поклонник Достоевского. Почему-то нас это не удивляет.
Не подозревая того, Достоевский очень точно описал тип еврея ХХ столетия. Герой Достоевского отрезан ото всего и ото всех. Никогда он не будет своим. «Всему чужой и выродок», как сказано в «Идиоте». А вот в «Преступлении и наказании» Достоевский прямо пишет о своем герое как будто об инородце и иноверце:
Стала удивлять его та страшная, та непроходимая пропасть, которая лежала между ним и всем этим людом. Казалось, он и они были разных наций. Он и они смотрели друг на друга недоверчиво и неприязненно. <...> Его даже стали под конец ненавидеть — почему? Он не знал того. Презирали его, смеялись над ним <...> Он ходил в церковь молиться вместе с другими. Из-за чего, он и сам не знал того, — произошла однажды ссора; все разом напали на него с остервенением.
- Ты безбожник! Ты в бога не веруешь! - кричали ему. - Убить тебя надо.
Он никогда не говорил с ними о боге и о вере, но они хотели убить его как безбожника.
Кто же он, герой Достоевского? Отвечаю. Еврей.
Доказательство номер 4. Есть у Высоцкого строчки: «Вы тоже пострадавшие — а значит, обрусевшие». Это говорит русский Евдокей Кирилыч еврейке Гисе Моисевне. Так, через общее страдание, русский готов, наконец, принять еврея.
Достоевский считал страдание важным элементом жизни духа. Именно в этом направлении, по его мнению, должен человек искать смысл. У сытого, не страдавшего, не больше шансов стать человеком, чем у откормленного верблюда протиснуться сквозь игольное ушко. Евреи, прошедшие через беспрецедентное страдание в ХХ веке, без сомнения стали бы предметом особенного сердечного и интеллектуального внимания Достоевского.
А поскольку «в сердце моем этой ненависти не было никогда», Федору Михайловичу осталось всего ничего — сменить убеждения. С ним однажды случилось тотальное и бесповоротное перерождение, разительная смена мировоззрения, и он сам отрефлексировал этот факт. Потому лично у меня нет ни малейших сомнений: Достоевский встретил бы свое 190-летие в лагере юдофилов.
Вот почему гении не живут парочку столетий: ведь тогда любой из гениев все древо познания добра и зла до корней обглодал бы — и добрался до истины. Но гении — всего лишь люди, а людям это древо, как известно, запрещено.
Еще о евреях в русской литературе:
