Большинство крымских татар было сослано в Узбекистан, и именно там проходили акции в защиту этого национального движения. И. Габай прилетел туда, чтобы помочь арестованным лидерам крымских татар. После ареста П. Григоренко и И. Габая их дело продолжил Александр Павлович Лавут. Он, кстати, рассказывал, как тогда, в 69-м, принявший «для храбрости» Петр Якир звонил в Ташкент и рычал в трубку: «Березовский!!! Мы тебя исключим из евреев!!!»

Публикуемый документ — запись допросов жены Ильи Габая Галины Габай. Удивительно, насколько кажется знакомой и понятной наглая и изворотливая риторика следователя, насколько вообще весь этот сюжет возможен и в наши дни. Как будто до сих пор не избыты, ни эта риторика, ни эти сюжеты. И это, конечно, очередной урок на тему: «Там, где нет людей, постарайся быть человеком...»

Александр Черкасов

Две встречи с Березовским

Березовский Борис Иосифович⁽¹⁾×(1) Березовский Борис Иосифович (1925–1988), старший следователь по особо важным делам при прокуроре Узб. ССР (конец 1960-х — 1981). Вел ряд дел активистов движения за возвращения крымских татар на Родину. — старший следователь по особо важным делам Прокуратуры Узбекской ССР. Это он вел дело 10 крымских татар⁽²⁾×(2) Процесс проходил с 1 июля по 5 августа 1969 г. в здании Ташкентского городского суда. Активистов крымскотатарского движения — Светлану Аметову (р. 1941), Решата Байрамова (р. 1943), Айдера Бариева (1938–2010), Ридвана Гафарова (1915-?), Роллана Кадыева (1937–1990), Ризу Умерова (1920-?), Иззета Хаирова (р. 1938), Мунире Халилову (р. 1945), Руслана Эминова (р. 1939), Исмаила Языджиева (1918/1920–1987) за распространение «антисоветских документов» приговорили к срокам от 10 месяцев до трех лет лишения свободы., которых судят сейчас в Ташкенте за их желание вернуться на свою Родину.

Это он делал обыск в квартире П.Г. Григоренко⁽³⁾×(3) Григоренко Петр Григорьевич (1907–1987), генерал-майор (разжалован в рядовые после ареста), организовал «Союз борьбы за возрождение ленинизма», политзаключенный (1964–1965, Ленинградская специальная психиатрическая больница). Поддерживал борьбу крымских татар за возвращение в Крым, в 1969 году был арестован в Ташкенте, следствие по его делу вел Березовский, политзаключенный (1969–1974, Черняховская специальная психиатрическая больница и «Белые столбы»). Член Московской и Украинской Хельсинкской группы. В 1977 г. эмигрировал в США. 19 ноября 1968 года и пожелал сломавшему ногу Мустафе Джемилеву «разбиться в лепешку»⁽⁴⁾×(4) Джемилев Мустафа (р. 1943), лидер движения крымских татар. Многократный политзаключенный. К моменту обыска несколько месяцев скрывался от ареста, в суматохе пытался бежать — вылез из окна, но повредил ногу и был задержан. Арестован был летом 1969 г., спустя месяц после ареста Григоренко. С 1991 г. председатель Меджлиса крымскотатарского народа. Подробнее об обыске можно прочитать тут http://www.memo.ru/history/diss/books/grightml/index.htm..

Это он не пожелал сообщить мне почтовый адрес тюрьмы, где заточен мой муж, и посылки с вещами и продуктами вернулись обратно, в Москву. То же было и с денежным переводом.
В первый же день обыска я вылетела в Ташкент, чтобы передать мужу еду, деньги, смену белья и одежды. Прошло уже полтора месяца со дня его ареста.
Мой первый день пребывания в Ташкенте пришелся на субботу, идти в Прокуратуру или в КГБ к Березовскому (он работает в прокуратуре, а его подследственные содержатся в подвалах внутренней тюрьмы КГБ, там же, в КГБ, он их допрашивает) не было никакого смысла, и я бросилась искать посылки.

После целого дня беготни между двумя почтовыми отделениями Ташкента и отделом почтовых перевозок на вокзале я наконец выяснила, что посылки уже отправлены обратно, в Москву.
Оставалось ждать понедельника. Утром в понедельник прихожу в КГБ. Спрашиваю старшего следователя Березовского. Дежурный отвечает, что его еще нет. Звоню в прокуратуру по его рабочему телефону.
— Пожалуйста, попросите старшего следователя Березовского.
— Я слушаю.
— Здравствуйте, гражданин Березовский. Это Габай. Мне нужно поговорить с Вами. Я могу к Вам прийти?
— Ну не я же к вам пойду!
— Вы ко мне не пойдете, поэтому и спрашиваю, когда и куда мне прийти.
— Приходите в КГБ в половине двенадцатого. Мой внутренний телефон 422.

Сажусь на скамеечке. Два строителя сели рядом с обеих сторон. Видимо, уже был разговор с товарищем, видевшим меня выходящей из тюрьмы.
— Муж там?
— Да.
— Чего сделал-то?
— Ничего такого, за что можно сажать в тюрьму.
— Кто он у тебя?
— Учитель.
— Да-а, здесь жуликов не держат. Здесь тюрьма страшная. Сама-то ташкентская?
— Нет, из Москвы.
— Это чего же? Из Москвы сюда привезли?
— Да, в Москве арестовали, сюда самолетом доставили.
— Во как! Из Москвы в Ташкент возить стали!

Кивнули в сторону КГБ:
— Туда узнавать пойдете?
— Да.
— Ну счастливо Вам.
— Спасибо.

Ушли. Вхожу в вестибюль КГБ. Звоню Березовскому. Обещает сейчас спуститься ко мне. Дежурный предлагает мне подождать его на улице: здесь не положено. Выхожу на улицу. Стою так, чтобы в открытую дверь меня было видно. Выходит довольно молодой подтянутый мужчина. Сначала кажется даже симпатичным, как будто бы высоким.
— Вы Габай?
— Да. Здравствуйте.
— Здравствуйте. Идемте.

Проходим в вестибюль. Встаем у окна, около лестницы.
— Что Вы хотели?
— Прежде всего, у меня к Вам поручение от З.М. Григоренко⁽⁵⁾×(5) Григоренко Зинаида Михайловна (1909–1994), жена П.Г. Григоренко. Узница сталинских тюрем (1937–1938). В 1977 г. эмигрировала в США. Она просила передать вам вот эти письма и ответить на них через меня.
Читает письма, отбрасывая их одно за другим на подоконник.
— Это не ко мне. К начальнику следственного изолятора. Еще что?
— Скажите, как здоровье Петра Григорьевича?
— Здоров.
— Я могу передать ему деньги от Зинаиды Михайловны?
— Через начальника следственного изолятора.
— Там у меня не приняли.
— Я этим не занимаюсь. Еще что?
— Скажите, в чем обвиняется мой муж?
— Вам это сообщили: в изготовлении и распространении документов, порочащих советский общественный и государственный строй⁽⁶⁾×(6) Статья 190-1 УК РСФСР, максимальная санкция по которой — 3 года. .
— Это я знаю. Меня интересует конкретное обвинение.
— Это все. Еще что?
— Как он себя чувствует?
— Здоров.
— Скажите, когда кончится следствие?
— Не знаю.
— Я спрашиваю не из праздного любопытства. Во-первых, это мой муж, во-вторых, я должна поставить адвоката в известность о сроках следствия.
— Вы уже и адвоката наняли⁽⁷⁾×(7) Каминская Дина Исааковна (1919–2006), адвокат. Одна из самых известных «диссидентских» адвокатов. Среди ее подзащитных — Владимир Буковский, Юрий Галансков, Анатолий Марченко, Лариса Богораз и Павел Литвинов. В 1977 г. эмигрировала в США.?
— Да. Вы даже приблизительно не можете сказать, когда кончится следствие?
— Не ранее, чем через полтора месяца.
— Вы не могли бы передать мужу трубку?
— Через начальника следственного изолятора.
— Пожалуйста, передайте ему вот эту книгу, чтобы он сделал подарочную надпись сыну к 1 сентября⁽⁸⁾×(8) Имеется в виду сын Алексей, 1962 г.р..
— Нельзя.
— Почему Вы не сообщили мне почтового адреса тюрьмы? Все посылки вернули обратно в Москву.
— Я сообщил Вам дважды, где находится ваш муж.
— Но это был не почтовый адрес. Я просила прислать мне доверенность на получение зарплаты мужа. Мне звонят с его работы по этому поводу.
— Я показал ему вашу телеграмму, и он написал заявление, что зарплату он получил всю.
— Я могу увидеться с ним, чтобы выяснить это?
— Нет.
— Как же быть с доверенностью?
— Пусть с работы мне пришлют затребование, и я ее дам. Что Вы делаете в Ташкенте?
— Приехала передать мужу вещи и продукты, потому что Вы не ответили на мои телеграммы с оплаченным ответом.
— Вы поймите меня правильно: ведь у Вас в Ташкенте никого нет, это лишние расходы.
— Не беспокойтесь о моих расходах. Я нужна Вам как свидетель?
— Будете нужны.
— Я к Вашим услугам.
— Будьте в Москве между 10 и 15 июля. Вас там допросят по моим вопросам.
— Между 10 и 15 июля я буду там, где сочту нужным быть. Я в отпуске.
— Я прошу Вас быть в Москве.
— Если я буду в Москве, пришлите повестку. Мой московский адрес Вы знаете. Возможно, я поеду в Крым к сыну. Вот адрес. А если я буду в Ташкенте, я сама Вам позвоню.
— Так что Вас держит в Ташкенте?
— Когда вашу жену посадят, Вы узнаете, что Вас будет держать в том городе, где…
— Мою жену не посадят! Она инженер!
— Мой муж учитель.
— Моя жена не занимается глупостями!
— Мой муж тоже не занимается глупостями!
— Давайте прекратим этот разговор!
— Давайте прекратим этот разговор!

Следующая встреча состоялась между 10 и 20 июля в Москве, куда меня выставили из Ташкента за «нарушение паспортного режима». Формально это так. По существу — КГБ позаботился о том, чтобы меня не было в зале суда, где идет процесс 10 крымских татар.
Появляюсь у себя дома, друзья сообщают мне, что Березовский просил меня позвонить ему. Он уже в Москве и допрашивает свидетелей.
Итак, мой муж никогда не бывавший в Узбекистане, содержится в Ташкенте, так как, согласно полученному мной официальному извещению, большинство свидетелей по его делу находится там.

А следователь Березовский выезжает в командировку в Москву допрашивать то самое большинство свидетелей, которое почему-то, вопреки официальной бумажке, постоянно живет и работает в Москве. Совсем как у Козьмы Пруткова: «Если на клетке с львом видишь надпись: “сие собака” — не верь глазам своим».
Не звоню. Пусть присылает повестку. То же самое говорит ему каждый следующий свидетель, когда его просят передать мне, что следователь ждет меня. Так проходит неделя. В пятницу у меня дома раздается телефонный звонок. Очень вежливый мужской голос.
— Здравствуйте, Галина Викторовна. С приездом.
— Здравствуйте. Кто это?
— Березовский. Ну как Вам понравился Ташкент?
— Официальный Ташкент мне не понравился.
— А неофициальный?
— Люди там хорошие.
— Галина Викторовна, очень хотелось бы увидеть Вас. Больше получаса я Вас не задержу.
— Пришлите повестку, и я приду.
— Повестка — это такая формальность. Кстати, у меня на столе лежит повестка, посланная Вам, с отметкой почтового отделения, что адресат находится в отъезде. Я Вам ее покажу. Я думаю, не стоит посылать повторную повестку. Пожалуйста, зайдите ко мне в понедельник в 10 часов утра.
— В воскресенье утром я улетаю из Москвы.
— А сегодня в четыре Вы не могли бы?
— Сегодня в четыре могу.
— Так я жду Вас в четыре, в следственной части. Это на улице Дзержинского, 8. Вам нужно пройти вверх от метро «Дзержинская» в сторону Сретенских ворот, по правой стороне улицы, мимо гастронома №40…
— Что, около Лубянки?
— Да-да. Видите, как я Вас ориентирую?
— Да, спасибо. В четыре я у Вас буду.

Ровно в четыре появляюсь в следственной части. Прошу дежурную сообщить о моем приходе Березовскому. Распахивается дверь кабинета. Широким жестом с ослепительной улыбкой, обнажившей все передние золотые зубы, Березовский приглашает меня в кабинет.

Снова милый разговор о Ташкенте, о точности москвичей, о том, что он, Березовский, никакого отношения к моему выдворению из Ташкента не имеет:
— Мне что, живите сколько хотите без прописки. Мою жилплощадь Вы не занимаете. Были в ташкентских театрах?
— Нет, некогда было. Я была, главным образом, в суде.
— В суде? В каком?
— На процессе Кадыева и других, дело которых Вы вели.
— Ну, как там Кадыев?
— Прекрасно держится.
— Кадыев человек грамотный⁽⁹⁾×(9) Роллан Кадыев (1937–1990), преподаватель кафедры теоретической физики Самаркандского университета. Активный участник движения крымских татар. Политзаключенный (1968–1971, 1979–1982).. А на ташкентских базарах Вы побывали?
— Да, посмотрела два базара.
— Фруктов много? Это не Москва. Здесь какие фрукты? Почем там помидоры?
— Когда приехала, были по 40 копеек, а когда улетала — по рублю.
— Галина Викторовна, ну Вы уже знаете, что ваш муж арестован.
— Да, знаю.
— Сначала небольшая формальность. Ваши анкетные данные?
— Я забыла паспорт, но Вы ведь не сомневаетесь, что я Габай Галина Викторовна.
— Ну что Вы, что Вы! Конечно нет.

Диктую свою анкету.
— Вопросов будет много. Ведь Вы все мне расскажете? А вот некоторые свидетели ведут себя несолидно, отказываются отвечать на вопросы, требуют повестку.
— Кстати, покажите мне, пожалуйста, повестку, которая вернулась обратно.
— Пожалуйста, вот она.
— Здесь стоит номер другой квартиры. Моя квартира №83. Неудивительно, что она вернулась.

Медленно стучит на машинке.
— Вы уж простите, я медленно печатаю. Не так, как Вы.
— Да, Вы печатаете значительно хуже меня.
— Вам предъявляется документ под названием «К деятелям науки, культуры и искусства»⁽¹⁰⁾×(10) Обращение Ильи Габая, Петра Якира и Юлия Кима «К деятелям науки, культуры и искусства» (январь 1968 г.) с просьбой выступить против политических репрессий, стало одним из самых ярких документов «петиционных кампаний»., составленный вашим мужем и подписанный им и другими лицами — Якиром⁽¹¹⁾×(11) Якир Петр Ионович (1923–1982), историк. Узник сталинских лагерей (1938–1942, 1944–1952). Один из лидеров диссидентского движения. Политзаключенный (1972–1974). и Кимом⁽¹²⁾×(12) Ким Юлий Черсанович (р. 1936), бард. Зять Петра Якира. Активный участник диссидентского движения.. Это подпись Вашего мужа?
— Вам лучше спросить об этом моего мужа.
— Но Вы же знаете его подпись?
— Да, знаю.
— Это его подпись?
— Я уже сказала, спросите об этом мужа.
— А как мне записать Ваш ответ в протокол?
— Пишите: муж не уполномочил меня давать ответы на вопросы вместо него, поэтому я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— Право, это не имеет никакого значения. Сам он признает свою подпись.
— Это его дело.
— Вам предъявляется документ под названием «Обращение граждан г. Москвы» ⁽¹³⁾×(13) Обращение ряда московских диссидентов в поддержку борьбы крымскотатарского народа за возвращение на историческую Родину. Составлено в конце 1968-го — начале 1969 г. Инкриминировано Илье Габаю. Текст хранится в архиве Международного Мемориала (Ф.118. Т.14 (20). Л.85). Это Ваша подпись под документом?
— Да, моя.
— Слышали ли Вы фамилию Григоренко Петр Григорьевич?
— Да, я слышала фамилию Григоренко Петр Григорьевич.
— Какие документы, составленные Григоренко, Вы читали?
— Я не читала никаких документов, составленных Григоренко.
— Встречались ли Вы с ним? Когда? Где? При каких обстоятельствах?
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— Почему?
— Мотивы отказа я объясню в конце протокола собственноручно.
— Галина Викторовна, Вы же сказали, что будете отвечать на мои вопросы.
— Я отвечу на те вопросы, на которые сочту нужным ответить.
— Ах вот как. Кто автор документа под названием «Письма к другу»⁽¹⁴⁾×(14) Вероятно, речь идет о документе «Письмо другу. Письмо пятое» И. Лозы. Этот документ не был инкриминирован И. Габаю. ?
— Не знаю.
— Печатали ли Вы этот документ, распространяли?
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— У Вас на квартире при обыске 19 ноября 1968 г. был изъят документ под названием «Письма Лозы»⁽¹⁵⁾×(15) Лоза — псевдоним Леонида Плюща (р. 1939), киевского математика, политзаключенного (1972–1975, Днепропетровская специальная психиатрическая больница).. Печатали Вы его? Распространяли вместе с мужем?
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— 19 ноября 1968 г. во время обыска у Вас на квартире был изъят документ «Логика танков»⁽¹⁶⁾×(16) Документ посвящен подавлению «Пражской весны». Автор статьи — социолог Леонид Седов (р. 1934), его редактирование и распространение инкриминировалось И. Габаю.. Кто составлял этот документ? Печатали Вы его? Распространяли?
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— Я вижу, Галина Викторовна, что Вам бесполезно задавать вопросы. Давайте отложим их в сторону. Расскажите лучше о Вашем муже. Что он за человек? Каков он в быту? Какие у него интересы? Ведь Вы знаете его лучше других: Вы его жена. Вот Вы говорите, что он любил писать стихи. Дайте его характеристику.
— Пишите: еще ни одному из тех, кому предъявлялись статьи 190 или 70 УК РСФСР, не помогли положительные характеристики, имевшиеся в следственном деле. Больше того, несмотря на блестящие характеристики, газеты «Известия» и «Комсомольская правда» облили имена этих людей грязью. Поэтому никаких характеристик ни мужу, ни П.Г. Григоренко я давать не буду, так как обвинительное заключение все равно будет написано и обвинительный приговор все равно будет вынесен.
— Пожалуйста, Галина Викторовна, пишите мотивы ваших отказов. Вот протокол.

Записываю, что арест мужа и П.Г. Григоренко считаю противозаконным, поэтому отказываюсь отвечать на вопросы следствия. Но охотно дам показания по делу тех следователей, которые привлекают к политической ответственности и ведут расследование по политическим делам заведомо невиновных лиц. Ставлю свою подпись. Еще не успела дописать:
— О-ох! Я думал, Вы умная и трезвая женщина до тех пор, пока Вы не написали эту муру. А эта запись — бред умалишенного.
— У вас сейчас модно умных и трезвых людей объявлять умалишенными.
— Это делаем не мы, а врачи.
— Вы работаете вместе.
— Я все делаю по закону.
— Эсэсовцы тоже говорили, что руководствовались законами и выполняли приказ.
— Что же я, по-вашему, палач?
— Да. Палач. Только в Москве Вы вежливый палач, а в Ташкенте — нет.
— Вы считаете, что я был невежлив с Вами?
— А Вы считаете образцом вежливости разговаривать с женщиной под лестницей? Вы даже не пригласили меня в кабинет и не предложили сесть. И тон был другой. Хамский.
— Я сам в кабинет по пропуску хожу. А Вы — плохая жена. Вы даже не спросили меня, как чувствует себя Ваш муж.
— Вы уже не ответили на мои вопросы в Ташкенте, больше я не спрашиваю Вас ни о чем.
— А я скажу Вам: он чувствует себя не-пло-хо. И следствие скоро кончится.
— Благодарю за информацию. До свидания.

Я могла забыть и потому изменить некоторые формулировки. Но за точность передачи смысла каждой фразы ручаюсь.

Галина Габай. 19 июля 1969 г.

Текст публикуется по машинописному экземпляру с авторской правкой из коллекции самиздата Евгения Шаповала (Архив Международного Мемориала). При публикации авторская правка учтена и не оговаривается. Подготовка текста и комментарии А. Макарова.//