Картина первая
Одноактная опера «Алеко» по поэме А. С. Пушкина «Цыгане».
Это была дипломная работа студента московской консерватории, девятнадцатилетнего Сергея Васильевича Рахманинова.
Триумф. «Пять с плюсом». П. И. Чайковский предлагает поставить в одном спектакле две одноактные оперы — свою «Иоланту» и «Алеко» девятнадцатилетнего выпускника.
Потом были симфонии, знаменитые и популярные «Концерты для фортепиано» (правда, «Концерт № 1» был написан до «Алеко», в 1890-м), изумительная кантата «Весна» и «Три русские песни», фортепианные произведения, «Симфонические танцы», исполнительская деятельность…
Картина вторая
Пабло Пикассо «Скрипка»Одноактная опера «Скрипка Ротшильда» по одноименному рассказу А. П. Чехова.
Это была даже не дипломная работа. Курсовая.
Известно, что кроме нее были написаны «Романсы» на стихи Лермонтова и Гете. И «Фортепианные прелюдии». Но они не сохранились. Война, знаете ли… Осталась только почти дописанная опера «Скрипка Ротшильда» — произведение студента Ленинградской консерватории Вениамина Флейшмана, класс композиции профессора Д. Д. Шостаковича.
Написать оперу по рассказу Чехова «Скрипка Ротшильда» Вениамину Флейшману предложил сам Шостакович. Можно приблизительно представить себе логику Дмитрия Дмитриевича.
С одной стороны, это, действительно, один из самых пронзительных и одновременно жестких рассказов Чехова. И, при этом концентрированном драматизме, он пронизан музыкой, музыкой еврейского местечка. А с другой стороны имеется очень талантливый ученик, который вырос в этой музыкальной среде, Шостаковичу неизвестной, но крайне интересной.
Вениамин Флейшман поступил в Ленинградскую консерваторию в класс Шостаковича в 1937 году. Для нас это советское время, со своим историческим, визуальным и образным рядом. Но поскольку Флейшману в это время 24 года, он формировался как личность до этого времени, и в это до стоит посмотреть повнимательнее, — тем более что это имеет самое прямое отношение и к музыке самого Флейшмана, и, впоследствии, к музыке самого Шостаковича.
Вениамин Иосифович Флейшман родился 20 июля 1913 года в Бежецке Тверской области, куда за пару лет до этого из Вильно приехали его родители — Иосиф Аронович и Рахиль Моисеевна. Дом, в котором он родился, стоит до сих пор. Улица Большая, 52.
Отец — зубной врач, а также и. о. раввина в синагоге, мать преподавала историю и географию. Всех пятерых детей учили музыке, и маленький Вениамин, как написано в одной из биографий, играл в местном ансамбле. Это практически означает, что он занимался тем же самым, что и герои чеховского рассказа, а впоследствии и оперы — играл на свадьбах, похоронах и праздниках. На скрипочке.
Вениамин Флейшман — третий справа.Одноактная опера. Как у Рахманинова. Около сорока минут.
Когда опера заканчивается — после того как ты вдохнул и выдохнул, — начинаешь соображать. Это, конечно же, в основном музыкальный язык Шостаковича. Да и трудно было бы ожидать чего-то другого в первом крупном произведении, да еще и написанном под непосредственным руководством обожаемого и боготворимого учителя (хотя сам учитель всего на шесть лет старше). Ну, конечно, какие-то относительно проходные места есть. И даже в «Арии Бронзы». А без них не бывает, это нормально. Но вот симфонический финал оперы — это очень серьезно, этакое симфоническое обобщение драмы. Эта музыка и по стилистике, и по чисто техническим приемам, и по силе напоминает симфонические фрагменты из «Леди Макбет». И если Шостакович не приукрашивает, и это действительно написал не он, то это очень сильно. Если бы он, то все равно было бы сильно.
И все. А дальше наступает 14 сентября 1941 года. Где-то под Красным Селом.
Почитайте Н. Н. Никулина, «Воспоминания о войне». Там про это убедительно написано.
И все…
На секунду заглянувший в наш мир, может быть, гений, может быть, призрак гения, проявившийся на мгновение, и вновь исчезнувший.
Вторая жизнь Вениамина Флейшмана
Такое явление, как дописывание неоконченных произведений после ухода коллег или учителей, существовало и раньше. И сам Шостакович очень много работал над неоконченными операми Мусоргского, и Римский-Корсаков дописывал произведения Мусоргского и Бородина. И хрестоматийный случай с «Реквиемом Моцарта». Это все было.
Но здесь — несколько другой случай.
Шостакович, как педагог, был рядом со «Скрипкой Ротшильда» не то что с начала создания — с начала замысла. Он знал не просто музыку этого произведения, он знал логику его создания и развития, видел его масштаб. Он не мог не сродниться с вещью, которая росла на его глазах, и, судя по всему, то, что он сделал для «Скрипки Ротшильда» было не более чем просто данью памяти ученика. Шостакович делал все, что было в его силах, чтобы поставить оперу на сцене. В 1960-м состоялось ее концертное исполнение в Доме композиторов в Москве. А в апреле 1968-го в Ленинграде была создана Экспериментальная студия камерной оперы, на сцене которой была поставлена «Скрипка». Далее рассказывает художественный руководитель этой студии, журналист, музыковед и писатель, автор книги о Шостаковиче «Свидетельство» Соломон Волков: «Позже официальное руководство культуры обвинило нас всех в сионизме: несчастного Чехова, несчастного Флейшмана. Решение гласило: “Постановка льет воду на мельницу врага”, — это означало необратимое закрытие постановки. Это было поражением — как для Шостаковича, так и для меня».
Я не знаю, как это произошло, то ли Флейшман произвел такое впечатление на Шостаковича, то ли знакомство через Флейшмана с еврейской музыкальной культурой, то ли что-то еще, но мощное влияние учителя и ученика оказалось обоюдным, и Вениамин Флейшман пророс в Шостаковиче своей еврейской музыкой. Не попадались мне ни документы, ни письма, относящиеся к периоду их взаимоотношений, но то, что Шостакович более 20 лет бился за постановку «Скрипки Ротшильда», ведь о чем-то говорит? «Еврейской крови нет в крови моей» — в полном соответствии с текстом Евтушенко из «Бабьего Яра», стихотворения, которое обессмертил Шостакович своей Тринадцатой симфонией. Но…
Гении — они же такие. Им хоть кол на голове…
Шостакович наконец нашел время и место. И в 1948 году написал вокальный цикл «Из еврейской народной поэзии». А чуть позже, когда выяснилось, что имеет место некоторый недобор по части еврейского оптимизма, написал еще три номера, уже из счастливой жизни советских евреев. Снова нашел время и место. И что вы думаете? Таки, как в воду глядел! «Врачами, врачами стали наши сыновья. Звезда горит над нашей головой. Ой-ёй!» Обожаю эту песню, она последняя в цикле. Могу себе представить лица слушателей на премьере в 1955 году!
Нет, пожалуй, не могу.
А душа Флейшмана уже жила в Шостаковиче. И звучала в четвертой части «Трио», написанного в 1944-м, и в «Скрипичном концерте» (1947–1948), посвященном Давиду Ойстраху (премьера состоялась только в 1955 году), и в «Четвертом квартете» (1949). И все это писалось вопреки тому, что происходило в стране. А в стране происходила борьба с безродным космополитизмом, то есть приблизительно то же, что и в Германии 30-х. Разница была в антураже и терминологии. 12 августа 1952 года, расстреляв руководителей Еврейского антифашистского комитета (а это были виднейшие поэты и деятели еврейской культуры), Сталин в качестве посмертного алаверды Гитлеру практически уничтожил идишскую культуру на подвластной ему территории так же, как ранее это было сделано в другой части Европы, вместе с ее носителями. Просто не успел довести до конца.
А что может гений? Он же не пишет, он записывает. И в 24 «Прелюдиях и фугах» (1950–1951), и позже, когда что-то изменилось, но не качественно — «Восьмой квартет» и «Тринадцатую симфонию». Понимая, что он крепостной, и понимая, что живет под гильотиной.
А что может гений?
И Вениамин Иосифович Флейшман, почти ничего не успев, остался жить в произведениях Шостаковича. Пронзительно и мощно.
И этот проклятый жид даже самое веселое умудрялся играть жалобно.
А. П. Чехов Скрипка Ротшильда
И дам Я им в доме Моем и в стенах Моих память и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам ему вечное имя, которое не истребится.
(Ис. 56:5)
