Деревянные уши, младенцы из воска, серебряные ладони, свинцовые глаза, модели кораблей, костыли, кандалы или таблички, где старательно изображена история чудесного избавления: моряк, застигнутый бурей, молится св. Николаю о том, чтобы достигнуть берега; строитель, упав с лесов, через секунду грохнется на мостовую, но Дева Мария, взирающая с небес, явно его спасет; два узника в колодках устремляют свой полный надежды взор на образ Богоматери с младенцем. 1508 г., Рим: Томмазо Ингирами, каноник Латеранской базилики, скорбно лежит под колесами сбившей его телеги, а в небесной выси появляется Христос в окружении апостолов Петра и Павла. А вот 1969 г., Мексика: слева на операционном столе в свете мощных ламп лежит мальчик по имени Рафаэль Гоче Диаз. Сзади два кислородных баллона, над ним — два хирурга в белых халатах. Справа, в небесном сиянии, Дева Мария Сан-Хуан-де-лос-Лагос, которую благодарят за его выздоровление.
Все это ex-voto, или вотивные дары, которые католики столетиями несли к мощам святых или к почитаемым образам, чтобы отблагодарить небесные силы за избавление от беды, исцеление, удачные роды, изгнание демонов или даже (как утверждали) воскрешение из мертвых. Оказавшись в опасности, верующий молит Деву Марию или своего святого патрона о помощи и дает обет (votum), что, если будет спасен, принесет им дар. Во многих храмах, куда стекались и продолжают стекаться паломники, вотивы заполняют собой почти все пространство, демонстрируя популярность культа и эффективность святыни, вокруг которой он создан.
В Португалии и сейчас рядом с церквями можно найти магазины, где на витринах выставлены восковые руки, ноги, головы, глаза, уши, сердца, печенки, младенцы, особняки, машины и прочие органы, существа и предметы, с которыми что-то может случиться и о которых верующие просят своих небесных заступников. Это вотивы «прет-а-порте». Кто-то обещает святым нечто в дар в миг опасности, когда, кроме чуда, уже не на что уповать. Кто-то — когда ставки совсем не так высоки — по пути в церковь решает купить ex-voto, чтобы умилостивить небеса. В гости с пустыми руками не ходят.
Культ, вышедший из берегов
Место действия: город Регенсбург в Баварии. Время действия: 1519 год. Деревянная часовня с двускатной кровлей. Низкая дверь, за которой в глубине видна икона Богоматери с младенцем. Огромная толпа крестьян, горожан, рыцарей пытается протиснуться внутрь. У многих в руках косы, серпы, кадушки, блюда, горшки и прочая домашняя утварь. Справа юноша несет толстенную свечу в человеческий рост. Позади него — несколько клириков и процессия женщин. Перед часовней еще одна Дева Мария с младенцем — статуя на высокой колонне. Вокруг паломники, которые к ней ползут, бьют перед ней поклоны или обнимают колонну. Мужчина, насадив на шест шляпу, тянется вверх, чтобы ткань коснулась каменного подола Мадонны. Справа и слева над входом в часовню висят десятки тех же серпов, корзин, топоров, горшков, чьих-то четок, сапог и прочих даров, которые принесли Богоматери. По обе стороны за часовней видны какие-то развалины.
Перед нами гравюра Михаэля Остендорфера (1520), изображающая толпы паломников, которые в 1519 году внезапно устремились в Регенсбург. Их цель — припасть к образу «Прекрасной Марии» (Schöne Maria) и приобщиться к ее чудотворной силе. Руины позади церкви — это остатки гетто, чьи обитатели только что были изгнаны из города.
Славя Бога, славим себя.
Еврейская община Регенсбурга, состоявшая где-то из пятисот человек, давно балансировала на грани изгнания. Местные христиане обвиняли евреев-ростовщиков в эксплуатации, подозревали соседей-иноверцев в убийстве христианских детей и ходатайствовали о том, чтобы сделать свой город judenfrei. Однако регенсбургские иудеи находились под прямым покровительством императора Максимилиана I, который, само собой, защищал их не из филантропических соображений, а за солидные поступления в звонкой монете. Но 13 января 1519 года император умер, и 21 февраля городской совет постановил изгнать всех евреев из города — им было дано два часа, чтобы забрать все из синагоги, и пять дней, чтобы самим убраться. Чтобы они не возвратились, гетто было решено снести, еврейское кладбище — срыть, а на месте синагоги — в знак торжества Христова Закона над Законом Моисея — воздвигнуть часовню.
Пока рушили синагогу, с каменщиком по имени Якоб Керн случилась беда: он оказался погребен под рухнувшими обломками. Когда его раскопали, казалось, что ничто уже его не спасет. Однако его жена обратилась с молитвой к Деве Марии, и Керн внезапно пошел на поправку и быстро вернулся в строй разрушителей.
Паломничество — это не только душевный порыв, но и настоящая индустрия. Новые и новые чудеса тщательно фиксировались, а вести о них разлетались по округе и германским землям с помощью печатного станка. Местный живописец Альбрехт Альтдорфер создал новый, более представительный и отвечающий современным вкусам, образ «Прекрасной Марии». Перед часовней установили статую Богоматери, на которую тоже распространилось ожидание чуда. Паломники утверждали, что одежда, которая к ней прикоснется, сможет потом излечить больной скот.
Подобно прочим пилигримам Средневековья, люди, десятками тысяч стекавшиеся к «Прекрасной Марии», хотели не только ей помолиться, но и увезти с собой что-то на память, получить какой-то образ, который бы запечатлел хотя бы частицу ее чудотворной силы. Городской совет наладил для них производство значков с изображением местной святыни — такие выпускали во многих центрах, куда направлялись паломники. Эти значки воспринимались не просто как сувенир (религиозный вариант магнитика на холодильник), но и как оберег, способный защитить его обладателя. В 1520 году было продано 9763 значков из серебра и 109 189 из свинца. Каждому по возможностям.
Как прекрасно видно по гравюре Остендорфа, многие паломники устремлялись к Деве Марии не с пустыми руками, а с дарами или предметами, которые символизировали их занятие. Крестьяне оставляли в часовне вилы, грабли или серпы; женщины — домашнюю утварь; ремесленники — свои инструменты. Заодно они, конечно, несли и традиционные подношения вроде свечей и монет.
Многие культы Средневековья возникали столь же внезапно, горы вотивных даров были обычным делом, а толпы паломников устремлялись ко многим святыням. Тем не менее экзальтация, вдруг овладевшая десятками тысяч человек, и странные формы, которые приняло их благочестие (обезумившие толпы, которые падали ниц перед статуей и якобы даже вокруг нее танцевали), у многих вызвали отторжение. Причем по совершенно разным мотивам.
Альбрехт Дюрер, у которого был экземпляр гравюры Остендорфа, оставил на нем комментарий: «Это наваждение, охватившее Регенсбург и противоречащее Священному Писанию, было попущено епископом ради земных благ. Бог да поможет нам не причинять его дорогой матери столько бесчестья». Мартин Лютер, бичевавший католический культ образов как идолопоклонство, потребовал снести часовню и заклеймил чудеса, которые якобы творила «Прекрасная Мария», как козни дьявола. Но недовольна была и часть католического духовенства. Новый культ плохо сказался на посещаемости и престиже более древних святынь Регенсбурга. Особенно пострадало имперское аббатство Нидермюнстер, где хранились мощи св. Эрхарда — первого епископа города. Чтобы привлечь часть паломников, устремлявшихся к «Прекрасной Марии», францисканцы, проповедовавшие в монастыре, установили рядом с саркофагом святого свою статую Богоматери. Местный проповедник стал обличать «вонючую дыру» — деревянную часовню, где стоял образ-конкурент, и призвал паству приходить к ним, ведь Дева Мария есть везде, а мощей св. Эрхарда за пределами монастыря и не сыщешь.
К 1525 году внезапно вспыхнувшее паломничество постепенно сошло на нет — многие католические прелаты осудили его как ложный культ и торжество суеверия. В 1541 году император Карл V посетил каменную церковь, которую давно начали строить вместо деревянной часовни, и, увидев развешанные повсюду вотивы, приказал все очистить и сжечь, а через год храм открылся, но уже как первая в городе лютеранская кирха. Звезда «Прекрасной Марии» окончательно закатилась.
Ближе к телу
Дары высшим силам — такой же древний сюжет, как история дара между людьми или их отношений с собственными богами. Богам приносят в жертву или просто приносят человеческие тела или тела животных, плоды земли или плоды ремесел. Чтобы боги их приняли, их сжигают, украшают ими изображения, оставляют в святилищах или, ненадолго отдав богам, потом перераспределяют смертным. Дары невидимым покровителям, как и любые дары, легко сочетают в себе расчетливый порыв и искренний обмен. Они нужны, чтобы наладить отношения: попросить об услуге, поблагодарить за помощь или умилостивить высшие силы.
Вотивные фигурки в форме частей тела несли богам еще в Древней Греции и в Древнем Риме. Например, в Музее Гетти (Лос-Анджелес) хранится терракотовый мужской торс (IV в. до н. э.) с овальным разрезом посреди живота, в котором видны кишки и другие органы. Видимо, его принесли в одно из этрусских святилищ в надежде на выздоровление или в благодарность за него. Христианство сначала попыталось эти практики уничтожить (как минимум, вытеснить их на обочину), но позже вернулось к ним, хотя и в новом теологическом оформлении. Христианские святые — совсем не античные боги, однако идея приносить в храмы фигурки в форме рук, ног и глаз точно не была средневековым изобретением.
В разных концах Европы, а потом и в Новом свете, который христианизировали испанские и португальские миссионеры, ex-voto бесконечно разнообразны по форме и материалам. Кто-то несет святым органы из воска или дощечки с грубым рисунком, а кто-то, как прославленный кондотьер Гаттамелата, собственный портрет верхом на коне, отлитый из серебра весом в 3,5 кг. Между верующими и святыми циркулировало множество материальных даров. Вотивы — лишь один из ручейков в их потоке. Сильные мира сего, в надежде на заступничество высших сил в этой жизни и на том свете, жертвовали им статуи, заказывали фрески, обустраивали часовни или воздвигали церкви. Храм — совсем не ex-voto, но и серебряный глаз, и огромное здание могли быть дарами, которые человек обещал принести своим небесным покровителям.
При всем разнообразии вотивов главное в них не форма, а идея, которая за ней стоит. Ex-voto — это не только знак благодарности высшим силам, но и инструмент причастности к ним. Даря нечто Христу, Богоматери или святому (то есть, их изображениям или мощам, тем пространствам, где эти мощи или изображения находились, а конкретнее — тем священникам и монахам, которые этими пространствами заведовали), верующие через дары стремились приобщиться к силе своих небесных патронов. Поэтому было так важно, чтобы вотивы оказались как можно ближе к почитаемому образу или реликварию — и чтобы они там остались. Их клали на алтари или раки с мощами, вешали на алтарные образы или над ними, прибивали к церковным стенам.
Верующие стремились (и до сих пор стремятся) не только увидеть святыни, но и дотронуться до них, приложиться губами или даже порой соскоблить с них немного каменной пыли или краски, чтобы потом носить с собой как амулет или выпить, растворив в воде или в вине. Гравюру, которую приложили к чудотворной фреске, затем могли положить на больного в надежде, что такой опосредованный контакт со святыней тоже может сработать. Если у человека болела рука, он мог отнести на могилу святого руку из воска, чтобы та, «впитав» чудотворную силу, передалась его руке (такой дар — уже не благодарность за свершившееся чудо, а просьба о помощи).
Чтобы оказаться поближе к святым, можно было не только оставить свой дар, но и, скажем, выскоблить его на стене. В 2010 году в английском Норфолке запустили проект по поиску всех средневековых граффити, которые сохранились в 600 с чем-то старинных церквях графства. В итоге были найдены и каталогизированы тысячи надписей (молитв, магических формул, проклятий) и рисунков, которые раньше не привлекали особого внимания или просто оставались незамеченными. Там были круги и сложные «цветочные» композиции, нарисованные с помощью циркуля, кресты, звезды, изображения ладоней и ступней, корабли с мачтами, человеческие и демонические лица. Причем, многие граффити не просто раскиданы по интерьеру церкви, а концентрируются ближе к алтарю или к нишам, где до Реформации стояли статуи святых. Хотя назначение рисунков не всегда можно установить, ясно, что часть из них была не забавой или пробой пера, а запечатленной молитвой или оберегом, предназначенным для защиты от злых сил.
Изображения ладоней, ступней и корабли — это, вероятно, доступный всем вариант ex-voto. Корабли — один из обычных даров св. Николаю, который считался патроном моряков и защитником тех, кто в море попал в беду. Вернувшись из опасного плавания, рыбаки, купцы или путешественники приносили святому корабли из воска или металла, так что у его алтарей или статуй в церквях порой скапливались целые флотилии. Граффити-вотивы на стенах ничего не стоили и были куда долговечнее маленьких фигурок. Выцарапав на стене церкви рисунок, прихожанин запечатлевал свою просьбу или благодарность.
108 костылей
Если ex-voto — это послание высшим силам, то на нем нужно указать обратный адрес. Дар должен быть как-то причастен дарителю. Эту причастность можно было обеспечить множеством разных способов — в зависимости от местных традиций, доступных материалов и платежеспособности паломника.
Один вариант — это внешнее сходство: всего человека или какой-либо его части. В Италии эпохи Возрождения святым порой несли восковые портреты спасенного или исцеленного, а сейчас к почитаемым образам часто приносят фотографии. Изображения органов, по определению, стандартны — ухо графа не отличить от уха селянина. Они просто индивидуализируют не больного, а болезнь, или скорее ту часть тела, где она «коренилась». В монастыре Сен-Валери в Пикардии, куда приходили за помощью от сексуальных расстройств, в XVI в. висели изображения мужских и женских половых органов, которые дарили святому.
Другой вариант идентификации — подпись. На табличках с изображением чуда, которые вновь вошли в оборот с XV века, обычно указывалось имя спасенного или исцеленного, а заодно в нескольких строках рассказывалась вся история его избавления. Тысячи таких ex-voto, сохранившиеся в разных странах, — настоящие каталоги всех мыслимых несчастий, недугов и происшествий. 25 апреля 1777 года донья Жозефа Перес Мальдонадо, жившая в Мексике, благодаря заступничеству Христа и Богоматери, благополучно перенесла операцию по удалению шести опухолей (правда, через несколько месяцев все равно умерла). А 15 сентября 1930 года в Агуас-Кальентес мальчик Фермин остался жив после того, как на него бросился бык, вырвавшийся из своего загона. Судя по надписи на вотивной дощечке, он спасся благодаря тому, что одна женщина, увидев, что происходит, взмолилась Деве Марии. Часто упоминания на ex-voto — это единственное, что известно об их заказчиках и персонажах.
Причастность дара к дарителю могла быть не качественной, а количественной. Например, святым приносили свечи такой же высоты или такого же веса, как даритель или его дитя (благополучно родившееся, выздоровевшее от болезни и т. д.).
Вотивы — это не всегда изображения или объекты, изготовленные специально для подношений. Святым могли дарить предметы, прямо связанные с той бедой, из которой человек выбрался благодаря заступничеству небесного патрона. Узники, освобожденные из темницы, или солдаты, спасшиеся из плена, несли оковы; висельники, которым удалось вылезти из петли, — свои веревки; хромые, которые вновь встали на ноги, — ставшие ненужными костыли; раненые рыцари — обломки стрел, которые удалось вытащить из их ран, и т.д. Все эти объекты были немыми свидетелями совершенного чуда.
Во многих храмах вокруг саркофагов с мощами святых или почитаемых образов скапливались тысячи ex-voto. В начале XIV века папа Климент V (1305–1314) учредил комиссию для проверки чудес, которые, как утверждали, после смерти стал творить английский прелат Томас де Кантилупе (ум. в 1282). Выяснилось, что у его могилы в Герефордском соборе уже скопилась целая гора вотивов: 170 серебряных кораблей и 41 корабль из воска, 129 человеческих фигур или изображений частей тела, изготовленных из серебра, и 1424 — из воска, 77 фигурок животных, 108 костылей и 3 деревянные повозки. В 1554 году инвентарь ex-voto, собранных вокруг считавшейся чудотворной фрески в церкви Санта-Мария-деи-Мираколи в Брешии, насчитывает 586 глаз, отлитых из серебра. Еще более солидным собранием мог похвастаться баварский город Альтэттинг. Там в 1489 году пронесся слух, что местная статуя Девы Марии воскресила утонувшего ребенка. После этого к ней тоже потянулись тысячи паломников. Во второй половине XVII века в часовне, где была установлена статуя, было собрано более 12 тысяч вотивных табличек.
Само собой, для любого святого — вернее, для тех клириков, которым он принадлежал, — обилие вотивов было зримым доказательством его (а значит, и их) могущества и престижа. Однако порой изобилие превращалось в проблему: дары — особенно те, что не представляли никакой материальной ценности, — требовалось периодически вычищать, чтобы освободить пространство для новых и не дать народному благочестию установить свои правила в церковном пространстве.
Ex-voto недоверия
Не стоит думать, что благодарные паломники с восковыми ногами в руках или полутемные часовни, сверху донизу завешанные материальными доказательствами их благодарности, у всех вызывали лишь благочестивый трепет. В Позднее Средневековье и Раннее Новое время ex-voto были давней — и защищенной давностью — традицией. Однако немалому числу людей дары, которыми зада(б)ривали святых, казались полумагическим торгашеством с высшими силами. Поэтому не только едкие вольнодумцы или нередкие еретики, но и некоторые католические богословы смотрели на вотивы как на вредное суеверие.
Язвительный флорентийский новелист Франко Саккетти (ум. в 1400) риторически вопрошал, не является ли подобное благочестие попросту идолопоклонством. «Я, писатель, видел когда-то человека, который потерял кошку и дал обет, если он ее найдет, послать богоматери Орто Сан-Микеле кошку из воска; так он и сделал. Разве это не только недостаток веры, но также и обман Бога, Богоматери и всех его святых? Богу нужно наше сердце и наш ум; ему не нужны восковые изображения и вся эта гордость и тщеславие. Если бы кто заглянул умом в сердце, он увидел бы, что многие из тех силков, с помощью которых человек рассчитывает попасть в рай, в большинстве случаев увлекают его в ад».
Через 130 лет «князь гуманистов» Эразм Роттердамский (ум. в 1536) в своей «Похвале глупости» уделил вотивным дарам свою долю иронии: «Взгляните на благодарственные приношения, которыми стены иных храмов украшены вплоть до самой кровли, — увидите ли вы среди них хоть одно пожертвование за избавление от глупости, за то, что приноситель стал чуть-чуть умнее бревна? Один тонул, но выплыл. Другой был ранен врагом, но выжил. Третий удрал столь же доблестно, сколь счастливо, с поля битвы, в то время как другие продолжали сражаться. Четвертый был вздернут на виселицу, но при помощи некоего святого, покровителя воров, сорвался и ныне продолжает с успехом облегчать карманы богатеев, обремененные деньгами. Пятый бежал, проломав стену тюрьмы. Шестой, к негодованию своего врача, исцелился от лихорадки. Седьмой хлебнул яду, но не умер, а только прочистил желудок на горе своей супруге, которая впустую потрудилась и потратилась. У восьмого опрокинулась повозка, но кони вернулись домой невредимые. На девятого обрушилась кровля, но он остался цел. Десятый, застигнутый мужем на месте преступления, счастливо спасся.
Насмешка Эразма метит в обе стороны: и в тех, кто несет в храм вотивы, и в тех, кто подпитывает ими культ своих святых и святынь. Первые превращают отношения с высшими силами в сделку (как будто святые нуждаются в их дарах и приходят на помощь тем, кто обещает их отблагодарить за чудо). Вторые, поощряя благочестие, на деле потворствуют заблуждению.
Ex-voto настолько же вечны, насколько и представление о том, что высшие силы находятся с людьми в постоянном взаимодействии и что с ними можно договориться о благосклонности. Где-то около 100–200 года н. э. кто-то в Греции принес Асклепию и Гигиее каменный рельеф с вырезанной на нем ногой. В 1922 году некий Томас Лопес из Мексики пожертвовал Деве Марии из Тальпы деревянную дощечку с точно таким же изображением. Боги меняются, практики (да и болезни) остаются.
Образ святого, установленный на алтаре, — это его парадный портрет. Чудеса, часто запечатленные рядом, — героические эпизоды из его жития, настолько же славные, насколько далекие. В отличие от них, сценки, запечатленные на расписных еx-voto, и даже стандартные восковые фигурки — это своего рода письма на небеса, да еще со штемпелем о получении. Это доказательство личной связи с высшими силами, которые действуют здесь и сейчас, предмет, в который человек влагает свои надежды и благодарность, — и в этом сила вотивных практик.
Цицерон (ум. в 43 г. до н. э.) в своем трактате «О природе богов» приводит выдуманный диалог между двумя посетителями святилища в Самофракии: верующим и скептиком. В качестве скептика он вывел греческого софиста Диагора Мелосского, жившего в V веке до н.э. «Вот ты считаешь, что боги пренебрегают людьми, — спросил его благочестивый товарищ. — Но разве ты не обратил внимания, как много [в храме] табличек с изображениями и с надписями, из которых следует, что они были пожертвованы по обету людьми, счастливо избежавшими гибели во время бури на море и благополучно прибывшими в гавань?» «Так-то оно так, — ответил Диагор, — только те, кто утонул, благодарностей потом не приносят».
