Сыркин, очевидно, переадресовал письмо известному литературному критику и публицисту Аркадию Горнфельду, который и стал «гуманнейшим спасителем» самоучки. Вот два письма из их переписки, длившейся с 1901 по 1904 г.
1 из 2
М. Гусятин (Подол. губ.)
23 ноября 1901 г.
Высокочтимый и Многоуважаемый господин А. Горнфельд!
Не нахожу слов выразить Вам мою искреннюю благодарность за оказанные Вами милости мне Вашим почтенным письмом от 14-го сего ноября месяца. Ах! Как озарили меня Ваши гуманные слова, как они полны отзывчивости ко мне, нуждающемуся в свете. Чем я, заброшенный и забытый, лежащий в бездне, могу принести Вам в благодарность больше, чем великое спасибо! Ваши почтенные слова полны искренности, Ваш почтенный совет о самообразовании очень нравится мне как лучшее средство к моему спасению. Я потружусь всеми моими силами к поднятию моей умственной развитости, но мне надо подняться на первую ступень и, конечно, «всякое начало трудно», но «терпенье и труд все перетрут».
Повторить Вам еще раз о моем трагическом положении я считаю лишним утруждать Вас, такого дальнозоркого человека, чтением, думая, что прежнее мое письмо на имя почтенного редактора г-на М. Г. Сыркина довольно охарактеризовало мои душевные муки, но ознакомить Вас с моим еще малым образованием я считаю необходимым; знания мои суть: чтение русское и арифметика; выучил 1-ю часть русской грамматики; знаю еврейский язык. Но в последнее время я читаю книги русско-еврейские, к которым я чувствую пламенную любовь. По милости одного моего товарища — подписчика Вашей многоуважаемой газеты «Восход», я пользуюсь последней. Но удовлетворяется ли этим моя жажда к образованию? И десятой части нет. Но что я могу делать, находясь в медвежьем уголке? Что предпринимать для своего спасения? С этим вопросом я сам с собою мучился доныне, а теперь, принимая Ваш премудрый совет о самообразовании, имею честь просить Вас — не дайте мне падать, удостаивайте меня Вашим гуманным ответом, что вначале мне остается делать.
Ссылаюсь на Вашу гуманность и предаюсь Вам всем существом, надеясь, что Вы поможете мне нравственной поддержкой…
Льщу себя надеждой получить в ближайшем будущем Вашего почтенного ответа. Со слезами прошу Вас — помогите мне!
Ваш преданный слуга Гершко Бронштейн
В следующем письме от своих обычных излияний Гершко переходит к описанию нравов местечковых евреев, их «фанатизму и невежеству». Себя он считает носителем идеалов прогресса и гуманизма.
М. Гусятин Подольской губернии
4 Января 1902 г.
Многоуважаемый и достопочтенный господин А.Г. Горнфельд!
Смею принести Вам, гуманнейший господин, мою искреннюю благодарность за оказанное Вами мне сочувствие, приславши мне такое почтенное письмо с такими драгоценными для меня книжками, которые для меня дороже богатства, ценнее всех земных благ. […]
Энергия и надежда — вот единственная спутница моей мучительной страдальческой жизни, без таковых я давно сошел бы с арены жизни. Слишком трагична моя жизнь, мои юные годы, лучшие дни жизни, такое невозвратное время, такие светлые весенние дни проходят для меня так бесследно, и я не раз спрашиваю: Боже! Чем я так грешен перед Тобою? Неужели моя судьба так осуждала меня на всю жизнь? За что мне такой обвинительный вердикт? Но для каждой болезни — свое целебное средство, и для исцеления своей болезни, отчаивания, я приобрел лекарство, а именно: «печатное слово». Образованность, просвещение — вот что дорожайше для меня всех благ. Книга для меня — лучше всех богатств, но как достигнуть мне образованности? О, гуманнейший из всех смертных, только в Вас вся моя надежда, вся моя жизнь. Слезами молю Вас, не дайте мне падать, пусть увижу пред собою истинный путь просвещения, моим трудолюбиям нет границ… […]
Моей страсти к чтению трудно описывать… Трудно вообразить себе, как я мучаюсь нравственно. Я чувствую, что мне нужен очень русский язык, чтобы говорить хорошо по-русски, но с кем говорить? В этой пустыне меня бы назвали сумасшедшим, если бы я стал говорить с кем-нибудь по-русски, да и отвечать некому было бы, но надежда укрепляет меня на все.
[…]
Но как обстоит нравственная часть? Тьма кромешная кругом. Невежество находит себе тут свою резиденцию, царство тьмы имеет здесь большую силу. Светлое солнышко не заронило сюда еще ни одного греющего луча, и, Бог весть, доколь продолжится эта тьма. Спят наши гусятинцы. Фанатизм и невежество сильно здесь укрепились. Нет у нас ни школ, ни библиотек, ни талмуд-торы, хотя по внешнему виду наше местечко походит на какой-то уездный город, так как в прошлом году вымостили центральную часть местечка вытребуемыми нашими жителями из сумм остатков коробочного сбора с лишком 4000 рублей, а также украсили местечко несколькими фонарями, тоже взятыми из сумм остатков коробочного сбора. […] Деньги эти, кажется, назначены исключительно для еврейских нужд, между тем граждане наши слишком равнодушны к таким необходимым нуждам, как, например: молелен в местечке 2 большие и 2 малые «миньоним».
Это число недостаточно для 200 с лишком жителей. И не говоря об осенних праздниках, которые очень редко проходят, чтобы не впали в обморок несколько женщин от тесноты, но даже в каждую субботу бывает в молельнях так тесно, что трудно даже вздохнуть.
Общественная баня едва держится и не сегодня-завтра упадет совсем.
[…] Но что говорить о людях, ничего не видавших, не понимающих, как ценить просвещение, почитающих только внешний блеск Европейской цивилизации, как, например, постричь бороду и пейсы, красивую прическу, одеться по последней моде, поговорить с барышнями, играть по вечерам и ночам в карты и т.п. — считаются родителями конечным идеалом для своих детей… Словом, застыла жизнь в нашем уголке. А как болеют сердца той горсточки интеллигентов, которых судьба забросила сюда; но что они в состоянии сделать против большинства?
Гуманнейший господин А.Г., слезами молю Вас, оказывайте мне Вашу доброту и помогите мне в деле образования.
Ваш покорный слуга Гершко Бронштейн
О том, удалось ли Гершко осуществить свою мечту и стать образованным, — в следующем выпуске.
1 из 2
