Лиза Розовская перечитывает письма, которые девочкой, в первый год репатриации в Израиль писала своим бабушке и дедушке в Подмосковье. В в этот раз речь идет о деньгах — о том, как благополучие вдруг превращается в крах, как эмиграция преподносит внезапные финансовые сюрпризы; о перевезенном за собой в Израиль советском правиле-предрассудке «о деньгах не говорят».
«Дорогие баба и деда!
У нас как всегда всё хорошо!
У меня через 3 дня экзамен по специальности. Сольфеджио у меня уже кончилось, я получила в году 90, т.е. 5-. Вещи, которые я играю, а их я написала в предыдущем письме, у меня получаются прекрасно, даже моя учительница-максималистка (как она сама выражается) так говорит.
Кстати, на экзамене можно будет присутствовать и родителям.
А у папы завтра будет «творческий вечер», он будет читать свои стихи, правда, не знает ещё какие.
Школа у меня ещё не кончилась, кончится только 5 июля. Сейчас идут контрольные. Я по ним получаю от 80 до 100 –- от 4 до 5.
Меня в классе все ужасно любят, я так сказать вошла в коллектив.
А ещё у нас есть очень хорошая учительница –- классная руководительница, я от неё просто без ума. И она от меня тоже.
Я рисую плакаты для школы и вообще всячески украшаю класс.
Может быть в конце года я устрою отвальную, потому что в следующем году, мы почти наверняка переедем в другой район, а значит и в другую школу.
Теперь новость, совершенно не относящаяся к школе –- Алька беременная.
Уже, я думаю, около трёх месяцев. Она также серьёзно занялась снятием квартиры для Регины, Лили и Лёни. Она хочет снять четырёхкомнатную квартиру и всем жить вместе.
Идея с лагерем при университете развалилась, так как там оказывается будут преподавать только один предмет.
И мы записались в другой кружок-лагерь, на две недели. Лепка, рисование и т.д. Дешевле. Позже надо вставать. В общем со всех сторон лучше.
Иногда по вечерам, я вдруг вспоминаю какой нибудь эпизод из своей жизни в Кубинке и начинаю скучать. Например однажды вспомнилось, как я лежала, читала сосала «долгоиграющие» конфеты и вдруг уснула, а наутро вы мне рассказали, как вы меня раздели, посадили на горшок и уложили, а я даже в ус не дунула.
И вообще вспоминается. А иногда я сама придумываю и рассказываю себе истории, о том как вы приезжаете и я одна вас встречаю и что, ты, баба, ничего с собой не привезла, кроме лотка с тефтелями.
Что грустно, это то, что мама не делает мне тефтели, несмотря на то, что всё время обещает.
Мама мне обещала, кстати, что летом мы поедем на море. Тут это совсем не трудно сделать, потому, что Израиль страна маленькая, и Тель-Авив, в котором есть море, расположен совсем недалеко.
Летом я надеюсь, что моя учительница продолжит со мной заниматься.
И что уж точно, что она мне задаст большую программу.
С финансовым положением все в полном порядке.
Только с квартирой проблема. Просто их нету.
Я прочла: Ещё раз О’Генри, но другие рассказы, «Спартак», «Смерть принца» (на иврите), Альфонса Доде, «Сага о Форсайтах», Гофмана, разные автобиографии, но это я прочитала только с апреля, а до этого ещё полно.
В общем все в порядке.
Целую тысячу раз!
В/Лиза»
В этом письме, написанном где-то в июне 1991 года, почти как во всех письмах, которые я посылала в Россию, много лжи и много правды. Неожиданное признание в фантазии о тефтелях и грубое вранье (самой себе) по поводу «вхождения в коллектив». Идиллические воспоминания о Кубинке и очередная попытка самовнушения о любви к урокам музыки.
И, конечно, много смешного. Чего стоит будничное объявление о беременности моей троюродной сестры и лаконичный ответ на вопрос о финансовом положении. Вообще вопрос денег –- один из немногих, которых я почти не касалась в своих письмах бабушке и дедушке. В то время эта тема проходила мимо меня, не оставляя в душе ни следа. Зато сегодня она волнует меня весьма сильно, возможно, даже слишком. И хочется писать именно о ней.
У нас все было наоборот: во время перестройки семья переживала период расцвета. Квартиру в «интеллигентном» районе Москвы родители в первые пару лет после приезда в Израиль сдавали, а потом продали за очень приличные по тем временам деньги. Спустя несколько месяцев после приезда родители нашли работу по специальности. Но череда неудачных решений и просто неудач медленно, но верно привели семью к финансовому краху. Не вдаваясь в подробности, наш персональный финансовый ад выглядит примерно так: родители предпенсионного возраста, хоть сколько-нибудь серьезной пенсии не предвидится (в Израиле накопительная пенсионная система, которая не позволяет скопить нормальную сумму, если отчисления начинаются после 40 лет), квартиры нет, сбережений тоже. Таким образом, поезд, отправившийся из несколько нетипичного пункта А, прибыл во вполне типичный для русских израильских пенсионеров пункт Б: впереди бедность, съемные квартиры и пособие по старости.
Теперь, когда финансовое положение моей семьи волнует меня, пожалуй, больше всего на свете, меня поражает, как, будучи подростком, я могла всего этого не замечать. В свое оправдание могу сказать только, что и родители приложили руку к тому, чтобы финансовая сторона жизни оставалась для меня невидимой. Не то чтобы они специально что-то скрывали — тема денег просто была своего рода моветоном и не обсуждалась или, скорее, не акцентировалась.
После безработицы и фрилансерства –- одного из самых тяжелых, одиноких и интересных периодов в моей жизни, последствия которого я по сей день ощущаю на своем банковском счету, — я начала испытывать острый страх отсутствия работы. С тех пор меня несколько раз увольняли, и я каждый раз немедленно впадала в панику вперемешку с депрессией, испытывала вину, падение самооценки –- в общем, весь букет, который заставляет принимать первое попавшееся предложение о работе. Я не давала себе ни секунды оглядеться, подумать, посомневаться или, не дай бог, побездельничать.
Ну а теперь у меня в довершение всего еще и ребенок — а значит, я совсем намертво привинчена к офисному креслу. Я знаю, что не имею возможности и права ставить по-крупному, как мои родители. В свои 33 года я не могу позволить себе заниматься поиском себя и действовать методом проб и ошибок. Мне зарплату в дом нужно приносить.
А может, все-таки могу? Меня возмущает эта беспомощность. И, несмотря ни на что, в глубине души я продолжаю верить, что безразличие к деньгам, привитое мне родителями, есть черта благородная, а главное –- освобождающая. Видимо, повзрослев, я все же не смогла от нее избавиться до конца. Есть в этом что-то советское –- пережиток того времени, когда денег не было ни у кого, но все как-то крутились. В современном Израиле этот рудимент мало применим. И все же –- может быть, легкомысленность и ни на чем не основанная вера в то, что все как-нибудь уладится, помогут мне выбраться из надоевшего офиса и заняться тем, что мне по-настоящему нравится. А вдруг?
Вечно актуальная тема денег отвлекла меня от основной темы этой колонки –- эмигрантского опыта. Но на самом деле не вполне отвлекла. Отсутствие финансовой безопасности, конечно, характерно не только для русских в Израиле. В 2011 году, во время социального протеста, израильтяне начали учиться признаваться себе и окружающим в своем плачевном финансовом положении, и некоторые достигли в этой области внушительных успехов. Но для меня падение в финансовую пропасть и безденежье всегда будут неразрывно связаны с эмиграцией. И параллельная реальность, существующая только в моей воображении, –- то, как «могло бы быть, если бы мы не уехали», навсегда останется для меня важной точкой отсчета. Из-за этой точки отсчета (или благодаря ей) я никогда внутренне не ощущала себя социальным и экономическим маргиналом (возможно, им являясь), не чувствовала себя «понаехавшей», не испытывала потребности завоевывать и прокладывать себе путь из грязи в князи. Из-за этой точки отсчета и благодаря ней я живу между сном и явью, между верой в то, что мне все по плечу, и суровой правдой жизни. И, по-видимому, из-за нее же я немного ленива, наивна и верю, что все как-нибудь устаканится. И поэтому иногда позволяю себе уходить с работы «в никуда», не глядя в разверстую подо мной финансовую пропасть.
