Мне всегда казалось, что в любых работах на тему «философии диалога» есть некоторая недосказанность, или же их авторы слегка лукавят. Прекрасна, конечно, вся эта любовь к другому, вот только хороша она, как правило, чисто теоретически, на практике же, как написано в одной известной книге, «враги человеку домашние его». И это еще домашние, что же говорить обо всех прочих. Тем более удивителен текст, который мы публикуем сегодня в рубрике «Исчезнувшие книги».
В 1918 году Винберг проходил по делу «монархической организации В.М. Пуришкевича» и был заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, а затем переведен в «Кресты». Находясь в тюрьме, он составил записки под названием «В плену у “обезьян”» весьма язвительного содержания, в том числе рассказав и о своих сокамерниках. Среди них, однако, оказался человек, которым восхищался даже Винберг. Это был Петр Моисеевич Рутенберг (1879−1942) — один из лидеров партии социалистов-революционеров, а впоследствии — известный сионист и строитель электростанций в Израиле. Знакомясь с его биографией, трудно поверить, что один и тот же человек организовал сначала спасение, а затем убийство Гапона, руководил защитой Зимнего дворца во время октябрьского переворота, а вместе с тем организовывал Хагану и Американский Еврейский конгресс, а также был создателем и первым руководителем израильской электрической компании «Хеврат Хашмаль//». Он же в начале тридцатых годов играл важную роль в политической борьбе, став посредником между правыми и левыми сионистами, Жаботинским и Бен-Гурионом.
В публикуемом тексте речь идет о российском периоде жизни Рутенберга. В ноябре 1917 года. он был схвачен большевиками вместе с другими членами Временного правительства и помещен в Петропавловскую крепость, где оказался в одной камере со своими непримиримыми политическими противниками, один из которых оставил эти воспоминания. Завидно это старинное умение — восторгаться своими врагами, — практически утраченное в наши дни. Вряд ли сейчас кто-то способен на откровения, подобные винберговским:
Еврей, социалист, революционер-террорист, далеко не чуждый фанатичности и узости революционного подполья, Рутенберг, как мне казалось при первой моей встрече с ним, не мог, по-видимому, привлечь на себя с моей стороны симпатизирующего внимания. А между тем вышло именно так: единственный из встреченного мной за два с половиной года изрядного количества революционеров, Рутенберг привлек на себя большое мое внимание и даже расположение. Само собой разумеется, что он остается моим политическим противником, врагом моего царя и моей Родины…»
//
Сам Рутенберг, тяжело переживавший заключение, писал: «Сидеть в тюрьме революционеру у революционеров во время революции — утомляющий нервы абсурд». Но, видимо, именно это абсурдное положение способствовало сближению максимально далеких друг от друга людей, делало возможным их невероятные разговоры, так удачно укладывающиеся в «философию диалога». Рутенберга вскоре выпустили на волю, и с 1919 года он продолжал дело социализма, революции и электрификации уже совсем в иных палестинах. В общем-то на радость не только сионистам, но и таким, как Винберг.