Итак, на дворе середина месяца тишрей. Фирма «Тавор» — Амдурский и Граевский, сообщает накануне праздника в 1904 году в газете «Хашкафа»:
«Мы готовим новое, особое в своем роде и всем доступное удовольствие: четырехдневное путешествие по Иерусалиму и всем местам в округе, несущим на себе отпечатки памяти народа нашего, — в Иерихон, к Иордану и Мертвому морю, к могиле Рахили, в Вифлеем и Хеврон».
Потомки вышедших из рабства на вечную свободу строят, как говаривали в старину, кущи и придирчиво выбирают лулав и этрог. В газете «Хавацелет» в 1903 году «с чувством глубокого почтения и пожеланием мира Сиону Биньямин Файн, один из первых земледельцев Ришон-ле-Циона и первый владелец сада этрогов в Земле Израиля» объявляет:
Думаете, легко вырастить райские плоды на скупой обетованной почве? А сберечь доставшиеся тяжким трудом сельхозпродукты, охранить их от разбоя в окружении головорезов пустыни? Вот о каком важном эксперименте сообщает «Ха-цви» в 1909 году:
//«В первый день холь ха-моэд суккот 12 сынов Эвера приняли на себя обязанность охранять цитрусовые сады. Прежде, когда основана была Петах-Тиква, на ее границах было множество арабов-разбойников, и от основателей требовалось много мужества и усилий, чтобы бороться с ними. Особенно отличался блаженной памяти рабби Сандер Хадад. Был он человеком самоотверженным и всегда сражался с грабителями, не щадя жизни своей, даже в одиночестве против сотен, и никогда не отступал, не одержав победы.Известной присказкой его было: "Тот, кто всегда лезет с кулаками, должен и сам получить как следует". После него пришел на его место рабби Мендель Капельман, а позже его сменил другой ученик рабби Сандера, рабби Авраам Шапиро. Случилось в точности то, что в известной притче: жил-был грозный лев, с Божьей помощью, наводивший страх на всех зверей, и вот состарился и начал дремать. Постепенно стали звери наглеть и заходить в пределы его царства, а там и вовсе начали подкрадываться к нему во сне и посягать на пищу, которую он для себя приготовил, хоть и страшились еще нападать на него. То же и с Петах-Тиквой: героическое прошлое ее миновало, и в последние годы соседи-арабы начали красть и грабить при каждой возможности и с полей, и из домов. В последнее время до того дошло дело, что стали красть коней и коров из стойл, а сторожа-арабы, которых назначает комитет, сами помогают разбойникам.
Несколько раз предлагали нанять евреев вместо арабов, но господин Шапиро говорил, что тогда он снимает с себя всякую ответственность. А что это за ответственность? Никакой ответственности — крадут! В прошлом году сказали ему, чтобы ночью выезжал на коне проверять сторожей, вечно валявшихся по своим палаткам, но уже на третью ночь он заявил, что не может, ибо желает спать. Когда убедились, что с нынешним комитетом ничего поделать невозможно, этот вопрос был поднят на собрании "Союза садоводов", и приняли решение половину сторожей назначить из евреев и проверить, что получится. Дали им 50 франков в месяц вместо 30, что давали арабам. Теперь дело за евреями — показать, что они пригодны к работе и ревностны в ее исполнении, и если преуспеют, то скоро будут все семьдесят сторожей в наших колониях сынами Эвера (Сионист)».//
Известно, что дешевый арабский труд немало способствовал на стыке веков вытеснению еврейских пролетариев с вялого и без того рынка труда. Вот какие душераздирающие строки находим мы в «Хавацелет» за 1893 год:
«Яффо. Чье сердце не омрачится при виде молодых рабочих, что прибыли сюда полные юных сил, добрых намерений и возвышенных идеалов, потом лица своего оросили Святую Землю и принесли лучшие годы своей жизни на жертвенник любови к своей стране, а ныне суждено им двигаться отсюда куда глаза глядят, не найдя здесь никакой цели для грядущих дней. Еженедельно уезжают многие из них в Америку и в Африку, ища там успокоения и жизни, и с разбитым сердцем и смущенной душою эти молодые люди расстаются с нашей Святой Землею, с коей были связаны подобно пламени с углем, но рука нищеты, сокрушающая даже железные засовы, заставляет их срываться с гнезд и двигаться во мглу, к чужедальним землям».
Девять лет спустя, в те же дни «Хавацелет» описывает еще более страшную напасть:
«Иерусалим. Уже некоторое время назад в нашем городе распространились слухи, что в дальних деревнях земель Филистимских, вблизи границы египетской обнаружены следы холеры, и паша велел совету по здравоохранению в столичном нашем городе назначить карантин в Баб-эль-Ваде для всех прибывающих из тех мест. В тот же день перестали курсировать экипажи между Яффо и Иерусалимом, а назавтра на десять дней прекратилось движение паровоза по железной дороге. В субботу, 18 тишрея, закрылся Хеврон, ибо признаки болезни обнаружились в Бейт-Джубрине и прочих близлежащих деревнях, и был отдан приказ закрыть все школы в Иерусалиме. И вот теперь Иерусалим в осаде со всех сторон. Также и пароходы стали держаться подальше от берегов Филистимских, в том числе от Яффо. И к скорби нашей эпидемия холеры началась в святом граде Тверии, и телеграф сообщает, что жертвы ее многочисленны. Сжалься над нами, Господь».
Еще в 1887 году доброхот, подписавший свое письмо в газету «Ха-цви» «Гой, но верный друг избранного народа», взывал:
«Господин редактор, медицинская наука нового времени стремится все более и более предупреждать появление болезней, нежели лечить их после возникновения, и более пользоваться средствами профилактики, нежели лекарствами. И потому она всячески призывает к чистоте городов и кварталов, а также отхожих мест, дабы не распространяли они зловоние. Мне представляется поистине невероятным, господин редактор, что большинству евреев, населяющих Иерусалим, видимо, вовсе неведомо существование сих прекрасных правил. Ибо, если не этим, то чем же можно объяснить неопрятность и грязь, царящие в еврейских кварталах города и позорящие весь Дом Израилев? И какой стыд должен испытывать всякий при виде гоя, вынужденного затыкать нос, проходя по еврейскому кварталу Иерусалима!»
А пятью годами позже там же было напечатано грозное воззвание властей:
«Поскольку, вопреки предупреждениям, многие продолжают мочиться на рынках и выбрасывают отходы и мусор из домов и лавок на улицы, что портит воздух и приводит к болезням, угрожающим всякому прохожему, полицейским и чиновникам городской управы дано указание наказывать каждого, кто осмелится мочиться или выбрасывать помои. Посему долг всякого жителя города оставить сии уродливые обычаи и начать собирать свои отходы в специальные баки перед домами, которые будут ежедневно очищаться городскими уборщиками».
А ведь как красиво все начиналось! Особенно если с любовью смотреть на происходящее в Святой Земле из Европы. В далеком 1864 году краковский «Ха-магид» устами своего корреспондента в земле Израиля Йосефа Ривлина в восторге возвещал:
«Иерусалим. Да возрадуется, и возвеселится, и спасена будет душа моя доброй вестию, кою возвещаю ныне любящим Сион и Иерусалим и на кою мы столь долго уповали, о том, что готовы отвориться врата великой синагоги, коронующей двор учителя нашего рабби Йегуды Праведного. Стоящий на одной из гор вокруг Иерусалима узрит купол сей синагоги средь крыш прочих домов, подобный луне среди звезд. Стены ея внутри и снаружи полны величия и великолепия камней тесаных — творений рук чудных мастеров, окон в ней 28: в стенах ея — 16, каждое прекрасно, словно великие ворота, и 12 в венце, окружающем купол, согласно числу колен Йешуруна».(Речь идет о синагоге, известной под именем «Хурва» (руина), разрушенной в 1948 году Арабским Легионом и вновь отстроенной уже в новом тысячелетии.)
«Яффо. Братья наши умножились и укрепились в Яффо. Большая часть их бедняки, за хлеб нанимающиеся на любую работу, и лишь немногие промышляют торговлей и всяческой куплей-продажей и творят милостыню рукою щедрой, и у них пять домов молитвенных. Большая часть евреев из стран Африки, а из братьев наших ашкеназов сыщутся ныне в городе около трех, первый из которых приехал сюда жить семнадцать лет тому назад, уроженец Галиции. Он мастер часовых дел и владеет роскошным постоялым двором. В доме его обретут превосходный отдых любые богачи и вельможи, во всякое время прибывающие для лицезрения Земель Божиих. И двое прочих сынов Ашкеназа владеют постоялыми дворами для простого народа».
А что может быть радостнее, чем семимильные шаги, которыми движется к светлому будущему возрожденный еврейский язык! В 1906 году Элиезер Бен-Йегуда помещает в газете «Хашкафа» следующее трогательное эссе:
«Речь еврейская выдержала ныне экзамен и вышла в мир, вооруженная аттестатом, и приобрела полные права гражданства. Ей предстоит быть языком жизни, ибо самое сладостное и вместе с тем самое возвышенное в жизни слово — "люблю тебя" (אהבתיך), коего уже почти две тысячи лет не слыхало ухо еврейской девицы в мире, говорящем по-еврейски, но лишь в книгах любовных историй времен Мапу — сие сладостное слово ныне впервые прошептано устами юноши на ухо барышне, и не было оно менее действенным, чем на всяком ином языке, и привело к помолвке.<…> А вы, прелестные дщери Сионские, щеголяющие своим сладким щебетанием по-английски и по-французски, быть может, в тайниках своих сердечек полных веры в то, что в чужих языках больше силы пробудить любовь, — вот вам свидетельство тому, что сила речи еврейской не уступает силе ваших чужих наречий!»