15–29 Адара-алеф
Полтора столетия назад вопрос о том, кого считать евреем, стоял не менее остро, чем сегодня. В эти дни далекого 1866 года в газете «Ха-Леванон» описывается захватывающая и полная неожиданных поворотов история борьбы за заблудшую душу дочери прусского прозелита:
Ежели ты провел долгие дни в земле турецкой, то, несомненно, знакомы тебе повадки исмаильтян прежних времен, и если на мужчину или женщину из братьев наших, детей Израиля, по принуждению или по доброй воле нашло поветрие стать исмаильтянином, то обратной дороги нет, ибо ежели передумал, то единственная дорога ему — умереть. Ныне, когда прежние дни миновали и более не вернутся, — дело иное.
Известен тебе прозелит, рабби Давид Классен, светлая ему память. Когда же принял он веру иудейскую, то обратил с собою вместе и дочь свою, девицу, и вышла замуж за еврея, и поселились в Александрии Египетской. И умер отец ея. И был день, и слух прошел в городе, что замужняя дочь прозелита, что была христианкой и была иудейкой, ныне становится исмаилиткою в доме градоправителя. Но не мешкал зять мой, рабби Цви Блантер, и встал, и пошел в дом градоправителя выяснить сие происшествие, и увиденное там словно стрела пронзило сердце его, и спросил ее, что случилось с нею и какой изъян нашла она в вере, избранной отцом ея. Но она, хоть и поела с древа познания, отвечала неразумно: «Так я пожелала и так сделала». И обратил зять мой лице свое к градоправителю, и сказал ему: «Вот, увидел я своими глазами то, чему не верили уши мои, но подобное за день не случается, и, верно, есть у нея причина важная, и, ежели мне не сказала она о том, стыдясь, то может сказать другим, посему просьба моя к тебе, сударь мой, чтобы отпустил ты ее в дом мой на эту ночь, и с помощью женщин дома моего, быть может, услышим из уст ея правду». И сказал ему градоначальник: «Будь ты подданным господина нашего султана, доверил бы я ее тебе, так что ежели поручится мне за нее мудрец Йегуда Леви, управляющий евреями, то сможешь взять ее с собою». И призвали мудреца Йегуду, но тот не пожелал быть поручителем зятю моему, видно, в мудрости своей отыскал закон о том, что не поручители мы дочери прозелита.
Но зять мой поспешил сообщить о том в Иерусалим телеграфом г-ну Цви Берлинеру, дабы испросил разрешения у паши и у консула прусского (ибо прозелит был подданным Пруссии). Тем временем уже привели жену ту в дом муфтия, еще немного — и скроется всякая надежда вернуть ее, и пошли жены наши говорить с нею там, но ничего не достигли. Когда же расспросил зять мой соседей ея, кого видели они входящим и выходящим из дома ея, рассказали ему, что с тех пор, как отправился прозелит в Иерусалим к докторам, видели они, как некий исмаильтянин входит к ней в начале ночи и в середине ночи. Тогда стало ясно, отчего совратилась она в веру исмаилитскую, ибо исмаильтянин, вошедший к ней, ввел в нее дух свой. И пошел зять мой, и поведал все консулу прусскому, сидящему в Иерусалиме, и тот сам отправился к градоначальнику, и обратился с просьбой прислать ее в дом его для разговора, и не мог градоначальник отказать консулу прусскому, и прислал ее в дом его, и там был зять мой, и вместе с женою консула увещевали они ее, покуда слезы не покатились из глаз ея, и сказала она им, что, ежели зять мой поручится, не будет ей беды от исмаильтян и поношения от евреев, вернется она в веру иудейскую, и он с радостью дал ей обещание. А градоначальник сказал так: «Как велит мне паша Иерусалима, так я и сделаю». А тем временем приставил к ней для охраны еврейскую женщину и прислал кушанье кошерное ей в пищу.
И хоть и не знаем мы до сих пор, чем дело кончится, возблагодарим же Господа за то, что дни сии лучше прежних, кои прошли и более не вернутся, и для детей Израиля да будет свет и радость во всех местах рассеяния их!
Это слова Меира Гамбургера, резника из Святого града Яффы, да будет он отстроен в наши дни.
Неделю спустя читатели прочли в той же газете краткий и печальный финал этой истории:
С прискорбием сообщаю о дочери прозелита, что все труды наши пошли прахом и на прошлой неделе муфтий признал, что она воистину прилепилась сердцем своим к вере исмаильтян. И ныне нет надежды вернуть ее в общину Израиля, и уже написал муфтий письмо муфтию Александрии требование, чтобы еврейский муж ея дал ей развод, и через сто дней после развода будет она разрешена в жены всякому приверженцу веры исмаильтян.
Вы, наверное, приуныли? В таком случае вас порадует журналист, писавший под псевдонимом «Говорящий правду» в газете «Хавацелет» за 1890 год:
На прошлой неделе один филистимлянин 22 лет из деревни Тирзибна пришел в колонию Рош-Пина, и рыдал пред колонистами, и умолял их, и поведал им историю жизни своей, и сказал, что он еврей. А дело обстояло так: 17 лет назад он и отец его ехали из Бейрута в Цфат, и умерла мать его в пути возле деревни Тирзибна, и отправился отец его хоронить ее в Сидон, в город, в коем живут евреи, и оставил его в поле филистийском охранять имущество, и пришли филистимляне из той деревни, и нашли его там, и забрали имущество, и заточили его в погреб в одном из тайников своих, и держали там несколько дней, а что было далее — он не помнит. А филистимляне вырастили его у себя, и был он у них рабом. И не давали ему ходить одному без надсмотра. Спустя же два года пустили ему кровь, и нарекли ему имя Салим, и нагрузили его работой тяжелой, и не раз пытался он бежать, вернуться к иудейской вере, и не сумел, ибо следили за ним всегда. Но вот послали его рубить деревья в лесу, и по пути встретил он некоего аравийца (бедуина), и взмолился, и попросил проводить его в селение еврейское, и заплатил ему за хлопоты одеждой новою (галабие), что была на нем, и поясом (кушак), и двумя пиастрами денег, и тот привел его на рынок Иль Камис, и передал его некоему гою из Ги-Они, дабы тот отвел его в Рош-Пину, и пришел в колонию, и увидел евреев, и возвысил голос, и зарыдал, и сказал, что еврей он и желает вернуться к народу своему и вере своей. И в бане показал им, что обрезан он по закону Моисея и Израиля. И поведал им все, что с ним произошло, и произнес пред ними «Слушай, Израиль» и алфавит от начала до конца с сефардским произношением.
И приняли его земледельцы радушно, и в день субботний трапезничал он за столом раввина Зильбермана, и в день первый послали его в Цфат, в раввинский суд, и глава суда, раввин Рафаэль послал его к раввину из сефардов, дабы оному поведал он дело свое. И после того допросили его, и проверили истинность истории его, и очистили его. Сколь велики деяния твои, Господи!