Известно, что в Иерусалимском Храме практиковались безостановочные жертвоприношения — как основная форма служения Всевышнему. За самые разные провинности, грехи и погрешности всего народа и отдельных личностей, страдали, отдавая свои жизни на алтаре, различные кошерные зверюшки, от крупного рогатого скота до мелких голубей и горлиц. Последние являлись самым распространенным, дешевым и демократическим видом жертвенных животных. Обоснование сему находим в первоисточниках:

«Если же он не в состоянии принести овцы, то в повинность за грех свой пусть принесет Господу двух горлиц или двух молодых голубей, одного в жертву за грех, а другого во всесожжение» (Лев 5:7).

Впрочем, как увидим вскоре, представители пернатых тоже небезгрешны.

Несмотря на то, что ни Храма, ни ритуала нет уж без малого два миллениума, мы все-таки имеем возможность полюбоваться на жертвенных голубей, чудесно увековеченных на Харам аш-Шариф, сиречь Запретной Территории, сиречь Храмовой горе, куда худо-бедно, но можно подняться в часы, специально разрешенные мусульманским религиозным советом ВАКФ.

Мы не будем сейчас описывать бесконечные прелести основного сооружения центральной платформы бывшей храмовой территории: оно именуется Куполом Скалы (Куббат ас-Сахра) и напоминает нам о золотом яйце, снесенным не иначе как гигантской сказочной птицей Рух. Впрочем, мы сейчас рассуждаем не о курочке Рябе, а о жертвоприношениях в храме Соломона.

Южные ворота Куббат ас-Сахра называются вратами ангела Исрафила (Баб аль-Исрафил), который когда-нибудь возвестит отсюда о воскрешении мертвых и начале Страшного суда. С правой стороны от этого входа, на мраморной пилястре фронтона — смотрите и радуйтесь! — четырехугольная каменная вставка, обрамленная черной каемкой. На поверхности камня четко различимы силуэты двух птиц. Вот она, жертвенная парочка! Но понятно, что в придачу к голубям потребуется и сопроводительная народная легенда, объясняющая происхождение каменных птичек.

Однажды царь Соломон, то есть Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, сидел на пороге то ли своего дворца, то ли Храма, а напротив него кружилась в брачном танце парочка горлиц. И, пролетая мимо царя, спросил самец у своей подруги: «Кто этот человек, сидящий здесь?» Ответила ему подруга: «О, это мудрейший из людей. Он — тот, кто построил этот великолепный Храм. Славой его полнится мир». Самец высокомерно усмехнулся: «Это, что ли, герой? Если бы я только захотел, то одним взмахом крыла мог бы разрушить все его творения!» Подруга стала его подначивать: «Так давай, дерзай, делай, как говоришь, яви свою удаль!» Тут эти речи услыхал Соломон, который, как известно, понимал язык всех зверей и пернатых, и подал он знак птице приблизиться к нему. Испугался самец царя, задрожал всем телом и произнес: «Прости меня, о царь мой, о господин мой! Я лишь ничтожная пичуга, а бахвалился лишь затем, чтобы снискать расположение в глазах моей подруги!» Рассмеялся Соломон и отпустил хвастуна с миром к его самке. А та поджидала его, сидя на ближайшей крыше, чтобы узнать, о чем он шептался с царем. Лишь только самец приблизился, стала его выспрашивать в нетерпении: «Зачем звал тебя царь?» Самец горделиво расправил хвостовые перья и произнес: «Царь услышал мои слова и стал умолять меня не разрушать его построек!» Когда услышал Соломон этот ответ, разгневался он и на наглого самца, и на подругу его, поверившую в его хвастливые речи, и превратил их в камень. По сей день окаменевшие образы птиц напоминают о том, что надлежит воздерживаться от пустой похвальбы, и являются уроком для женщин, дабы те не заставляли избранников искать расположения подобными способами.

Ну а теперь выбирайте, кого из них за грех, а кого во всесожжение?