Холодным февральским вечером в иерусалимском Центре евреев Ирана, Бухары и Афганистана слушали классическую музыку и обсуждали Самсона (он же Шимшон). Точнее, не Самсона, а Самсонов, поскольку, как быстро выяснилось, инкарнаций у этого персонажа так много, что впору сказать: "У каждого свой Самсон". Сочетание классической музыки, библейского героя, да еще и Ирана, Бухары и Афганистана в придачу показалось вам странным? Объяснение довольно просто и связано с организатором конференции, доктором философии, исследовательницей еврейских текстов и меломанкой Ирит Аминоф, чьи предки репатриировались в Эрец-Исраэль из Бухары. Совсем недавно она опубликовала масштабное исследование о Самсоне в Талмуде и мидрашах, что стало дополнительным поводом вспомнить того, кого часто — и несправедливо — именуют "еврейским Гераклом". Для музыкального сопровождения интеллектуальной дискуссии позвали пианистку Сапир Бен-Авраам из городка Бейт-Шемеш, то есть фактически из родных для Самсона мест.

Для начала два брата-поэта Бальфур и Герцль Хакак прочитали по стихотворению о "еврейском богатыре", а потом Ирит Аминоф поведала, почему выбрала для своего исследования название "Самсон следовал за своими глазами". Это первая часть известного талмудического высказывания, кратко и весьма негативно подводящего итог всей жизни этого персонажа. Словно иллюстрируя принцип "мера за меру", вторая часть сообщает о последствиях первой: "...и поэтому филистимляне выкололи его глаза". Однако, если бы все было так просто, если бы характер Самсона исчерпывался формулой «прегрешение => наказание», вряд ли образ его оставался бы столь привлекательным для многих поколений евреев и неевреев, вряд ли Самсону посвятили бы столько произведений искусства и вряд ли гости конференции услышали бы так много разных точек зрения.

Профессор Яир Закович и не пытался скрыть свое восхищение Самсоном, в чьей биографии он обнаруживает все атрибуты героя классической трагедии — красоту, мощь, смелость. Профессор, правда, отметил, что уровень еврейских лидеров в эпоху Судей, если сравнивать ее с временами Моше и Йегошуа, неуклонно падал и каждый следующий судья был неудачнее предыдущего (впрочем, в дальнейшем евреев ожидал еще менее удачный формат лидерства в виде царской власти). Самсону, последнему судье, посвящены четыре главы Книги Судей — это очень много, если учесть, что многие важные личности упоминаются в Танахе вскользь.

Мать Самсона была бесплодной — согласитесь, распространенный мотив для героев Танаха — и его рождение предрек ангел. Дальше начинаются лакуны. Почему Самсона назвали именно так? Ответа в Танахе нет. Интересно, что библейский текст не рассказывает и о том, как Самсон выглядел, — мы можем лишь догадываться о его габаритах по описаниям того, как он поднял городские ворота Газы. В общепринятом изображении он вообще предстает в образе эдакого мифологического героя, что для Танаха очень нехарактерно. Зато в мидраше этот "еврейский Геракл" уже трансформируется, становясь обычным человеком, чья сила исходит от Всевышнего. Но убеждение в том, что сила Самсона не в мышцах, присутствует и в Танахе: мы два раза видим, как он молится: один раз — когда испытывает жажду; второй — когда уже пленен и прикован цепями в языческом храме Дагона. Отсюда первый вывод, предлагаемый нам библейским текстом: никакой Самсон не герой, а прямой инструмент Божественной силы. Второй вывод говорит о вреде беспутной жизни и кутежа — будучи рабом собственной страстной натуры, Самсон раз за разом идет за своей страстью, наступает на одни и те же грабли (обе истории его любви очень похожи) и в результате гибнет.

Следующий гость конференции Йоси Ахимеир представил публике другого Самсона — Самсона, созданного пером Жаботинского. Свой роман «Самсон Назорей» создатель ревизионистского движения опубликовал в 1927 году, и его герой в полной мере отвечал запросам времени. Жаботинский писал роман, свободный от присущих библейской традиции коннотаций; «озвучивая» Самсона, он намеренно отклонялся от библейских цитат. Не все готовы были это принять: к примеру, первые переводчики романа на иврит исправляли слова главного героя и давали в переводе точные цитаты из Танаха, и лишь последний перевод соответствует оригиналу, а значит, и задумке автора. Жаботинский проводит явную аналогию между эпохой Судей и периодом британского мандата. Семью годами ранее он сам пошел по пути своего Самсона и организовал самооборону еврейских кварталов Иерусалима от нападений арабов, подобно тому как Самсон защищал народ от филистимлян. Образ, нарисованный Жаботинским, похож на библейский образ лишь отчасти. Завещания Самсона — а это апогей романа — вы в Танахе не найдете. Автор вложил в уста героя то, что сам полагал необходимым для современного ему еврейского общества: «чтобы копили железо; чтобы выбрали царя; и чтобы научились смеяться» — то есть военную мощь, единство и культуру.

О следующем Самсоне пришел черед рассказывать самой Ирит Аминоф. Талмудический Самсон — сын от смешанного брака: его мать принадлежит к колену Йегуда, а отец Маноах — к колену Дан (впрочем, у отца такая же смешанная родословная — его мать из колена Йегуда, а отец из колена Дан). Зачем так подчеркивать, что он не настоящий данит? Дело в том, что, по мнению многих исследователей, колено Дан подозревалось в склонности к язычеству (имя Самсон, наводящее на мысль о поклонении солнцу, лишь усиливает это подозрение). Зато происхождение из «царского» колена Йегуда — совсем другое дело. К тому же в Танахе, в благословении Яакова и благословении Моше, оба колена метафорически сравниваются со львенком, олицетворяющим царские претензии. В довершение ко всему, Маноах — имя не простое, в нем можно усмотреть намек на однокоренное слово менуха, означающее, среди прочего, «пророчество». Продолжая мысль Ахимеира, доктор Аминоф подчеркнула, что еврейские мудрецы, как и Жаботинский почти два тысячелетия спустя, рассматривали историю Самсона сквозь призму окружавшей их реальности. Для них филистимляне трансформировались в новых врагов — римлян, а образ могучего защитника Самсона не мог не напоминать о Шимоне Бар-Кохбе. Сочетание двух благословений даже наводит на мысль о мессианской сущности Самсона, и в результате он предстает в мидраше идеальным судьей, который сравним разве что со Всевышним.

И другие примеры расщепления личности:
Давиды
Разиэли
Иеремии
И снова Самсоны