Камень пятый
36.
Иерусалимский зоопарк — чудо света, расположенное вдоль многоуровневой террасной ленты вокруг ущелья. На дне его водоем, полный водоплавающих птиц. На склонах, завешенных лианами и вантами, в невидимых вольерах скачут и переругиваются обезьяны. Или медитируют на островках. Глядя на них, полезно вспомнить, что общий предок человека и шимпанзе был развитей современных гоминид. Так что естественному отбору не обязательно сопутствует прогресс. Можно развиться, и можно опуститься. Просто быть человеком — трудная задача, достойней ее вряд ли можно придумать. Это следовало бы учитывать не только Энгельсу, но всем конструкторам общественных строев.
Сквозь зеленоватую толщу бассейна за стеклянной стеной пролетает за мойвой колония пингвинов. Вот кто из птиц научился летать под водой, ставшей для этих пернатых воздухом.
Есть в зоопарке животные, о которых и не слышал. Mudskipper (илистый прыгун) — вроде лупоглазого бычка с лапками вместо передних плавников. Это рыбки-амфибии, активно действующие на поверхности земли: выскочив из воды торпедой, скользкая рыбка нападает на собрата, защищая территорию. На земле они прыгают вроде кузнечиков, чудно́е зрелище.
В вольере лупоглазо, гордо и тонконого вышагивает мышиный олень — не мышь и не олень, но самый маленький из живущих на планете артиодактелей, с четным количеством пальцев на копытах, ужасно древний родственник китов, верблюдов и гиппопотамов, в три фунта весом.
Заменяющая в обиходе таксу аргентинская рептилия — черно-белый тегу — спокойно дается в руки и весь шершаво-приятный сидит на них, щекоча запястья длинным раздвоенным языком.
На горе сквозь прореху в сводах третьего яруса тропического леса проглядывает Иерусалим. Устрашающая птица-носорог, чей массивный клюворог напоминает салон первого класса Боинга-747, и зеленый древесный питон, замысловатым корабельным узлом обвивший акацию, дружелюбно провожают тебя из вольера.
Оказывается, в ручьях, стекающих со склонов Иудейской пустыни в Мертвое море, водится эндемичный, то есть не встречающийся больше нигде на планете, зубастый карп. Существование этой небольшой серебристой с крупной, как даймы, чешуей рыбки под угрозой исчезновения давно — с того времени, как уровень Мертвого моря начал понижаться.
Кенгуру медленно передвигается по пастбищу, подтягивая задние ноги-палки. Хвост его — одна сплошная мощная мышца, опора; кенгуру похож на инвалида: передние лапы — культи, задние — протезы, хвост — костыль. Но когда побежит — только его и видели, точно на паралимпийских играх.
И самое главное. Звери в зоопарке абсолютно свободны. Места их обитания — не морилки, как в иных зверинцах. Здесь — в такой неволе — продолжительность жизни больше, чем в дикой природе. Антибиотики, регулярная кормежка и нестесненность делают свое дело: сокол в дикой природе живет 3–5 лет, в неволе — 25–30.
На обратном пути снова оказываешься у водоплавающих и замираешь. Кругом — белым-бело. Туча белоснежных египетских цапель, зобастых и с нежно-желтыми длинными клювами, уселась на воду и ветви деревьев: перелетная стая, видимо, оказалась привлечена дармовой кормежкой. Черные и белые гуси-лебеди оглушительно хлопочут крыльями. Стая фламинго: птицы стоят не шелохнувшись на одной ноге, с изящно свернутыми под крыло, как шарфы, шеями.
С лягушачьим ртом и с длинными ресницами серебристое австралийское чудище — иглоногая лающая сова (tawny frogmouth). Летучая лисица — сероголовый фруктовый нетопырь размером с фокстерьера (grey-headed fruit-bat). Стая этих бэтменов висит на ветвях вверх ногами; нетопыри похожи на укутанных в плащи седых карликов-чернокнижников. Шлемоносные казуары (double-wattled cassowary) больше напоминают птеродактилей, чем индюшек или страусов.
Великолепный детский сквер — выделанные эмалью, глазурной керамикой и полудрагоценными камнями ажурные скульптуры зверей, в которых и по которым ползают дети. Тактильные ощущения и текстуры для детей важней фигур. Дети не видят формы, дети видят поверхности. Близость зрительная господствует в трех-четырехлетнем возрасте: чаще от раннего детства остается узор на обоях, а не вещи.
Булькающие брачно-демонические вопли приматов (second time). Стеклянные колпаки в вольерах сурикатов и байбаков, куда дети могут подлезть по тоннелям и оказаться лицом к лицу со зверьками. Лемуры с вертикальными хвостами, бесшумно спускающиеся с ветвей большеглазой устрашающей толпой на запах кусочка пиццы.
Иерусалимский зоопарк больше похож на заповедник. Кажется, только в иудаизме есть заповедь благословлять прекрасное явление природы и зрелище удивительных животных — слона, носорога, жирафа. Мне всю жизнь кажется невероятным, что в природе существует жираф; его поступь и грация — вне моего разумения.
Библейский Ноев ковчег — прообраз зоопарка, и Иерусалимского в особенности: мир должен быть спасен не только вместе с человеком, но и со всеми его творениями. Экологические идеи в основе своей тоже исходят из Танаха: запрет рубить плодовые деревья, запрет убивать птиц, вынимая яйца из гнезда, и т.д.
Флегматичный носорог, весь закованный в бронированные латы, чья мощь и свирепость известны еще из книги Иова, написанной задолго до Брема, сталкивается с собратом над охапкой сена. Раздается жуткий утробный рык, подобный шофару, заставляя сердце подскочить в горло, и один из зверей отходит подальше и снова застывает, прищурив свои круглые глазки, глядя в незримое.
37.
К дороге на Хайфу вплотную подступает море, и машина взлетает на гору Кармель. На верхнюю террасу Бахайских садов не пускают, но и по нижней, с ее розоватым крупным щебнем (только через пару веков он сотрется, раскрошится, погрузится в почву), рассыпанным под парковым дорожкам, можно составить представление о гробнице Баха-Уллы — пророка новой религии, в XIX веке открывшейся человечеству в Иране. Баха-Улла стал источником надежды великого будетлянина Велимира Хлебникова на то, что исламский восток способен стать плодородной почвой для метафизического обновления мира. Атеистическая Россия поэта не устраивала именно из-за своей глухоты к метафизике; его не устраивал статус футуриста, художественного провозвестника будущего: в своем знаменитом каспийско-персидском походе 1920 года, подражая Баха-Улле, он стремился реализовать себя как Властелин Времени, как пророк. Теперь бахаи есть даже в Харькове. Правда, в единственном числе.
В Хайфе доступ к гробнице Баха-Уллы оказался закрыт, а все, что удалось рассмотреть вокруг, с очевидностью бросало вызов роскоши дворцовых садов Шираза, чьему искусству вторили когда-то ландшафты вилл первых нефтяных магнатов Апшерона. Но никаких фонтанов, только вензельно витиеватые скульптуры, их напоминающие: чаще всего целующиеся голуби. Стройные, как копья, кипарисы, филигранно выстриженные кустарники, цветистая многообразность и выверенность растительной палитры длинных клумб, величие мраморных парапетов и ажурность решетки — стилистически напомнили пространство тщательно прописанного фэнтези, чья рафинированность есть залог преобладания условности над достоверностью. Здесь хорошо грезить, подумал я, и тут же представил, что вижу вокруг рай ассасинов, или «Гелиополь» Юнгера; что ж, было бы забавно оказаться и там, и там, но только ненадолго, ибо никогда не был способен читать фэнтези далее второй страницы.
C Кармеля скатиться на пляж под заходящее над волнорезом солнце. Поезд, протяжно гудя, упруго мчится вдоль берега. Горизонт затоплен смуглым золотом. С подветренной стороны бухты парни, толкая перед собой доски, гурьбой кидаются ловить волну, вдруг восставшую из прибойного ряда огромным горбом, подобно загривку Черномора.
Колоритный дед — бородач в сомбреро — ходит по пляжу с металлоискателем, как косарь. Говорит, что доход приносят не монеты, а драгоценности, которые купальщицы теряют на пляже. Иногда к нему подходят женщины и просят найти оброненную сережку, показывают примерное место утраты, и, если находит, — вознаграждают.
Красивая женщина с умным лицом прищуривается на закатывающееся солнце поверх обложки английского перевода Зебальда.
...и другие звери:
Библейский зоопарк от Линор Горалик
Змеи в Библии
Кен-гу-ру: путешествие в Австралию
