Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Молитва в развалинах и дорога домой
Реувен Кипервассер  •  19 августа 2008 года
Боязнь прохожих, могущих помешать молитве, – важная характеристика нашего героя. Он чурается толпы и стремится к особенным религиозным переживаниям. Для этого ему нужно идти своим, индивидуальным, путем и приходить в такие места, куда не приходят другие. Нашему герою необходимы одиночество и развалины. И мистический поиск привел его в развалины Храма, в них он ищет прикосновения к неизвестному.

Талмудический рассказ, несмотря на свой ограниченный объем, как правило, содержит в себе драматическую коллизию. Излюбленной ее темой является испытание мудреца, в коем проверку проходят его этические качества. В рассказе, предлагаемом вашему вниманию, равно как и в предыдущем, герой уходит в путь, и в пути его ожидает испытание, которое изменит его систему ценностей и вернет его в исходную точку пути иным человеком. Рассказ взят из Вавилонского Талмуда, трактата Брахот, и его герой – рабби Йосе бен Халафта, известный танай второго поколения, живший во втором веке в городе Ципори. Рассказ построен как монолог главного героя. Таких рассказов-монологов немного в талмудической литературе, и, по-видимому, эта форма призвана передавать атмосферу живого урока в талмудической академии.

Сказал рабби Йосе:
Однажды я шел по дороге и зашел в одну развалину,
что из развалин Иерусалима, помолиться.

Казалось бы, нет ничего необычного в завязке рассказа. Создается впечатление, что речь идет о тривиальной прогулке, но впечатление ложное, и вскоре читатель будет удивлен неожиданным развитием сюжета. Впрочем, события пути, сколь бы занимательны они ни были, не являются основной целью повествования. Рассказчик отправляет героя в путь с тем, чтобы в конце рассказа вернуть его – со щитом или на щите – в исходную точку пути и тем самым пролить свет на смысл его существования.

Итак, рабби Йосе зашел в развалину, что из развалин Иерусалима. И мы начинаем понимать, что странствие героя, современника гонений императора Адриана, было отнюдь не тривиальной прогулкой, а довольно далеким путешествием из северного города Ципори к тому месту, где некогда высился стольный град Иерусалим. Теперь же вместо него – римская колония Элия Капитолина, указом Адриана евреям там проживать запрещено. Визит к развалинам былой столицы – не развлекательная прогулка и не деловая поездка, а странствие, исполненное духовного подтекста и физической опасности.

Герой отправился в дальний путь ради молитвы в одной из развалин Иерусалима, и молитва его в этой развалине была не случайной молитвой путника, которого молитвенный час застал в пути. В этом действии был особый смысл, стремление достичь цели, недостижимой при помощи обычной молитвы, произносимой в стандартных местах. Обычная молитва происходит в домах молитвы, в назначенное время, в обществе постоянно собирающихся людей; это исполнение общинной религиозной обязанности, и потому действо рутинное. Молитва в развалинах разрушенного Храма не рутина – это поступок человека, стремящегося к особенному индивидуальному религиозному переживанию.

Развалины – опасное место, и поступок героя с галахической точки зрения немного сомнителен, поскольку Галаха запрещает человеку, когда он один, даже заходить в развалины, ибо тем самым он подвергает свою жизнь риску. Точно так же Галаха запрещает, например, построить дом и не сделать ограду на его крыше – ведь с нее можно упасть. Поведение рабби Йосе, таким образом, нарушает предписания Галахи, но, по-видимому, он придает молитве в развалинах Иерусалима столь большое мистическое значение, что Галаха отходит на задний план. Необычность молитвы героя приводит к визиту необычного гостя:

Пришел Элиягу, помянутый к добру, и стерег у входа,
пока я не закончил молиться.
А как закончил я молиться, сказал мне: Мир тебе, учитель мой!
И я ответил ему: Мир тебе, учитель и господин мой!

Молитва героя, по-видимому, действительно событие из ряда вон выходящее, ибо пророк Элиягу собственной персоной является охранять молящегося мудреца. Пророк Элиягу, согласно представлениям талмудического иудаизма, – это едва ли не единственный из всех земных людей, над которым оказалась не властна смерть. Последняя сцена из жизни Элиягу (2 Цар 2:11-12) позволяет подобное прочтение. В библейском рассказе Элиягу вознесен колесницей огненной и конями огненными на небо, в постбиблейском иудаизме он становится вечно живущим. Ему отводится важная роль в эсхатологическом сценарии: он должен прийти и подготовить сцену для мессианской деятельности, – а покамест он нередко появляется в талмудических историях, разрешая сюжетные коллизии. Появляется он, как правило, именно тогда, когда герой попадает в затруднительное положение. Неспроста здесь пророк Элиягу! – думает образцовый читатель талмудического рассказа, и, согласившись с ним, мы будем ждать, когда истина, неведомая герою, откроется при помощи пророка.

Из обмена вежливыми приветствиями следует, что наш герой уже знаком с пророком Элиягу, встречался с ним раньше. Он знает, с кем говорит, и выказывает почтение Элиягу, называя его господином и учителем.

И тогда сказал он мне: Сын мой, зачем ты зашел в эту развалину?
И сказал я ему: Молиться.
И сказал мне: Следовало тебе помолиться в дороге.
И сказал я ему: Боялся я, что помешают мне прохожие.
И сказал мне: Следовало тебе вознести короткую молитву.
В тот час я выучил у него три закона: Не следует заходить в развалины; следует молиться в пути; молящемуся в пути дозволительно ограничиться короткой молитвой.

И вопросы, и ответы в этом диалоге носят двусмысленный характер. “Зачем ты зашел в развалины?” – это, несомненно, риторический вопрос, ведь, охраняя молящегося, пророк и сам знал на него ответ. Подтекст его вопроса таков: Как ты объяснишь свое присутствие здесь? Ответ героя уклончив, он ограничивается буквальным пониманием вопроса и уходит от разговора о глубинных целях своего поступка. Пророк принимает условия, предлагаемые собеседником, и переводит разговор на обсуждение галахичности поведения героя, приводя три правила поведения путника. Воспользовавшись ими, путник мог бы остановить своего осла недалеко от развалин, помолиться в дороге, не подвергая себя опасности. Короткая молитва (выдержка из молитвы 18 благословений) свела бы вынужденную остановку путника до минимума. Так пророк снабжает путника соответствующими галахическими рекомендациями, и, рассказывая своим ученикам об удивительной встрече с пророком, рабби Йосе говорит о том, что вечно живущий обучил его трем законам. Но образцовый читатель талмудического рассказа отнесется к этому с должным скепсисом: эти три закона широко известны, неоднократно приводятся в литературе – неужели наш герой, талмудический мудрец, не знает таких простых вещей? Неужели для этого тривиального урока пророк Элиягу спустился из высших миров? Но как бы то ни было, герой-рассказчик считает нужным упомянуть о важности этих простых законов, тривиальных галахических норм. Ведь, заходя в развалины, он предал забвению эти нормы, и до сих пор нас гложет любопытство касательно причины подобного поведения.

Боязнь прохожих, могущих помешать молитве, – важная характеристика нашего героя. Он чурается толпы и стремится к особенным религиозным переживаниям. Для этого ему нужно идти своим, индивидуальным, путем и приходить в такие места, куда не приходят другие люди. Люди, которые ходят по дорогам, могут быть препятствием для его молитвы. Нашему герою необходимы одиночество и развалины. И мистический поиск привел его в развалины Храма, в них он ищет прикосновения к неизвестному.

Сказал мне [пророк Элиягу]: Что за голос ты слышал в этих развалинах?
Сказал я ему: Я слышал Бат-коль, которая воркует, как голубка, и так говорит: «Горе сыновьям, за грехи которых разрушил Я Свой Дом, сжег Я Свой Храм и рассеял Я Своих сыновей между народами мира».

И теперь скрываемое становится явным. Герой, оказывается, отправился в развалины Храма, потому что, согласно традиционному представлению, Шхина, то есть Божественное присутствие, никогда не покидает того места, где был Храм. Наш герой хочет перейти границу между ущербным миром, в котором ему приходится жить, и миром, в котором божественное присутствие ощутимо. И вот в храмовых развалинах он слышит Глас Божий, «Бат-коль». Это своеобразный теологический неологизм талмудического иудаизма, эвфемизм божественного глагола и одновременно его персонификация. “Бат-коль” женского рода, и гендерная функция его здесь женственна: подобно плакальщице, Глас оплакивает разрушенный Храм.

Из этого мы видим, что наш герой, сведущий в мистических практиках, поджидал специального часа, в который можно услышать голос Всевышнего. Совершив свой тяжелый и опасный путь в Иерусалим, уединившись в его развалинах, он слышит Голос. Таким образом, казалось бы, попытка нашего героя увенчалась успехом. Он может засвидетельствовать перед пророком Элиягу, что ему было дано свыше услышать Голос. Однако достоверную оценку успехов рабби Йосе должен дать пророк Элиягу, который, более чем наш герой, сведущ в отношении происходящего в высших сферах.

И сказал мне: Жизнь твоя и голова твоя! Не только в этот час так речет! Каждый день и три раза в день так речет, но и не только так, а также всякий раз, когда Израиль входит в дома собрания и дома учения и отвечает [на молитву ведущего]: «Да будет имя великое благословенно». Святой, благословен Он, кивает головой и говорит: “Счастлив царь, которого так восхваляют в его доме! И каково тому отцу, который изгнал своих детей, и горе тем сыновьям, что изгнаны от стола отца своего...”
Здесь образцовый читатель должен быть поражен. Итак, произошло следующее. Наш герой оставляет свой дом, отправляется в далекое странствие, к развалинам Иерусалима, для того чтобы услышать Голос свыше. Он слышит голос, который сокрушается, оплакивая разрушенный Храм. Ему удается не только услышать Голос свыше, но и встретиться с пророком Элиягу, который охранял его во время молитвы. Но здесь, достигнув вершины мистического переживания, он слышит из уст пророка, что достижения его вовсе не велики. Оказывается, чтобы услышать Голос, не нужно уходить из родного города. Всякий раз, когда народ Израиля заходит в дома учения или в дома молитвы, этот голос раздается свыше. Простой народ не знает всего того, что знает рабби Йосе. Но он умеет говорить простые слова молитвы Кадиш, древней молитвы, составленной на арамейском языке для простого народа, который не знал иврита. Молитву эту читали наизусть как формулу подтверждения истинности вышесказанного – будь то публичная проповедь мудреца или молитвенная служба. Кадиш был литургикой наиболее общего уровня для всего народа, всех молящихся, от самых простых до самых ученых. Таким образом, простой народ, который умеет лишь вовремя сказать "Амен", удостаивается явления "Бат-коль", которая не скорбит, а ликует. Простое служение, в коем нет попытки проникнуть за покров реальности и узнать о том, что происходит в иных мирах, пророк Элиягу представляет идеальным служением, тогда как поиски особенной молитвы мудреца неуместны.

В этом плане показательна последняя фраза ликующего Голоса, и ее отличие от услышанного рабби Йосе. Голос, который слышит рабби Йосе, скорбит об изгнанных и сетует на одиночество. Это голос одинокого скорбящего Царя. Царь, о котором речет Голос в часы, когда простой народ заходит в синагогу, – это Царь благоденствующий в своем уже отстроенном доме. Синагоги, дома учения, те скромные строения, где собираются простые евреи для своей молитвы, становятся Домом, Храмом для высшего Царя. Тот Царь, которого ищет рабби Йосе в развалинах Иерусалима, одинок и покинут. Но этот Царь, Царь домов молитвы и учения, – в своем доме и со своими сыновьями. Второй Храм разрушен, но Третий уже потенциально (а может, и более, чем потенциально) существует.

Слова «Горе тем сыновьям, которые изгнаны от стола своего отца», казалось бы, относятся к жителям Иерусалима, обреченным на изгнание после разрушения Храма. Но вспомним, что и рабби Йосе, дабы услышать Голос, обрек себя на скитания – тоже своего рода изгнание. Он оставляет свое привычное место, свой дом учения, свою синагогу и отправляется в дальнюю дорогу. Рассказчик, отождествленный с героем, намекает, что рабби Йосе из тех сыновей, что оставили стол отца своего, то есть привычное служение, и отправились за необычными религиозными переживаниями вдаль. Рассказчик не порицает героя открыто, а лишь намекает нам, какой путь служения кажется ему предпочтительным. Противопоставив высокое служение индивидуалиста рутинному служению народа, рассказчик предпочел народное служение. На фоне размышления о формах служения возникает радикальное решение проблемы утерянного религиозного центра: он не утерян, а пребывает в виртуальной плоскости народного служения. Мы же с вами, дорогой читатель, прочитали эту историю по следам траурных дней месяца ав и поразмыслили о разрушенном Доме и Доме отстроенном, а впереди, согласно талмудической традиции, нас ждут семь недель Утешения – да будет утешен весь Израиль во всех местах его пребывания. Скажите «Амен».