Несчастный случай произошел с самим Склифосовским. Не в том смысле, что на него наехала лошадь, а в том, что ему пришлось перенести душевные страдания. Он пережил глубокую моральную травму. Импульсивный профессор выступил перед международной аудиторией с опасным, непродуманным предложением.
Этот недостаток, импульсивность, вообще водился за известным врачом. Над этим иногда даже потешались. Как рассказывал друг Маяковского поэт Николай Асеев, когда московская публика впервые познакомилась с молодым футуристом, знаменитый хирург, сидя в первом ряду, вдруг поднялся и яростно захлопал. Не потому, что ему очень нравились первые стихи молодого Владимира Маяковского - их еще никто не знал: на уважаемого врача произвела впечатление его стройная фигура. Он бил в ладоши и восторженно повторял: "Какой скелет! Какой великолепный скелет!"
Этот случай, однако, наверняка выдуман: Николай Васильевич Склифосовский уже умер, когда будущему "горлану революции" было всего 11 лет. Но в обществе по-прежнему продолжала жить память о выдающемся враче с увлекающимся характером. О Склифосовском еще долго рассказывали разные забавные истории.
И среди них скандальный случай, когда он на весь мир опозорил царские порядки. После этого многие европейские и американские газеты потешались над тогдашними российскими законами.
Это случилось в Риме в 1894 году на знаменитом XI медицинском конгрессе, в присутствии 750 делегатов. В то время все образованные люди стали внимательно следить за успехами ученых, которые к всеобщей радости обещали продлить людям жизнь. Сначала английский врач старик Дженнер научил предохраняться от оспы, потом француз Луи Пастер в один миг избавил человечество от ужасающего заболевания - бешенства. А молодой итальянский врач и юрист Чезаре Ломброзо выпустил книгу с забавным названием «Гениальность и помешательство». Сначала над ней всюду дружно потешались, полагая, что автор просто свел гениальность
к помешательству, то есть сказал, что всякий гений своего рода сумасшедший... Но позже спохватились, что молодой ученый, соединив социологию и правовой анализ, основал новую науку, «психологию масс». Серьезней отнеслись к его утверждению, что некоторые семьи генетически склонны к преступлению и передают эту опасную наклонность потомкам. (В наше время имя человека, осмелившегося сказать это сто лет назад, упоминалось после самого громкого в XX веке дела ростовского серийного преступника Чикатило: оказывается, сын убийцы и насильника, еще не ведая тайных зловещих приемов своего отца, точно так же использовал их.)
Со всего мира на медицинские конгрессы охотно съезжались выдающиеся ученые. На съезд в 1884 году в Копенгаген прибыли 1 350 делегатов. Именно на нем Пастер рассказал о своей победе над оспой. А Роберт Кох в Берлине впервые поведал о "своей" туберкулезной палочке - "палочке Коха". Тогда на конгресс в Германию прибыли 1 850 знаменитых врачей, а на последующий в Лондон - 3 170. В Рим, в котором произошел скандал, приехали и Пастер, и Мендель, и Ломброзо…
И все-таки на конгрессе в Риме не было участника популярнее, чем шумный, бойко говоривший на всех языках Николай Склифосовский, делегат, прибывший из России. Его знали многие. Со всех сторон ему улыбались, радостно кивали и кланялись. Немецкие врачи - знакомые по госпиталям франко-прусской войны 1870-1871 годов. За пять лет до этого он познакомился и с нынешним председателем конгресса - великим Рихардом Вирховым, работал в его клинике. Знали Склифосовского и французские врачи, потому что Николя два года стажировался в Париже в клинике Нелатона. И английские делегаты - пожил четыре месяца в Лондоне, работал в клинике делегата конгресса Джона Симпсона.
Склифосовский стал знаменитым не только своими путешествиями и обширными знакомствами, но еще и выдающейся научной деятельностью в России. Именно в эти годы из Российской империи стали приходить важные научные медицинские новости.
В Рим на медицинский конгресс впервые приехала огромная делегация врачей из России, равная американской: двести человек! Среди российских участников особенно выделялся сам Склифосовский - о нем знали во многих странах по его кипучей, смелой деятельности и научным достижениям на родине. Из 80 работ к тому времени уже было опубликовано больше полусотни, они переводились на европейские языки.
На первом же заседании Николая Склифосовского пригласили в президиум конгресса - в число почетных председателей.
Именно на втором заседании его словно прорвало: он вдруг вышел на кафедру и, широко раскинув руки, радостно, восторженным голосом пригласил всех участников в 1894 году собраться всем вместе в Москве на следующий врачебный конгресс. Произнес приглашение по-немецки, потом по-французски и по-английски: Первопрестольная - большой город, в нем найдется место для всех! И, между прочим, в ней отличные рестораны - иностранцы, побывавшие Москве, в один голос восхищаются мастерством русских поваров! И русской водочкой…
Сначала участники бурно захлопали: всем понравилась эта идея. Многие участники катались на конгрессы по Западной Европе из одного знаменитого города в другой - медикам определенно захотелось побывать и в огромной, загадочной стране, которая вдруг громко заявила о себе интересными медицинскими исследованиями.
Первыми возликовали французы. Потом в зале вдруг остыли, зароптали, заговорили между собой, а затем и с кафедры - вспомнили, что тогда не приедет, например, почтенный итальянский делегат Ломброзо. Потому что он вовсе не итальянец, а, кажется, еврей. И Герман Сенатор, который столь успешно продвигается в изучении сахарной болезни. И почтенный гистолог, участник конгресса Карл Вейгарт. Кажется, все они тоже евреи.
Вообще в Россию, в Москву, не сумеет приехать, наверное, значительная часть дружного медицинского мирового сообщества. Потому что это евреи. Их отправят обратно, ведь, как пишут газеты, въезд всем им в Москву запрещен.
Действительно, среди врачей много евреев. Но так было всюду и всегда. Во всех странах евреи особенно стремились к этой профессии. И надо признать, с давних лет врачи-евреи пользуются доверием, а когда начинают преследовать их, непременно страдает и коренное население.
Первой когда-то пострадала Испания - в пору инквизиции, когда всех евреев с гневом выдворяли с Пиренеев. Больные люди первыми пожалели об этом. Несмотря на нелюбовь большинства римских пап к этому племени, некоторые высшие первосвященники, издавая суровые эдикты против евреев, однако, тайно сами лечились именно у них. Даже Климент VII, свирепствовавший в искоренении "потомков убийц Христа", когда у него случался даже насморк, приглашал в Ватикан доктора Порталеоне, маленького иудея, всегда являвшегося в небольшой шапочке, как будто бы и он католический священник.
Делегаты съезда спохватились, что нечто подобное происходит сейчас в Российской империи. Евреев не принимают в местные университеты. Чтобы получить специальность врача, те уезжают учиться в Германию, Швейцарию, Австрию, живут, голодая, в чужой стране. Но возвращаются домой смело, потому что получают теперь законное право жить в любых городах, причем не только те, кто стал врачом (выучившиеся в самой России фельдшеры, дантисты, акушерки).
Для того чтобы стать медиком в России, нужно иметь волю, сильный характер. Всю европейскую печать обошел скандальный случай с добропорядочной еврейской девушкой, которая долго добивалась возможности поступить в Москве в специальную школу, в которой учат профессии акушерки. Однако для этого ей надо было сперва получить от полиции вид на жительство в Москве. Смелой девушке не давали на это права. Отчаявшись, она придумала выход: заявила, что хочет заниматься... проституцией. И от тех же властей быстренько получила "билет на право жительства" в Москве.
Николай Склифосовский с юности тоже знал о пристрастии евреев к медицине, требующей, он был уверен в этом, прилежания и особого таланта. После окончания Московского императорского университета он сначала жил в Одессе - врачевал в городской больнице. Самыми надежными помощниками у него были именно евреи. И в Киеве, куда он приехал после двухлетнего скитания по заграничным лазаретам и госпиталям устроился на кафедру хирургии Медико-хирургической академии. Там самыми надежными его коллегами, внимательно слушавшими его рассказы о путешествиях, о зарубежных госпиталях, были тоже евреи. Приглашение коллег на следующий конгресс в Москву Николай Склифосовский, конечно, предварительно согласовал с властями. Но в спешке не подумал о главном: в самом деле, впустят ли всех участников съезда в Москву? Еще не окончились заседания в Риме, когда о принятом решении начали сожалеть. Больше всех горячился почтенный Рудольф Вирхов, признанный всем миром ученый, депутат германского бундестага. Он заявил коротко и ясно: "Если будет какое-либо различие в отношении к евреям, то ни один немецкий врач на конгресс не приедет!"
В Россию Склифосовский вернулся обеспокоенный, ругая себя за то, что позабыл о существовании "русско-еврейского вопроса". С доктором действительно произошел несчастный случай!
Он ведь хорошо знал, что российский военный министр Ванновский циркуляром 10 апреля 1882 года установил "норму" подготовки евреев-врачей: в военном ведомстве их число не должно превышать пяти процентов. И что "повышение их по службе впредь допускается только не иначе, как с согласия главных начальников, а на высшие должности евреев вовсе не назначать". А волею самого царя была введена процентная норма приема в высшие учебные заведения только для евреев. Первой была Медико-хирургическая академия (вскоре она стала называться Военно-медицинской академией). Не потому ли, что именно там скопилось изрядное число профессоров-иудеев, а самым заметным из них был человек с вызывающе еврейско-библейской фамилией - Манассеин. Студенты почитали его больше всех профессоров. Министр подозревал, что именно из-за него в академии собралось так много представителей этого опасного племени, искавших любой способ стать врачами. Сам Склифосовский недолго был профессором академии и хорошо знал многих выпускников и профессоров.
Прибыв в Россию, он сразу поехал в Петербург: говорить с представителями высшей власти. Именно тогда он познакомился с дочерью великой княгини Елены Павловны - тоже Еленой и тоже великой княгиней. И дал ей обещание после московского съезда стать директором клинического института, основанного ее матерью и носившего ее имя.
Потом вернулся в Москву: говорить с генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем. Это было очень трудным делом. Важный брат покойного Александра II, дядя нового царя, став первым человеком Первопрестольной, возжелал немедленно очистить ее от евреев. Согласившись на аудиенцию, генерал-губернатор спросил Склифосовского, сколько же прибудет в Москву разом представителей столь нелюбимого им племени. Николай Васильевич не знал: такого учета - по вероисповеданию - никогда не велось. Прерываясь, переговоры заняли две недели. В Москве шептали, что до генерал-губернатора дошли гневные и насмешливые статьи в немецких газетах с высказываниями Вирхова о российских порядках. И передавали слух о том, что великая княгиня просила знаменитого врача возглавить клинику, носившую имя ее покойной матери.
Генерал-губернатор сожалел, что Склифосовский дал ей слово, и, стало быть, уедет из Москвы. Но московский владыка просил посетителя сначала завершить в Первопрестольной начатую им работу по созданию клиник на Девичьем поле (они существуют и сейчас). Дав, наконец, согласие и попрощавшись, великий князь спросил: "А где будут жить приезжие евреи? Поместятся ли они там все?" Генерал-губернатор имел в виду Глебовское подворье в Зарядье, где издавна положено было останавливаться российским евреям, которые получают разрешение на временное проживание в Москве. "Естественно, в гостиницах! А если не хватит - на постоялых дворах!" - ответил посетитель. И действительно, врачи, съехавшиеся со всего мира в первых числах августа 1897 года в Москву, жили в гостиницах "Дрезден", "Эльдорадо" - на Тверской, в "России" на Петровских линиях, на Покровке, в новом четырехэтажном "Гранд-отеле" на Воскресенской площади и во многих других. Впервые в медицинском конгрессе участвовали врачи из Чили, Сальвадора, Японии, Турции... В московских гостиницах вдруг заговорили на всех языках мира. Некоторые участники - даже из разных стран - общались на идише. Хозяева думали, что они говорят на испорченном немецком языке.
Склифосовский, конечно, не обманул, сказав в Риме, что в Москве гостиниц много. Однако не так много, чтобы вместить 7 500 гостей. Некоторые все-таки жили на постоялых дворах. А Чезаре Ломброзо - в двухэтажном доме №7 на Кузнецком мосту. В этом доме квартиру снимал сам Склифосовский. Двухэтажный низенький старый дом имел большой, совершенно круглый зал. В нем знаменитый врач принимал пациентов.
Итальянскому ученому жилище Склифосовского очень понравилось. Гостя очаровали грустные кариатиды на обширной лестнице и огромный прекрасный витраж. (Удивительно, но этот старый дом в самом центре современной Москвы, эти кариатиды и круглый зал до сих пор прекрасно сохранились).
Чезаре Ломброзо утром в пятницу сделал доклад "О новых завоеваниях психиатрии", а вечером сказал хозяину, что ужинать не будет. Вышел на улицу, нанял извозчика, показал ему написанный Склифосовским листок с адресом - "Спасоглинищевский переулок, дом Татьяны Ивановны Рыженковой" и поехал в синагогу. Среди богомольцев Ломброзо неожиданно встретил там многих участников конгресса. Даже тех, о которых не догадывался, что они его единоверцы. Они уверенно брали с полок еврейские книги, раскрывали и умеючи, в такт молились. А после молитвы приняли участие в торжественной субботней трапезе.
Москвичи долго обсуждали это событие. Образованные люди - то, что русский Иван Павлов сделал на конгрессе врачей потрясающий доклад и удивил заграницу: дескать, пусть знают наших! А бульварная газета "Московский листок", которую читали дворники (их в городе было больше, чем приказчиков и каменщиков), написала о том, что местные евреи без всяких затруднений о чем-то разговаривали со странно одетыми иностранцами.
О чем? Известно: наверное, замышляли какой-нибудь новый заговор.
Ещё про евреев в Российской империи:
Вопросы и ответы в семье Яновских. "Дорога уходит в даль"
Чуковский и Жаботинский
Интересные события еврейской истории - избранное за год
