Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Такие разные дети
Нелли Шульман  •  17 июля 2008 года
Первого малыша звали, на минуточку, Каин. Такой маленький, а уже Каин. Есть мнение, что он родился у Адама и Евы еще до изгнания из рая, а вот второй – Авель - уже после изгнания, когда они столкнулись с реальным миром. Поэтому-то второго и назвали Авель – от слова «суета, преходящее». Понятно, чем должна была закончиться его жизнь.

Первого малыша звали, на минуточку, Каин. Такой маленький, а уже Каин. Есть мнение, что он родился у Адама и Евы еще до изгнания из рая, а вот второй – Авель - уже после изгнания, когда они столкнулись с реальным миром. Поэтому-то второго и назвали Авель – от слова «суета, преходящее». Ну, раз преходящее, то и понятно, чем должна была закончиться его жизнь.

Про кого нам совершенно точно известно многое, так это про потомков Авраама - Ишмаэля и Ицхака. Конечно, когда в семье долгое время нет детей, то если уж кто-то родился, фиксируешь каждый его шаг. Первому сыну Авраама, Ишмаэлю, было тринадцать лет, когда ему сделали обрезание. Так долго тянули исключительно по одной причине – когда Ишмаэль родился, заповедь о брит-миле еще не была дана, вот ему и пришлось ждать столько лет.

Зато Ицхака, его единокровного брата, обрезали, как положено, на восьмой день. Комментарий говорит, что Сара кормила его грудью до двух лет, а когда вскармливание было закончено, Авраам устроил праздник – ведь ребенок покинул мир женщин и перешел в мир мужчин. В Талмуде говорится, что в день этого праздника многие знатные женщины принесли своих детей, и Сара их кормила, дабы опровергнуть утверждения о том, что Ицхак на самом деле не ее ребенок, а всего лишь подкидыш.

Многие еврейские семьи и сейчас отмечают отлучение от груди особой церемонией, которая включает в себя вино и халу – как символ перехода к взрослой пище и взрослой жизни.

Отношения между Ишмаэлем и Ицхаком были, мягко говоря, напряженные. С одной стороны, это понятно – любой старший брат немного ревнует к младшему. Но ревность Ишмаэля переходила все границы. Раши пишет, что Ишмаэль вывел Ицхака в поле и стал использовать в качестве живой мишени при своих упражнениях в стрельбе из лука.

Дети Ицхака, Яаков и Эсав, будучи близнецами, еще даже не родившись, уже ссорились друг с другом. Комментарии отмечают, что они рвались наружу из утробы матери, когда Ривка проходила мимо различных религиозных сооружений - Яаков проявлял активность у «домов учения» (йешив), а Эсав – у идолопоклоннических капищ.

На их примере можно отследить отношение Торы к воспитанию детей. Явное предпочтение, которое Ицхак и Ривка как родители оказывали каждый «своему» ребенку, приводится комментаторами в качестве своеобразного «антируководства» по воспитанию.

Дети находят себе товарищей по играм исключительно в пределах собственного клана – так происходит у кочевников, нигде особо надолго не задерживающихся и вынужденных обходится собственными силами и рассчитывать только на себя. Так и получается, что единственным твоим близким другом становится брат, и плохо дело, если брат этот тебя ненавидит или завидует тебе.

Только с момента женитьбы Яакова клан постепенно переходит к оседлому образу жизни, и семья расширяется; появляется полигамность, ранее практически не существовавшая, а с ней – увеличение количества детей. С одной стороны, у них появляется больше приятелей, с другой – конфликты между женами все равно разделяют потомство на четко определенные «лагеря», коммуникация между которыми затруднена.

Более того, в следующем поколении, среди детей Яакова, тоже отчетливо видны «любимчики» - Реувен, первенец Леи, Йосеф, первый ребенок Рахели, и Биньямин, названный умирающей в родах матерью «Бен-Они» - «сын моего страдания», и переименованный торжествующим отцом в «сына моей правой руки».

Все эти подростки соперничают друг с другом за внимание отца. Реувен приносит своей матери способствующие зачатию мандрагоры - для того, чтобы она смогла родить еще сыновей и завоевать если не любовь, то хотя бы приязнь Яакова. Однако никто не смог превозмочь поистине великую и слепую любовь Яакову к своему старшему сыну от любимой жены – Йосефу.

Поведение этого подростка демонстративно в корне. Если бы он жил сейчас, он бы наверняка стал эмо-кидом, одевался бы в черно-розовое и слушал Tokyo Hotel. Впрочем, в древние времена разноцветная туника, подаренная Яаковом, наверняка выделяла Йосефа среди других детей, как и его манера, описанная в комментарии Раши, отращивать длинные волосы и подкрашивать глаза.

В нежном семнадцатилетнем возрасте этого эмоционального красавчика сначала бросают в яму со змеями и скорпионами, а потом продают в рабство Потифару, где он быстро становится управляющим всего дома и, опять же, согласно Раши, начинает завивать волосы в египетской манере и красить не только глаза, но и губы.
Кстати, современные исследователи, в частности раввин Стивен Гринберг, автор уникального исследования о гомосексуальности в еврейской традиции «Wrestling with God and Men», доказывают, что цель продажи Йосефа Потифару была вполне определенной, однако все-таки свое первое эротическое переживание Йосеф испытывает все-таки с женщиной, «матроной», госпожой, женой своего хозяина. Жизнь его продолжается тюрьмой и триумфом, и неудивительно, что бывший эмо-кид после таких испытаний превращается в безжалостного манипулятора и гениального менеджера.

История Йосефа во многом повторяется во взрослении будущего царя Давида – красивый, эмоциональный, нежный подросток, обладающий артистическим даром, является объектом поклонения и женщин, и мужчин – оба ребенка царя Шауля, и дочь Михаль, и сын Йонатан, испытывают к Давиду чувства, которые сложно назвать платоническими. Однако после смерти Йонатана и предательства Михаль Давид превращается сначала в безжалостного повстанца, а затем – в жестокого царя, не останавливающегося ни перед чем, чтобы достичь своей цели – установления абсолютной монархии.

История сестры Йосефа, дочери Яакова, Дины, издавна служила неким «антипримером» того, как должно вести себя скромной еврейской девушке. Таковая, разумеется, должна сидеть дома, а не «выходить посмотреть на дочерей той страны». Какому подростку не хочется этого, особенно в новом месте? Интересно ведь: а как они одеваются? А сколько браслетов тут модно носить? А на какой руке – на правой или левой?

Невинная прогулка Дины закончилась изнасилованием и массовым убийством, а для нее самой – по некоторым версиям – отправкой в Египет, где она стала приемной дочерью того самого Потифара, которому продали ее брата Йосефа. Дина родила дочь, Аснат, ставшую впоследствии женой своего дяди.

Вообще, если говорить о девочках, то патриархальное общество их либо не замечало, либо видело только в качестве сексуального объекта – как подростка-девственницу Авишаг, использовавшуюся царем Давидом в качестве красивого аксессуара для царского ложа. После смерти Давида его сын от Хагит, Адонияху, приходит к вдове царя, Бат-Шеве, с просьбой отдать ему Авишаг в жены. Однако Авишаг, как и царский жезл, может быть передана по наследству только действующему царю, Шломо.
Шломо же интерпретирует желание Адонияху взять Авишаг в жены как претензию на царский престол, и приказывает его убить.

С материнским инстинктом тоже не все так просто. Ципора, жена Моше, спасая своего мужа от неминуемой гибели, сама берет в руки нож и обрезает своего младшего сына. Кстати говоря, детство самого Моше, проведенное во дворце фараона, настолько отдалило его от еврейского народа, что Моше мог рассматривать себя как будущего прародителя народа нового. Этот народ, по мнению Моше, был достоин занять место евреев, которые не заслужили возвращения в землю своих прародителей.

Воспитание детей в Торе вообще достаточно часто перепоручается внешним агентам. Хана, мать будущего пророка Шмуэля, дав обет отправить его на воспитание в святилище Шило, сама приводит туда двухлетнего сына, сразу после отлучения от груди, «с тремя быками, и одной мерой муки, и мехом вина».
Однако есть и пример всепоглощающей материнской любви – шунамитянка из 4 главы Мелахим Бет, покровительница и фанатка, как бы сейчас выразились, пророка Элиши, оборудовавшая в своем доме особую комнату для его уединения и размышлений. Когда умирает ее сын, рожденный по молитве Элиши, она прорывается к пророку и умоляет его хоть как-нибудь помочь. Последующая сцена оживления, изобилующая бытовыми подробностями – Элиша ложится на тело ребенка, и приникает к его устам, оживший отрок чихает семь раз, - одна из самых трогательных и жизнеутверждающих в Танахе.

Силу материнской любви к ребенку испытывает и царь Шломо в знаменитой притче о двух матерях, претендующих на одного ребенка. Казалось бы, откуда появиться материнскому инстинкту у проститутки… (хотя по комментарию р. Леви б. Гершома (Ральбаг) женщины эти все-таки работали содержательницами гостиницы, то есть если и были блудницами, то непрофессиональными). Мать оставшегося в живых ребенка умоляет царя не убивать младенца – уж лучше навсегда проститься с ним, увидев, как его отдают другой женщине, чем лицезреть смерть своего сына.

Детство в Танахе бывает разным - от идиллических пастушеских пейзажей до блеска и великолепия дворцов, от пребывания в рабстве до избрания на царство, от спокойной жизни на лоне природы до самых жестоких испытаний, которые только могут выпасть на долю ребенка.

И дети в Танахе получились разные - безымянные и бессловесные, нежные, эмоциональные, манипулирующие своими родителями, богатыри, как подросток Шимшон, раздирающий руками льва, или нервные любимчики родителей, как грезящий о власти и богатстве Йосеф. Дети Танаха. Будущие наши герои.

Еще:
Сказки Букника: символизм против страха
Еврейские традиционные цветы жизни: викторина о детях
Читали ли вы Тору? Тест