Берешит (Бытие 1:1 - 6:8)

Первый недельный раздел Торы - «Берешит» - охватывает первые пять её глав и даже залезает малость на шестую, забирая первые восемь стихов этой главы. Для тех, кто не знает: стих, или, если использовать еврейский термин – пасук, – наименьший выделенный и пронумерованный фрагмент библейского текста; нумерация позволяет дать на него ссылку.

Но особенность раздела «Берешит» не в количестве глав – в него входит колоссальное содержание, много большее, чем в какой-либо другой раздел: шесть дней творения, грехопадение первых людей, убийство Каином Авеля, допотопное родословие, полное растление наличного человечества и решение Бога «стереть с лица земли» (6:7) всё, что Он создал. Об одном лишь Ное сказано, что он «снискал приязнь в глазах Господа» (6:8).

Здесь первый недельный раздел внезапно завершается, и что из этой приязни следует - остается только гадать: узнать об этом можно лишь на следующей неделе. Вообще говоря, история с Ноем – одна из самых известных в мировой культуре, однако, если представить себе гипотетического марсианского читателя, который знакомится с ней впервые (причем марсианина достаточно дисциплинированного, чтобы не заглядывать раньше положенного времени в следующий раздел), то такой читатель должен быть заинтригован: первая библейская серия прерывается на самом интересном месте.

Понятно, что в таком богатом тексте есть масса любопытных вещей, но мне хотелось бы обратить ваше внимание не на то, что есть, а на то, чего нет. Я говорю о фантоме, в существовании которого убеждены очень многие: о яблоке, которое привело Адама и Еву, а в их лице и все человечество, к ужасным последствиям.

Это роковое виртуальное яблоко настолько растиражировано в разнообразных текстах и полотнах художников, что просто стоит перед глазами. Оно укоренено в сознании, оно самоочевидно.
Между тем, в Торе о нём не сказано ни слова. Там совершенно определенно говорится, что есть такое дерево: познания добра и зла – и его плодов пробовать категорически не рекомендуется (2:17). Что это за дерево такое, как оно соотносится с существующей ботанической номенклатурой и соотносится ли вообще – не уточняется.

Описание дерева (глазами Евы): «Увидела <…> что хорошо дерево для еды, что оно вожделенно для глаз и желанно <…> для постижения» (2:6) Автор одного классического еврейского комментария (а только такие я и буду цитировать) подключает к зрению обоняние: приблизившись к дереву, женщина чувствует его запах. Более того – его дыхание. Дыхание дерева! Сильный поэтический антропоморфизм. Надо полагать, дыхание и запах дерева были для Евы в высшей степени притягательны, иначе не случилось бы то, что случилось. Но всё-таки минимализм и характер этих описаний ничего не дают нам в плане ботанической идентификации.
Демонстративная анонимность дерева сама по себе требует объяснений. «Почему дерево не названо открыто?» - спрашивает комментатор и сам же и отвечает: «Потому что Святой, благословен Он, не желает обидеть ни одно из Своих творений, чтобы не позорили его говоря: “Вот, при посредстве которого пострадал мир”».

«Святой, благословен Он» – одно из распространённых в иудаизме именований Всевышнего.
Однако же умолчание, хотя и вызванное столь существенной моральной причиной, всё-таки не может не возбуждать любопытства, не порождать наиразличнейших предположений. Может, это вообще уникальный вид в единственном экземпляре? Очень может быть. Некоторые комментаторы настаивают именно на таком варианте, и их можно понять: серьезность последствий как бы предполагает ботаническую эксклюзивность.
С другой стороны, поскольку описанная в Торе катастрофа связана с нарушением запрета, а не с магическими и (или) физическими свойствами плода (биохимический анализ не выявил ничего злокачественного), идентификация дерева непринципиальна – лишь бы оно соответствовало описанию: хорошо, вожделенно, желанно. Да мало ли таких! Во всяком случае, если Всевышний действительно умалчивает название, стремясь защитить дерево от поношений, значит, оно всё-таки из растений, хорошо известных всем.

Разные комментаторы называют, естественно, разные деревья. Первое место в списке номинантов занимает смоковница. Сказано, что после несанкционированного угощения Евы и Адама «раскрылись глаза у обоих и осознали свою наготу; сшили листья смоковницы и сделали себе пояса» (3:7).

Почему они воспользовались листьями именно смоковницы? Очень просто: у которого дерева стояли, те листья и сорвали, тем более что большие листья смоковницы весьма подходили для портновской цели первых людей.
Впрочем, согласно другому преданию, у первых грешников просто не было выбора: ни одно из деревьев не давало им своих листьев. Значит, Адам с Евой всё-таки побродили по саду в поисках чего-то лучшего, пока не убедились в тщетности усилий, и, вернувшись к смоковнице, взяли то единственное, что было доступно. Должно быть, спешили, боясь, что и она теперь передумает и откажет.

Предание ничего не говорит о мотивах деревьев. Боялись гнева Всевышнего? Были исполнены морального негодования? Пришли в ужас и отнеслись к людям как к зачумлённым, контакт с которыми смертельно опасен? Нет ответа. Во всяком случае, это предание выводит случившееся за рамки оппозиции: Адам и Ева – Всевышний. В их конфликт сразу же оказывается вовлечена вся природа: она не вещь и не равнодушный наблюдатель, она не только объект, но и субъект действия, наделённый свободой воли.
И всё-таки вариант: где стояли, там сразу же и сорвали, – представляется мне психологически более убедительным: острое чувство стыда требовало немедленных действий.

В обоих этих рассказах действия людей определяются прагматическими соображениями. В Талмуде, однако, подчёркивается не прагматический, а функциональный характер происшедшего, его внутренняя обусловленность: то, что явилось причиной греха, должно послужить и исправлению. Хотя о каком уж тут исправлении можно говорить: жалкий паллиатив!

Смоковница обогатила нас идиомой «фиговый листок» – побочный, но филологически важный результат происшествия. Я бы, конечно, не назвал огромный лист смоковницы «листком», но кто меня спрашивал? В детстве я считал, что прилагательное «фиговый» связано с комбинацией из трех пальцев, но только с диковинным ударением. Я ошибался. Или всё-таки не совсем ошибался, если рассматривать эту комбинацию как эвфемизм того, что пришлось прикрывать Адаму.

В одном комментарии приводится дискуссия мудрецов относительно идентификации рокового дерева. Каждый из них выдвигает собственную версию и обосновывает её. Помимо смоковницы, там фигурирует пшеница, виноград и этрог. Пшеница – дерево? Интересная мысль. Этрог – это такой цитрусовый плод, похожий на большой лимон; на нем есть вмятинки, и их называют «евиными зубками».

В разговоре со мной раввин Адин Штейнзальц назвал ещё и банан. Надо будет выяснить, откуда взялся банан. Ещё он назвал финиковую пальму, оговорив, правда, что встречал её не в текстах, а в иллюстрациях. С ботанической точки зрения, банан – вовсе не дерево, а трава, но его огромные листья так хороши для набедренных повязок! Та же идея, что и со смоковницей: у которого дерева стояли, те листья и взяли. В средние века листья банана называли «евиными листьями». Впрочем, если пшеница – дерево, что уж говорить про банан и виноградные лианы!

О яблоке, заметьте, ни слова. Но это в классических комментариях. Если же обратиться к современному израильскому секулярному сознанию, то вот вам пара примеров из израильской литературы.
Писатель Меир Шалев написал свой собственный комментарий к Библии. Этот вполне секулярный комментарий переведён на русский язык, называется он «Библия сегодня», и конечно, в нём нашлось место для истории с плодом. Шалев уверенно говорит: «После того как человек вкусил от яблока <…>» – и далее о последствиях.

А вот эпизод из пьесы абсурдиста Ханоха Левина. Сам Всевышний обстоятельно и доходчиво объясняет зрителям причины и природу зла. Беда в том, что едва Он начинает говорить, как слова Его заглушает сирена, воющая на протяжении почти всего монолога. Зрителям только и достаётся напоследок: «да ещё яблоки».
То есть яблоко для этих популярных в Израиле авторов, равно как и для их читателей, нечто само собой разумеющееся. Откуда же они его взяли?

Сдается мне, яблоко это упало на еврейскую грядку с яблони, возросшей в христианском саду. А откуда взялась яблоня? Из какого плода она выросла? Скорей всего, из плода филологической ошибки.

Первое значение латинского malum – «плод», правда, с определением, уточняющим, что за плод; второе значение как раз - «яблоко». В Вульгате – латинской Библии – в обсуждаемом эпизоде используется иное слово – fructus, перевода, кажется, не требующее. Но где fructus, там и malum.

Есть ещё одно латинское слово malum. Означает оно «зло». Эта омонимия («да ещё яблоки») как нельзя лучше подходит к происшествию в раю. Утверждению в европейском сознании яблока как рокового плода способствовали и иные филологические и культурные обстоятельства. В кельтской мифологии яблоко – мистический плод. Общеевропейские эротические коннотации яблока (включая молодильные яблоки русского фольклора) естественным образом накладывались на описанный в Торе конфликт, в котором эротическое едва различимо, но оно было в высшей степени востребовано христианским сознанием, акцентирующим его связь с первородным грехом.

Приведу красивый пример из Песни песней, где яблоко возникает в эротическом контексте: «Освежите меня яблоками, ибо я больна от любви» (2:5).

И, наконец, ещё одно важное обстоятельство: христианские авторы, по-видимому, слишком буквально восприняли метафору еврейских комментаторов «золотое яблоко», воспевающую этрог как плод злополучного древа.
Изящнейшая культурно-ботаническая метаморфоза!