«Здесь нет вымышленных фамилий и имен, — говорится в предисловии, — это подлинная история конкретной семьи, где нет ни придуманных поворотов сюжета, ни литературных персонажей. Все детали — из бабушкиной тетрадки с биографиями и ее живых воспоминаний, которые мы слушали очень внимательно; из рассказов других стариков, которых я мучила с диктофоном в руках и просила вспоминать о своем детстве или юности».

Детективный роман известного израильского писателя Амнона Жаконта написан от лица семнадцатилетнего Рони Левина, чья жизнь течет плавно и вроде бы не обещает неприятных сюрпризов. Но при ближайшем рассмотрении все оказывается обманкой и фальшивкой.

«Имейте в виду, что Стругацкие — сложные люди, — стращал Тарковского главный советский киноначальник Филипп Ермаш. — В сценарии для детской киностудии… они протаскивают сионистскую идею о том, что все евреи должны вернуться к себе на родину и воевать за ее интересы».

Джейкобсон скорее злится и негодует, чем иронизирует. Его манеры не галантны. Его орудие — скальпель, а объект его внимания — нарывы на теле британского общества. И нарывы эти, по убеждению автора, надлежит вскрывать побыстрее. Желательно без наркоза. Джейкобсон безжалостен; он плюет на «взвешенность», избегает полутонов, не желает быть снисходительным и бьет наотмашь.

Григорий Перельман как математическая задача

То, что публика заговорила о Перельмане только тогда, когда запахло миллионом долларов, — это естественно и нормально. Почти никто не знает, что он там доказал, и зачем это нужно было доказывать, и даже что такое «доказательство». А про миллион — тут все понятно. Отказался — значит, идиот. Но ведь ему же этот миллион дают, потому что он самый умный. Что-то не вяжется.