«Именно так я и люблю принимать решения: чтобы терять было нечего, а можно было только приобретать». Этгар Керет рассказывает о своем отце и его способности заключать самые неожиданные сделки; «Букник» публикует третью главу из его книги «Семь тучных лет» в переводе Линор Горалик.

Первому ребенку почти никогда не достается уверенной в себе, спокойной матери. Второму — только если первый на время уезжает к родственникам. Лиза Розовская, мать четырехлетней Рахель и пятимесячного Биньямина, рассказывает о тех сторонах родительства, о которых принято молчать.

Родительство — это неизбежная череда ошибок, за каждую из которых рано или поздно придется платить. И сколько бы ни было дано проб, это остается верным. Лиза Розовская, мать четырехлетней Рахель и трехмесячного Биньямина, сравнивает свое отношение к воспитанию каждого из детей.

Помогает детям наша забота — или только мешает, делая их несамостоятельными балбесами и паразитами? Должны мы решать все проблемы наших детей, вне зависимости от их возраста, или наша задача как родителей — отпустить их в свободное плавание?

Имеет ли родитель право становиться лучшим другом своему ребенку — даже если оба в целом не против? О гармоничной дистанции размышляет Ксения Молдавская.

Неожиданный поворот: эпоха гиперопеки приводит не только к тому, что родители вьются над своими детьми до самой старости, но и к тому, что нынешние взрослые ищут, на кого бы спихнуть родительские функции, — а государство с удовольствием берет эту ношу на себя.

Родители и двойные стандарты: почему взрослый имеет право на неудачи, дурное настроение и даже депрессию, а ребенок обязан быть «не хуже других»? Почему у нас нет культуры принятия психологической помощи, особенно когда дело касается детей, зато есть зависимость от социального прессинга?

Последняя неделя декабря и первая неделя января — момент истинной проверки родителей на прочность.

Совершенно непонятно, как объяснить тот факт, что в питерском фольклоре нет, кажется, шутки про необходимость поставить Наполеону памятник «За сожжение Москвы». Да, недожег. Но и чижик-пыжик же не всю водку выпил.

Я прочитал Ваш рассказ «Картина из прошлого». Как Вы и предполагали, мы, действительно, не сможем его опубликовать, так как, к нашему сожалению, он не является художественным произведением.

Жить в доме учителя стало невозможно. Бабушка и дедушка иногда между собой говорили по-еврейски. Учитель ходил с немецким словарем и записывал. Потом он пошел в горком и заявил, что они немецкие шпионы.

Сто лет назад девушки не прятали чувства за спасительной иронией. Не стеснялись признаваться в любви, рыдать от тоски и посылать мужу стихи из журнала «Нива». Теперь мы называем это словом «китч».

— Зачем ты просишь меня купить еще книжек? Неужели ты уже прочитал все книжки в доме? Когда же ты успеваешь читать столько книжек?!..
— Бога ради, мама... — тихо говорит худенький мальчик и морщится.

Бывает, что в одной семье младший брат жениха носит военную форму и вязаную кипу, средний брат — раввин в черной шляпе с пейсами, жених — профессор-лингвист без кипы, а его невеста — доктор антропологии.

У меня такое ощущение, что прописные буквы и знаки препинания нарушают свободное течение стиха, к тому же у меня они ассоциируются с мужским дискурсом и мужской иерархией, для меня в них есть нечто дихотомическое.

Тридцать лет назад, в шестом классе, на школьном собрании я сделала заявление. Сказала: Каждый день я благодарю Господа за то, что не живу в Европе. Благодарю Господа за то, что родилась в Америке и живу на Восточной Сто семьдесят второй улице, где на одной улице бакалея, кондитерская и аптека.

Коллега и его бойфренд уже наняли самого модного дизайнера интерьеров на Манхэттене оформлять их новую квартиру, потратили две недели на составление списка из трехсот тщательно отобранных гостей и едва не разошлись, выбирая маме одного из женихов идеальное вечернее платье.

Софья работала воспитательницей в детском саду и в дневниковых записях, которые вела всю жизнь, жаловалась на мальчика Эли, постоянно повторявшего «пиписька-какашка». Сегодня Эли — крупная шишка в дирекции Первого канала израильского телевидения.
На каком-то этапе Софья всерьез взвешивала возможность переезда в киббуц. В те годы киббуцы считали раем, населенным идеалистами и крупным рогатым скотом.

Однажды, сидя, как обычно, на диване перед ящиком, я нашла в нем открытку с очень странным текстом по-английски. «Шалом. Я был страшно рад получить те два письма от тебя. Я обегал весь город и купил еще 6 изданий Корана в переводах на французский, немецкий, испанский, греческий, латынь и суахили. Настанет день, когда ты сможешь воспользоваться ими. С любовью, папа».