Общепризнано, что фильм «Ликвидация» — одно из наиболее заметных явлений русской сериальной телекультуры последнего года, возможно — самое заметное. Создатели фильма, оказавшись в положении победителей, в интервью гордо рассказывают, чего опасались, когда начинали делать свой проект, и как их опасения не подтвердились. Вот одно из них: в России никогда не полюбят кино, где главный герой — еврей.
Итак, теперь доказано: возможно снять подобное кино, и оно будет популярно у массовой аудитории — не только у евреев и интеллигенции, любящей евреев (поскольку интеллигенция любит все меньшинства). Успех «Ликвидации» — очевидно, профессиональная заслуга создателей фильма, но к тому же он создает интересный прецедент. Теперь мы можем ответить на вопрос, как следует представлять евреев в произведении масскульта, чтобы оно пользовалось популярностью у нееврейской аудитории.
Два ответа нам известны из истории: евреев можно изображать, во-первых, злодеями или неприятными персонажами, во-вторых — персонажами комическими.
«Ликвидация» дает нам еще один ответ.
Во-первых, они — нерелигиозные евреи, то есть евреи, по большому счету оторванные от еврейских корней. Вероятно, это соответствует правде: люди, жившие в 1946-м в Одессе, были советскими людьми — не очень религиозными. Они не ходили в синагогу, не говорили о религии, не воспринимали себя в контексте религиозной еврейской традиции.
Во-вторых, это советские евреи, которые идентифицируют себя не как евреи, а как советские люди, жители некоего города: москвичи, ленинградцы, в данном случае — одесситы.
И, наконец, в-третьих: это не страдательные фигуры. Даже погибший Фима погиб не жертвенно — героически. То же самое относится к Давиду Гоцману — герой без страха и упрека, почти Высоцкий из «Места встречи», он всюду занимает позицию очень жесткую, мужественную и победоносную.
Пишут, что в «Ликвидации» многовато евреев для Одессы 1946-го года. Но если присмотреться, евреев в фильме не так уж и много. Давид Гоцман и двое его соседей — две еврейские семьи на двор; бандит, живущий в том же дворе, — естественно, нееврей: у него крест на груди вытатуирован; старый друг Гоцмана Фима; еще один друг Марк, контуженный, фронтовик. Но толпа — просто одесская; московскому зрителю она может показаться еврейской, потому что московский зритель, слыша южный говор, путает еврейское и южно-одесское. Впрочем, отчасти претензия «многовато евреев» оправдана: «Ликвидация» — это фильм, который игнорирует Холокост.
Холокост не только не показан — даже не упомянут. Люди гибли во время войны, но либо в подполье, либо на фронте. В Холокосте — никто не погиб.
Правда в фильме есть один эпизод, в котором косвенно затрагивается Холокост. Давид Гоцман сидит в ресторане с предателем-Академиком, и тот говорит, что в коллаборационизме можно обвинить и Гоцмана. Гоцман в ответ: «Мне штаны снять?» Собственно, только в этом эпизоде еврейство Гоцмана и обсуждается — именно в связи с Холокостом и именно как часть традиции: Гоцман обрезан. Примечательно, что довод Гоцмана тут же поставлен под сомнение. Академик отвечает: раз ты еврей, немцы не стали бы с тобой сотрудничать? Но немцы были прагматиками, они бы сотрудничали и с евреями. И Гоцман соглашается с ним: да, тут ты прав, немцы были прагматиками. И мы, зрители, знаем, что были прискорбные случаи, когда и евреи сотрудничали с немцами. Иными словами, единственный момент, когда Холокост мог бы сюжетно выстрелить, не состоялся.
И это, наверное, самый радикальный жест «Ликвидации» — куда радикальнее, чем главный герой-еврей: строить идентичность евреев 1946 года, игнорируя Катастрофу.
«Ликвидация» — пример смены архетипа еврея в русском масскульте. Еврей-страдалец, жертва Холокоста, превратился в красавца-мужчину из спецслужб. Волна, во второй половине прошлого века поднявшаяся на Западе, наконец-то дошла до России — не только до зрителей, готовых это принять, но и до творцов, готовых снять кино, где главный герой будет евреем, но не тем стереотипным евреем, которого нам показывали предыдущие сто лет русской кинематографии.
Таким образом, ответ на вопрос, с которого я начал эти заметки, — каким должен быть позитивный образ еврея в современной массовой культуре? — становится очевиднее. Еврей в масскульте должен быть не очень евреем — скорее всечеловеком. Он не должен быть страдательной фигурой, и из всех еврейских стереотипов можно обыгрывать «еврей умен, хитер и говорит на смешном русском». Не следует говорить об иудаизме, не следует говорить о Холокосте. Следует взять лучшее и позитивное у модели еврея-израильтянина.
Успех такой модели, успех фильма «Ликвидация», показывают, что массового антисемитизма нет — просто людям не нравятся негативные стереотипы. Более того, эту нелюбовь разделяют и ассимилированные евреи. Стереотипы жертв и местечковых страдальцев стоят между ними и культурой их народа. Если мы хотим, чтобы они чувствовали себя евреями, им нужно видеть другой образ еврея. Рассказ о вечно страдающем, плачущем и хныкающем еврее всем надоел. И надоел рассказ о том, как все погибли и какая страшная катастрофа случилась 60 лет назад.
Я не к тому, что мы не должны говорить о Холокосте или, упаси Господи, должны о нем забыть. Но позитивную групповую идентичность народа можно строить только на позитивном мессидже. На мессидже о том, что «это народ, у которого убили 6 миллионов человек», нельзя создать позитивную идентичность ни для самого народа, ни для народов, его окружающих. Лучше, например, строить идентификацию народа на создании новой страны и на ее победах в войнах с врагами — как это делали Советский Союз или Израиль. Важен позитивный мессидж.
И фильм «Ликвидация» дает такой мессидж. Он говорит: «Евреи — это такие люди, которые жили в южном городе Одессе, они были смелые и мужественные, они умели дружить, они умели любить, они отличали добро от зла, они защищали свой город». Любой человек, услышав такое, скажет: да, такой народ можно любить, к такому народу хочется принадлежать.