На днях я зашел в московскую Хоральную синагогу в Большом Спасоглинищевском переулке и там, в магазине, увидел маленькую красную книжечку «Велижское гетто» Шевеля Голанда. Насколько я могу судить, это едва ли не единственное из доступных ныне издание, в котором можно почитать о трагедии, случившейся 29 января 1942 года, ровно 72 года назад, в городке Велиж Смоленской области. В городке «черты оседлости», известном еще и тем, что в 1823 году здесь родилось так называемое «Велижское дело» — по обвинению в ритуальном убийстве трехлетнего мальчика Федора около сорока евреев были арестованы и провели девять лет в тюрьме, четверо умерли. Но сейчас не об этом.
Итак, маленький кусочек большой катастрофы. Пересказ уместится в одно предложение: взяли евреев, согнали в несколько домов и свинарник, а потом, при наступлении Красной армии, эти дома и свинарник подожгли вместе с людьми, а тех, кто пытался спастись, вылезая из окон, расстреляли из автоматов и винтовок. Еще можно добавить, что некоторые все-таки спаслись и прятались в окрестных домах, но немцы на следующий день начали рыскать по улицам, искать спасшихся, снова поджигать дома и снова расстреливать, причем и тех, кто прятался, и тех, кто прятал.
Все эти десятки, сотни и тысячи людей представить очень сложно, даже если начать перечислять фамилии. Осознание приходит, когда вчитываешься в воспоминания очевидцев и в стенограммы показаний следствия.
«Для семей евреев были освобождены частные дома и помещение свинарника. Сколько домов занимали еврейские семьи, я сказать не могу, но в каждом доме находилось столько людей, что трудно было двигаться, а в помещении свинарника были построены нары в несколько рядов. Однако в помещение свинарника я как-то раз заходила и видела, что там тоже было полно людей. Я с ребенком находилась в доме, а не в свинарнике…»
«В свинарнике находились человек 700 еврейских граждан. Были построены двухэтажные нары, на которых можно было только лежать. Мертвые лежали рядом с живыми по несколько дней. Первое время мертвых разрешали хоронить, но потом заметили, что во время похорон некоторые из патриотов давали нам куски хлеба, картошку, и из-за этого нам запретили хоронить…»
«Полицейские брали пачками людей и уводили, якобы на работы. Больше эти люди не возвращались…»
«В лагере много людей погибло от голода. Я припоминаю следующий случай: заболела одна женщина тифом, немцы ее облили керосином и сожгли…»
«Помню, как у одной женщины не смогли снять с пальца кольцо. Тогда ее камнем ударили по виску, она упала. Два дня она лежала рядом с нами, и мы не знали, что с ней, и только доктор Жуков сказал, что она мертва…»
«Не помню, кто конкретно сказал ему, что находящаяся в бараке девочка Тевелева, в возрасте около двенадцати лет, — еврейка. Тевелева –- звали ее, кажется, Бася, — лежала с отмороженными ногами, была сильно истощена. Я сама видела, как к ней подошел Кириенок и, ничего не говоря, стал ей на живот и грудь сапогами и стал ее топтать. Так как Тевелева была в слабом состоянии, то она даже не вскрикнула…»
«Уничтожение гетто происходило когда было еще светло…»
«Когда загорелся свинарник, я выбежала из дома, со мной бежали мать, сестра и двое детей. Одному ребенку было 5 лет, а другому года полтора. Вспоминать мне это теперь очень тяжело. Меня сейчас преследует запах сожженных людей. Мне от этого воспоминания стало дурно…»
«У матери за эту минуту поседели волосы и стали дыбом, и я увидела, что они загорелись. Все бросились к окнам и дверям и стали выбивать их. Многие выбежали, в том числе и я, но спасения не было. Я увидела огонь и вышку, на которой стояли люди и стреляли. Но тут меня ранили в голову и ногу, и я потеряла сознание…»
«Мать наша сгорела в бараке, а мы с сестрой выскочили и побежали по направлению к нашему дому. В это время меня ранили в голову, бежавшие вместе со мной меня подхватили, и мы ночь пересидели в хлеву одного дома…»
«Мой сын тоже выпрыгнул на улицу через окно, а затем вытащил меня и мою дочь. На улице, около окна, было уж много трупов, и мы по этим трупам поползли в сторону…»
«Расстрелянных людей я видела недалеко от нашего дома…»
Фрагмент катастрофы, который естественным образом остался в тени больших историй. В Велижском гетто, просуществовавшем до конца января 1942 года, было уничтожено от полутора до двух тысяч евреев — в сущности, капля в шестимиллионном море.
«После освобождения города Велижа советскими войсками я начал строить собственный дом на улице Жгутовской на месте старого дома. Тогда лично видел истлевшие трупы женщин и детей на огородах и на поле, около улицы Жгутовской. Сколько я видел таких трупов, сейчас уже не помню. Тогда же, недалеко от бывшего своего дома, я видел челюсть человека. Иногда и сейчас еще приходится встречать на огородах и на поле, недалеко от улицы Жгутовской, человеческие кости…»
