Елена Погребижская. Исповедь четырех. М.: Нота–Р, 2007
Что-то мне это напоминает. «Исповедь грешницы», «Покаяние грешницы», «Душа монаха», «Кровь буйвола»... Или: «Сердца четырех», «Сердца трех», «Сердца трех – 2»... Под этим беспомощно пошлым названием собраны большие, очень большие интервью и разного рода биоматериалы – куски чатов, отзывы поклонников, отзывы критиков, призванные явить нам многомерный портрет трех певиц – Ирины Богушевской, Светланы Сургановой и Умки (Анны Герасимовой). Если вы (вдруг) этих дам никогда не слышали и не видели, то вряд ли вы составите о них как о певицах сколь-либо стоящее представление даже по книге, а уж тем менее – по этой рецензии, а потому не будем заниматься пересказом и перейдем к нашей непосредственной задаче.
Во-вторых, нельзя не поругать автора. Причем именно в том нехорошем смысле, что «женщина, ваше место у плиты» или «Каспаров, иди играй в свои шахматы». Я понимаю, конечно же, что подобная критика не то что тривиальна, а просто недопустима, но не могу удержаться. Перед нами хорошая журналистка Погребижская. Вот вам наглядный пример – смогла раскрутить трех певиц на такие откровенности. Ну зачем же, спрашивается, хорошая журналистка пошла в шоу-бизнес плохо петь плохие песни. Зачем умной девушке писать тексты, содержание которых может тронуть разве что пятиклассников с о-чень неразвитым внутренним миром. Зачем так неловко, неэлегантно, непоследовательно выстраивать, надстраивать и перестраивать свой имидж. И вот, наконец, ловкий пиар-ход: написать книжку про трех состоявшихся, отличных, любимых публикой певиц и по принципу смежности пристроиться к ним, четвертым номером, четвертым лицом (пусть весьма миловидным) на обложку. И, не дай бог, читатель увлечется тремя «исповедями» и забудет про Бутч! – нет, не выйдет, она не устает напоминать о себе на каждой второй странице. Что вот ее зовут Лена, и она тоже хочет петь, и вот уже даже поет, но когда же она будет собирать такие залы. Что вот она выступала на том же фестивале, и записывалась на той же студии, и вот та со своим директором, и она со своим директором (у каждой настоящей певицы должен же быть свой директор, вы понимаете). Что вот она тоже то и тоже это. А вот этого она не понимает и что такое автостоп не знает. Девушка, вам за тридцать, вы выросли в этой стране и никогда не ездили автостопом? Где же вы были?
А теперь, слив это неизбежное интеллигентское возмущение, стоит вспомнить, что говаривала Надежда Александровна Тэффи, когда ей досаждал очередной поклонник, а друзья возмущались: «Ну как вы можете часами выслушивать глупейшие комплименты Н.Н., ведь он идиот!». А отвечала она следующее: «Во-первых, он не идиот, раз влюблен в меня...»
Это я к тому, mutatis mutandis, что раз такие достойные люди и интересные певицы согласились участвовать в создании этой книги, значит, книга не совсем плохая. А точнее, за вычетом ряда досадных помех, даже хорошая. Простая, полезная и здоровая.
Если оставить за скобками рисунок индивидуальных судеб, это книга про то, как страшно жить, про то, что все серьезно и ничего не бывает легко и просто так, и при этом – всё преодолимо. Про то, что вот они, умницы и красавицы, обладательницы каждая своего голоса и своей харизмы, прыгают перед нами по сцене, рвут струны на синих, зеленых, прозрачных, умопомрачительно дорогих и понтовых гитарах. Вот поклонники дарят им розы, а поклонницы посылают самолетики, водят хороводики, дышат в трубку, пишут признания в любви на стене дома напротив. Но это – фасад, а за фасадом у всех есть свои скелеты в шкафу, тараканы в голове, обкусанные ногти, израненные души и разные, разные, совсем не детские проблемы. Ну и никто, увы, не молодеет.
И книжка наша – упаси боже – не в духе желтой прессы, не о том, что никому не легко и что богатые тоже плачут, а совсем наоборот – о воле к жизни, как у Джека Лондона. Только в детстве, когда читаешь Джека Лондона, все это не осознаешь так остро.
Эта книга – про лягушек из известного кувшина с молоком. Трех очень разных лягушек. Им никто не протягивал соломинок и не спускал веревочных лесенок. В их кувшине не было скрытых поручней и не плавало оранжевых надувных кругов. Они не родились в рубашке, то есть с крыльями там или с жабрами. Они сами сбили свое масло. И все мы, дорогие мои, так можем. Ну а если и не так, то иначе.
