К семидесятипятилетнему юбилею Иосифа Бродского неожиданно выяснилось, что он стал модным поэтом. Не культовым — то есть любимым сравнительно узкой прослойкой интеллектуалов и антисоветчиков, как это было в восьмидесятые, — а именно модным, растасканным на цитаты, героем карикатур и граффити. В офисном здании, где располагалась редакция «Букника», однажды даже появилась реклама лизинга компьютеров под слоганом «Не покупай компьютер, не совершай ошибку».

Для меня, человека, который еще до всякой Нобелевской премии перепечатал от руки — в десяти копиях на папиросной бумаге — больше половины стихов Бродского, это довольно странная ситуация. Всегда было понятно, что Бродский станет классиком и его стихи выучат наизусть любители поэзии. Однако статус поэта, строчки которого ушли в фольклор, для меня оказался некоторой неожиданностью. Задним числом причины, в общем, понятны: любовь к афоризмам, высокий статус, подтвержденный Шведской академией, и героическая биография. Но почему его полюбило поколение «Фейсбука» и «Твиттера»?

Во всех воспоминаниях о питерской юности Бродского говорится, что он вел себя подчеркнуто «по-американски» — в том, что касалось одежды, музыкальных и литературных вкусов. Не случайно, вспоминая о своем поколении, он говорил, что отношения могли быть разорваны из-за предпочтения Хемингуэя Фолкнеру (а не, скажем, Сартра — Камю). В этом смысле Бродский оказался удачным примером стиляги-пятидесятника — не скатившегося в самопародию, как герой «Взрослой дочери молодого человека», а пронесшего через всю жизнь ценности своей юности. В том числе благодаря тому, что в конце концов он действительно переместился в США, обрел новый дом и новое гражданство.

Помните — «Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно»? Да и вся его нобелевская лекция о том же: «Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается». Даже его любовь к котикам, так импонирующая пользователям «Фейсбука», о том же — кошка, конечно, всегда гуляет сама по себе, чай, не собака и не птичка в клетке. Апофеоз индивидуализма.

Если посмотреть на биографию Бродского под этим углом, то мы увидим человека, который не просто был очарован американским «стилем» (как многие советские «штатники»), но который увидел в американском кино, музыке и литературе важную для себя ценность — и сумел не только пронести ее через пятнадцать лет жизни в СССР, но и, в отличие от многих эмигрантов, с достоинством выдержать встречу с настоящей Америкой, органично вписавшись в нью-йоркскую интеллектуальную тусовку.

Именно эта программа — «мы возьмем западные ценности и будем жить в России в соответствии с ними» — и была программой второй половины двухтысячных годов, программой тех, кого потом назовут «хипстерами» (забавно, что термин как раз отсылает ко второй половине пятидесятых). Сегодня, когда видно, что утопический план «мы не будем лезть в политику, но сделаем из нашего города — европейский» оказался несостоятельным, в глазах молодого поколения пример Бродского свидетельствует, что даже если нельзя спасти страну или город, всегда можно спасти отдельного человека: себя.

Мне кажется, именно за это Бродского и любят хипстеры — не столько за безупречный стиль и мировую славу, но за ту надежду, которую он дарит персонально каждому из своих читателей.

Еще о Бродском на «Букнике»:
Викторина: о ком Бродский это сказал?;
Воспоминания Киры Сапгир;
Две рецензии на лосевскую биографию;
О фильме «Полторы комнаты»;
Бродский как пространство;
Открытие памятника Бродскому в Москве
10 фактов о Бродском — для детей.

Бонус: