«Бенефис» — пятый сборник рассказов Маламуда на русском языке — как раз таки целиком составлен из новелл, прежде у нас не переводившихся. Надо сразу сказать, что рассматривать его стоит скорее как приложение к «каноническому» Маламуду. Дело в том, что Маламуд-новеллист не слишком разнообразен по материалу — он все больше о сирых и убогих, неудачниках, лузерах, глубоко фрустрированных и окончательно отчаявшихся. Но все тематические повторы в лучших его вещах с лихвой искупаются богатством и тонкостью повествовательной техники. Он выступает то как гротесковый сюрреалист, насыщающий простенький сюжет библейскими аллюзиями («Идиоты первыми»), то как изощренный нарратор («Мой сын — убийца»), то как остроумный психолог, мастер косвенной характеристики, «чеховской» игры нюансами и ассоциациями («Шляпа Рембрандта»).
А в большинстве рассказов из «Бенефиса» ничего подобного нет, хотя материал, разумеется, остается тот же, маламудовский. Это очень качественная и очень пасмурная, унылая проза, где герои мучаются, тоскуют, страдают, разоряются, стареют и повторяют «вейз мир» на все лады и на разных языках — идише, английском, иногда даже русском. «Чувство тупой беды глодало ему сердце», «тоска проняла его до костей», «отчаяние нашло на Сэма, но он старался его побороть» — это из одного только рассказа в несколько страничек. «Парикмахер намылил щеки повыше, и пена смешалась со слезами» — так заканчивается следующий.
Доктор потер переносицу, вытер пальцами глаза.
— От старости не скроешься, — сказал он, помолчав.
— Увы, сэр, — ответил Флаэрти.
— От смерти тоже.
— Они тащатся за нами по пятам.
Вот рассказ «Признание в убийстве». Человек мечтает убить своего отца, мечтает так сильно, что верит, будто и впрямь убил, и приходит в полицейский участок признаваться в содеянном. Но Маламуд не был бы Маламудом, если бы несчастными не оказались все персонажи, включая эпизодических. Отец, алкоголик в отставке, мучавший сына и чуть не убивший жену, теперь больной старик, искренне раскаивающийся во всем, что натворил. Инспектор полиции десять лет назад потерял маленького сына; он тучен и одышлив, целый день на ногах, а ему еще предстоит карабкаться на четвертый этаж, выяснять, есть ли там труп; под конец он вдобавок получает в челюсть. У хозяина бара сын погиб на войне, «оправиться от потери он так и не смог». Бывшая подружка героя — спивающаяся шлюха с комплексами. Про голодного бродягу на набережной и говорить нечего.
Единственное возможное в этих рассказах подобие хеппи-энда — остатки милосердия и сострадания, неожиданно просыпающиеся в героях, их готовность разделить друг с другом тоску и бесприютность. Жена жалеет опостылевшего мужа, отец — презираемую дочь. Он хочет пересказать ей свой разговор с ее бойфрендом, сообщить, что тот ее не любит, но «слова вдруг застыли», «горькая жалость к Флоренс его ужалила» — и в ночной тишине они молча слушают «шелест, с которым дождь падал на улицу».
