«Повесть о любви и тьме» - это сразу очень много чего. Это воспоминание о детстве автора, почти биография, но при этом «все написанные мною истории автобиографичны, но ни одна из них не исповедь». Это история Израиля - его становления, его войн, его идеологии, сомнений и его таких разных людей. Это рассуждения Оза о природе собственного творчества, происхождения тех или иных сюжетов. Это настоящий эпос, не только государства, но и семьи, когда сюжет, сдобренный эпическим пафосом и подернутый патиной мифического реализма, уходит корнями в далекое прошлое и в другие страны, откуда родом предки Оза. Сложно не запутаться при этом в степенях родства (рассказ о жене брата деда по материнской линии…)
Герой романа Амос родился в странной семье – его отец, несостоявшийся ученый и мечтатель, читал на 16 языках, а к единственному сыну обращался исключительно отстраненно - «ваше высочество». Его мать читала на восьми языках и страдала от депрессий, которые и погубили ее в итоге. «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»? Но странности этой семьи поразительным образом можно спроецировать на израильское общество 40-50-х годов, в котором энтузиазм борцов за права молодого государства перемешивались с потерянностью переселенцев из Европы, прекраснодушный патриотизм подчас граничил с зашоренной агрессивностью, «революционер-первопроходец, одетый в хаки», мог быть «интеллигентом, ставшим рабочим», а в самом иврите не было слов для каких-то современных бытовых вещей, зато термин «вооружение» звучал как грубое словечко на уличном сленге.
И мальчик растворен во всем этом странном, непонятном и таком волнующе родном мире. Его смешит родная бабушка, «объявившая войну микробам» - стоит ему зайти к ней в гости, она стаскивает с него всю одежду, чтобы постирать-прокипятить ее. Он слушает споры взрослых о судьбе страны, устраивает невольное шоу на выступлении политика, ликует вместе со всем районом 14 мая 1948 года после голосования в ООН о судьбе Израиля, мучается в блокадном Иерусалиме от голода, жары и эпидемий во время войны с арабскими странами. Он вовсю страдает от того непонятного, грязного и захватывающего, от чего страдают все подростки, когда они начинают засматриваться на одноклассниц. И ему еще предстоит пережить то, чего не пожелаешь никому – увлечение отца другой женщиной, депрессию и смерть матери, обвинения самого себя в ее смерти, полнейшую апатию…
В «грусти и тоске» Амос «понимает, откуда он пришел: изнутри клубка, в котором сплелись неуверенность, печаль, претенциозность, тоска, насмешка, бедность, провинциальная многозначительность, сентиментальное воспитание, идеалы, давным-давно канувшие в прошлое, подавляемые страхи, покорность и отчаяние. Этакое прокисшее домашнее отчаяние». Ему приходится напрячь все свои душевные силы и разрубить этот порочный клубок – простить мать, себя и отца, выстроить новые отношения с отцом, женщинами, своей страной, а также сменить свою настоящую фамилию Клаузнер на Оз, уйти жить в кибуц и запросто обсудить с Бен-Гурионом Спинозу и текущую политику.
Читатель же, пока Бен-Гурион довольно подробно развивает свои взгляды перед героем, может подумать и решить для себя, что ему интереснее и ближе в этой книге – грустная и лирическая семейная сага, страстное и полемическое изложение истории Израиля, «портрет художника в молодости», или, может быть, что-то свое. Рецензенту, к примеру, больше всего запомнились те куски из воспоминаний о детских годах героя, где традиционное повествование делает крен в поток сознания, приправленный легкой долей веселого абсурда и незлобного юмора.
