От ловкости еврейской не спастись:
Пожив на русской почве век большой,
Они даже смогли обзавестись
Загадочною русскою душой//.
Время проходит, дамы стареют, мужчины седеют, уды снашиваются, темы исчерпываются. А «Гарики на каждый день» превращаются в «Праздники на каждый день». Недавно вышедший сборник коротких стихов Губермана издан в виде книги-календаря: 365 дней в году, по два-три гарика на странице - как повод выпить, как подходящий к случаю тост. То ли юмористическая поэзия нынче не в чести, и издатели делают ставку на привлекательность формы (и впоследствии нас ждут гарики на отрывных календарях, салфетках и прочей мягкой бумаге), то ли в очередной раз просто так переиздавать гарики показалось скучным и потребовалась игривая оформительская идея.
Двуцветная черно-красная печать, примитивная графика в стиле «наив», красные даты и расплывчатые фрагменты фотоколлажей: оформление напоминает что-то ностальгическое, смутно знакомое, этакий привет из перестройки – то ли порнографические комиксы и кроссворды на оберточной бумаге, которыми торговали в поездах, то ли просто эстетически безобразные книжки того времени в целом.
Строго говоря, календарем как таковым книга не является: она создана с прицелом как минимум на несколько лет использования, поэтому не учитывает плавающие даты, разное количестве дней в месяце и т.д. Зато каждый день в ней является праздником – условные праздники вперемешку с реальными – от Первомая до Дня Загадочной Славянской Души, от Старого Нового года до Дня Божьего присутствия и Похмельного дня (последний вызывает особенно много вопросов: неужто только раз в году?). Соответственно и окрошка из старых и новых гариков поделена на равные кучки случайным образом, с условно-приблизительным соответствием заявленной теме.
Например, пятого августа по губермановскому летоисчислению был День благих помыслов:
Глухая тьма
простерлась над пустыней,
спит разум
и на душу пала ночь;
с годами наша плоть
заметно стынет,
а в мыслях
я совсем еще не прочь//.
К привычным ядовитым размышлениям Губермана о Божьем величии и его отсутствии, сексе, двух национальностях, алкоголе и пакостях власти примешалась пока слабая, но тревожная мысль об импотенции, иссякновении мужской силы, а впоследствии (вследствие?) и иссякновении бытия вообще. Если читать книгу подряд, монотонный ритм четверостиший становится навязчивым. Впрочем, Губерман и сам не советует читать свои стихи подряд. Если же читать книгу от случая к случаю – с удивлением обнаруживаешь, что все это не так остроумно, как казалось раньше, хотя по-прежнему напоминает о Хайаме, особенно в алкогольной части повествования. Трудно сказать, с чем связано иссякновение удовольствия: с качеством стихов или с привычкой к гарикам, которые уже много лет более или менее одинаковы и более или менее удачны. Но вдруг начинаешь понимать, что в книжке, пожалуй, слов больше, чем мыслей, а четверостиший больше, чем ситуаций. Одна и та же краткая мысль повторяется, словно ты должен, наконец, выучить ее наизусть; автор выражает ее то так, то эдак, то с употреблением четырех полубранных слов. Если не теми же словами.
19 марта, День международной торговли:
У нас готово для продажи
все, что угодно населению,
а если вдуматься, то даже
и жар сердечный, к сожалению//.
5 января, День рыночной экономики:
У нас готово для продажи
все, что угодно населению,
а если вдуматься, то даже
и пыл душевный, к сожалению//.
Не исключено, что и в этих повторах – не ошибка редактора или желание издателя нагнать объем, а какая-то новая, горькая самоирония автора, вышедшего в тираж пока только в буквальном и самом что ни на есть печатном смысле этого слова.
