Если же серьезно, то Тайсен руководствовался самыми благими намерениями (которые известно куда приводят – даже самого благочестивого профессора-экзегетика). С одной стороны, как он пишет в предисловии, автор горел желанием пересказать историю Иисуса для людей без академического образования. С другой – планировал примирить всех, кого можно и нельзя. В частности - верующих и атеистов, иудеев и христиан, христиан прогрессивных и христиан консервативных (честно говоря, авторские дефиниции видов христиан лично от меня ускользнули…), старые и молодые поколения (какое именно поколение стоит считать молодым за 2000-летнюю историю христианства или это определение относится только к окружению самого герра Тайсена, я также не понял)… Опять же непонятно, как именно хотел Тайсен "примирить" иудеев и христиан (и такая ли уж есть в этом необходимость?..): довольно не четко сформулированной идеей о том, что христианство возникло как попытка реформировать иудаизм, аттестацией Иисуса как «террориста» или просто за счет показа той еврейской среды и эпохи, что породили христианство?..
Для осуществления сего масштабного замысла Тайсен выбрал весьма скромную форму (мог ведь и многотомный комментарий к Новому завету или Иосифу Флавию написать, прости Господи!) – небольшой роман из жизни Андрея, молодого торговца оливками из Галилеи, жившего одновременно с Иисусом.
Андрея угораздило попасть в лапы к Пилату, который начинает бедолагу вербовать – мол, римские правители Иудеи хотят инсайдерский отчет о религиозном состоянии вверенной им территории, брожениях в умах и их потенциальной опасности. Порефлексировав положенное время и с возмущением сообщив Пилату, что тот его наглым образом шантажирует (sic! Пилат в ответ только что не краснеет и извиняется перед Андреем!), Андрей все же соглашается. Для чего отправляется в путь по стране, попадает в плен к воинственным зелотам, разузнает про закрытую общину ессеев, сочиняет обо всем подробный отчет и идет буквально по пятам Иисуса, чтобы увидеть его всего один раз – уже распятым…
Действие, надо сказать, на этом успешным образом заканчивается, а начинается то, что… В общем, назвать это псевдотеологическими изысканиями – явно польстить автору, поскольку фактологическая ценность изложенного исчерпывается буквально двумя-тремя замечаниями о текстах Иосифа Флавия и некоторых других авторов. Кому же будет интересен остальной массив текста, представить себе так же сложно, как невозможно вообразить человека, который не то что Ренана, Феррара или «Иисуса неизвестного» Мережковского не читал, но и вообще знает о Библии и Новом завете только то, что в американских фильмах их в мотелях подкладывают в прикроватную тумбочку. И если даже помнить желание автора просветить людей «без академического образования» и рассказать им о евангельской эпохе, то и с этой «целевой аудиторией» вышел промах – чтобы прочесть книгу со множеством сносок, источников и кокетливым объяснением в конце каждой главы (в виде писем знакомцу-читателю) с объяснением замысла этой главы, массовый читатель вряд ли все же будут штурмовать книжные магазины...
При таком отношении автора к собственному тексту, сами понимаете, уже не до формы, но последняя настолько фантастична, что стоит сказать и о ней. Так, например, купец Андрей излагает в беседе с таким же, как и он, торговцем (а ныне просто разбойником) все теологические расхождения между учениями ессеев, зелотов, фарисеев и саддукеев так, будто оба собеседника параллельно с торговлей оливками успели ненароком закончить богословское отделение Сорбонны. К тому же Андрей адвокатствует перед Пилатом за Иисуса с таким красноречием, что булгаковскому Иешуа с его «хорошо подвешенным языком» стоит незамедлительно начать ходить за Андреем и записывать, записывать…
Но это только цветочки. Ягодки начинаются тогда, когда обращаешь внимание на стиль. Возможно, конечно, это сугубая заслуга переводчиков, но что-то подсказывает, что они довольно точно передали стиль автора. Он (разумеется, не автор, а стиль) примерно такой (я, прошу заметить, цитирую!): «Иоанн Креститель стал рупором внутренней оппозиции», «взаимодействие внутренней оппозиции», Иисус является «фактором риска», «террористом»… А чего стоят названия глав! «Террор и любовь к врагам», «Социальная реформа и реформа Храма», «Женщина протестует» (в те времена, если вы вдруг не знали, идеи женской эмансипации были, как никогда, актуальны - особенно у мужчин)…
Хотя названия двух предпоследних глав, пожалуй, для русского уха звучат лучше всего: «Кто виноват?» и «Сон о человеке». Но, видимо, был один автор, который оказался для Тайсена гораздо актуальнее творца «Что делать?» и «Сна Веры Павловны». Потому что цитата «у рек Вавилонских сидим мы и плачем» (и еще «война сынов света») у Тайсена после всех его достаточно попсовых изысканий и откровений выглядит не как отсылка к хорошо известному псалму, а как своеобразный постмодернистский привет Коэльо с его «На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала» (и «Книгой воина света»).
Впрочем, с Коэльо автор, кажется, вполне нашел бы общий язык…