Если финский автор написал детектив — не избежать бесконечных шуток про горячих финских парней. Если же внутри детектива оказывается сыщик-иудей с богатым на аллюзии именем Ариэль-Исаак Кафка — велик риск застрять в однообразных клише, эксплуатирующих этот удивительный этнический коктейль.

А между тем роман известного финского писателя, в прошлом криминального репортера, Харри Нюкянена дает богатые возможности для комментирования: в нем полно разных смыслов, которые можно по-разному трактовать, много животрепещущих тем, много разных ниточек, за которые хочется потянуть, чтобы размотать клубок. И хотя сразу следует оговориться, что не все ниточки легко вытягиваются, наблюдать за тем, как это делает автор, очень увлекательно.

Взять хотя бы главного героя — суперполицейского Ариэля Кафку. Верно ведь, не еврейское это дело — преступления расследовать? Поэтому одинокая фигура со знаковым именем и фамилией сама по себе будет все время притягивать внимание, тянуть одеяло на себя, помимо развития сюжета. Который сначала как-то не сильно торопится развиваться. И вообще, в соответствии с этническими стереотипами, как будто буксует. Но потом, где-то с середины, начинает мчаться неравномерным галопом, запутывать следы, а ближе к концу автор преподносит читателю, слегка утомленному обилием сложных финских топонимов, очень правильный, вполне неожиданный и абсолютно детективный сюрприз.

Да и сама жанровая принадлежность этого романа определяется именно ближе к финалу. Потому что, несмотря на обилие трупов, загадочность обстоятельств гибели жертв и намеки на некую международную закулису, читатель долго не может понять, что именно он читает: историю жизни неординарного сыщика (ну, собственно, ординарного вряд ли позвали бы в главные герои), его взаимоотношений с общиной, близкими и с собственным еврейством, политический триллер или все же детектив с загадками-разгадками и злом, наказанным по справедливости (или по закону, тут уж как получится). Плохие и хорошие израильтяне, «Моссад», бывшие друзья детства, арабские террористы, близкие родственники, торговцы наркотиками, финские спецслужбы, красивые актрисы — все это как совы из фильма Дэвида Линча: не то, что кажется.

В какой момент наш автор подменил все понятия и спутал карты — даже и не уследить. И за эти слегка безумные обманки можно простить и тяжеловесный слог, и буксующий сюжет, и даже чрезмерно добросовестное перечисление всех станций метро и всех пригородов финской столицы вперемешку с именами-фамилиями абсолютно всех участников драмы (идентифицировать их иной раз не удается, как ни старайся). Справедливости ради следует заметить, что и работа переводчика не всегда способствует пониманию, а подчас, напротив, добавляет в текст загадочности («Она была брюнеткой с пышными формами и на первый взгляд походила на работницу, которая выполняет работу фермера, решившего отдох­нуть» — смысл этой фразы так и остался для меня темен).

Как в каждом «региональном» детективе, особый интерес вызывают детали быта и прочая местная специфика, обозначенная вскользь, «для атмосферы», и оттого точная и правдивая. Так, довольно неожиданно оказывается, что участие еврейской общины в жизни современного финского города — несколько большее, чем ожидалось. И, соответственно, еврейское влияние — во всех аспектах, от интеллектуального до экономического, — также вполне существенное.

Занимает автора и позиция Ариэля Кафки по «еврейскому вопросу». «По устоявшемуся мнению, у евреев есть какая-то тайная, еще в Ветхом Завете записанная заповедь не становиться полицейскими. На самом деле причина тут только одна: плохая зарплата», — шутит Ариэль. А когда его хотят отстранить от расследования из-за того, что у него, еврея, недостаточно мотивации, чтобы расследовать убийства арабов, он произносит ключевую фразу: «В первую очередь я финский полицейский, во вторую финн и лишь в-третьих — еврей». Манифест практически. Тамошнему раввину такое высказывание явно не понравится. Недаром рабби Либштейн к Ариэлю относится скептически, хотя и не оставляет стараний развернуть блудного сына в правильную сторону. Эта тема лишь намечена, хотя расклад сил и настроение героя прекрасно описывает брошенная походя фраза: «Он положил мне руки на плечи. Я ощутил тяжесть и даже осуждение, хотя выражение на лице раввина оставалось по-прежнему приветливым».

Ускользая от любого давления, даже начальственного, Ариэль, как истинный «ангел Г-сподень», честно и яростно сражается за справедливость в одиночестве, не забывая ни на минуту о своей высокой миссии: «Если мир разваливается на части, то мне отведена печальная роль. Моим предназначением было собрать разлетающиеся шестеренки и снова завести часы». Впрочем, несмотря на совокупные старания автора и переводчика, читателю, добравшемуся до последней страницы, все же кажется, что собрать все шестеренки не под силу даже Ариэлю.

Но, может быть, этих шестеренок так много и не нужно — часы ведь завелись. Хотя вполне могут показывать неправильное время.