Тора принадлежит всем евреям — и вообще-то всем, кому хочется ее изучать и ей следовать. Однако текст ее непрозрачен. Переписчики делают ошибки. В свитках Торы нет гласных, а потому произношение и смысл остаются темными.
Новая книга Мэтти Фридмана «Алеппский кодекс» рассказывает о самом древнем и авторитетном списке Библии — от его создания в Тверии около 930 года и до нынешнего местонахождения в Храме книги в Музее Израиля в Иерусалиме. История этого списка неразрывно связана с историей еврейского народа — с его стремлением к единству, неопределенностью жизни в изгнании и возвращением в Сион, оставившими неизлечимые раны.
Тысячу лет назад была изобретена система огласовок, которая позволила евреям зафиксировать значение лексем. Ученые и грамматики Тверии, прежде всего — семейство Бен-Ашер, — опираясь на сотни лет исследований, собрали вместе все библейские книги. Одна переплетенная книга в 500 листов венчала собой все прежние попытки издать Библию. Этот кодекс бесценен.
Он был создан в Тверии, временно хранился в Иерусалиме до его захвата крестоносцами, был похищен, отправился в Египет, где с ним сверялся Маймонид, когда писал свой труд «Мишне-Тора». Оттуда книга отправилась в Алеппо, Сирия, где и оставалась следующие 600 лет. Евреи там называли ее «Кетер Арам зова», «Короной Алеппо». Книга, хранившаяся под замком в Большой синагоге, стала объектом поклонения, ей приписывались волшебные свойства. Чужакам запрещалось на нее смотреть.
Этот период покоя для книги завершился ночью 30 ноября 1947 года, когда известие о том, что Организация Объединенных Наций проголосовала за раздел Палестины, вызвало погромы. Большую синагогу Алеппо сожгли. Опасались, что «Корона» уничтожена. Но книга сохранилась почти полностью — ее быстро перепрятали раввины общины.
Фридман впервые рассказывает, как «Корона» прибыла в Израиль и что с ней произошло там. С поэтической грустью он тщательно воссоздает потрясающую и мерзкую историю — по интервью с членами алеппской общины и их потомками, собранными со всего мира, с бывшими шпионами, детективами-любителями, коллекционерами искусства, по давно засекреченным документам правительств.
Ицхак Бен-Цви — политик, ученый и будущий президент Израиля — через посредников пытался убедить хранителей книги в Алеппо передать «Корону» в Иерусалим во время Второй мировой войны, но встретился с отказом. Однако погромы 1947 года и окутавшая вслед за ними Алеппо и весь арабский и мусульманский мир тьма потребовали незамедлительного разрешения проблемы.
Ицхак Бен-ЦвиФридман раскопал протоколы четырехлетнего процесса в раввинистическом суде — алеппская община в 1958 году затребовала возвращения книги. Там показано, что в действительности у Фахама была четкая инструкция — передать «Корону» рабби Даяну, — однако правительство начало добиваться опеки над книгой еще до приезда Фахама в страну. В итоге дело уладили во внесудебном порядке. Опеку передали Институту Бен-Цви по изучению еврейских общин на Ближнем Востоке, и в официальной истории кража, совершенная правительством Израиля у рассеявшейся затем по миру алеппской общины, оказалась замазанной.
Но в каком же смысле может нечто столь важное для всего еврейского народа считаться собственностью отдельной общины — и кто будет опекуном этой собственности, если община перестает существовать? Бен-Цви и его институт неутомимо собирали рукописи и прочие материалы, принадлежавшие «восточным» евреям, приезжавшим в Израиль. Они считались слишком нецивилизованными, чтобы должным образом приглядывать за собственностью, которую успешно хранили веками. Кражи лично Бен-Цви и государством книг, свитков и ритуальных предметов стали широко распространенным явлением.
Как и в Алеппо, первые десять лет под опекой Израиля «Корона» была заперта в конторском ящике, и видеть ее могли лишь немногие избранные. Хотя из Алеппо книга выехала практически нетронутой, ученые, впоследствии осматривавшие книгу, обнаружили, что в ней не хватает около 200 листов — фактически сорока процентов текста. Что же с ними стало?
Два листа недавно всплыли в самой алеппской общине. Однако Фридман отмечает, что подавляющее большинство страниц было украдено, уже когда книга находилась под опекой Института Бен-Цви, иными словами — государства. Фридман пытается проследить их судьбу на мировом теневом рынке рукописей, но ответов не находит. Их цена в денежном эквиваленте такова, что по меньшей мере одного ультраортодоксального торговца, связанного с пропавшими листами, похоже, убили.
«Алеппский кодекс» — изумительно написанный международный триллер, но вопросы, которые он ставит, глубоки и актуальны. Кто является наследником собственности рассеянных по миру или уничтоженных еврейских общин? Эту роль брал на себя Израиль — еще до исчезновения той или иной общины; с самого начала интересы его диктовались маниакальным своекорыстием, наплевательством по отношению к собратьям-евреям и выливались в, прямо скажем, воровство. Отношение Израиля к тем, кто пережил холокост и их собственности, мало чем отличалось. Можно ли полностью доверять Израилю — как и любому другому государству — опеку ценностей культуры?
Однако оставлять их там, где они были, тоже нельзя. К примеру, так называемый Иракский еврейский архив — разрозненное собрание писем, книг и прочих документов уничтоженного еврейского сообщества — обнаружили в затопленном подвале здания тайной полиции в 2003 году и перевезли на сохранение в Соединенные Штаты. После чего Ирак сердито затребовал возвращения этого архива. Агентам рассеяния и смерти редко хватает вкуса удерживаться от предъявления прав на культурное наследие — оно позволяет им похваляться тем, что у них «мультикультурное общество», которое они же сами уничтожают.
Но и в передаче Израилю всех еврейских предметов, знания и культуры есть свои проблемы — а именно: на этой стране нарисована одна огромная мишень. Как и при возвращении евреев в Сион, складывание всех яиц еврейского народа в одну корзину не очень разумно. Именно рассеяние еврейского знания по бесчисленным общинам позволило сохранить целое, хотя отдельным его носителям суждено было погибнуть или оступиться. Сегодня же эта задача облегчается цифровыми технологиями.
Как же быть с уникальными и прославленными предметами, вроде Кодекса Алеппо? Нужда поклоняться античным редкостям и произведениям искусства, предметам с уникальной историей — глубоко человеческое свойство. Евреи преданы тому, что можно назвать абстрактной истиной, содержащейся во множестве копий Библии. Однако уникальные артефакты, вроде Кодекса Алеппо — в буквальном смысле одного из наших источников знания о Библии, — создают в нас ощутимую эмоциональную связь с прошлым. Даже тех, кто не разделяет тяги к волшебству, трогает мистическая сила этого талисмана, позволяющего почувствовать близость с прошлым, дарящая личности неразрывный континуум эстетического, интеллектуального и духовного наслаждения. Это ощущение единства пробуждает в нас ответственность за непрерывность линии. И, что еще важнее, требует, чтобы мы стали одним целым с самой традицией.
Источник: Jewish Ideas Daily. Алекс Йоффе.
