Представьте себе, что Бог — не добрая сила, которая пропитывает вселенную любовью и поддерживает ее милосердием, не суровый судия, карающий грешников своим космическим тазером с высоты, а милый дедушка, добрый, но, сказать правду, несколько маразматичный: сидит себе в уголке, терпит причуды детей, выбирающих странные тропы. Он доволен, если вокруг копошатся внуки, и желает лишь одного — чтобы многочисленное потомство между собой не воевало и признавало его. Встанет с кресла и что-нибудь скажет в упрек он, лишь если кто-то совершит совсем уже непростительный грех.

Лектор израильского университета Бен-Гуриона Гидеон Кац, автор книги «Бледный Бог: израильский секуляризм и философия культуры Спинозы» (слегка отредактированная англоязычная версия оригинала на иврите, опубликованного в 2011 году), считает, что такое усеченное представление о Боге подспудно вдохновляет этос большинства израильских евреев. Как показывают исследования, они, в общем и целом, блюдут еврейский закон и время от времени ненапряжно верят в Бога-дедушку. Если навешивать на них какие-нибудь ярлыки, они не будут считаться ни «религиозными», ни «светскими». Их уместнее всего называть масорти, традиционалистами.

Каца это вполне устраивает. С его точки зрения, если граждане либерально-демократического государства собираются верить в Бога, Бог этот должен быть именно таким (назовем его «бледным Богом»): он не станет директивно вмешиваться в политическую власть, а будет лишь просить людей заходить к нему на огонек по праздникам. На самом деле, Кацу хотелось бы, чтобы израильские секуляристы — по своим секулярным причинам — принимали традиционалистское общество, основанное на таком вот представлении о Боге. «Бледный Бог» — перевод неуклюжий, да и сама книга весьма оригинальна. Однако автор вносит важный вклад в обсуждение взаимодействия «церкви и государства» в израильском обществе.

Кац отмечает, что три основные «опции» секуляризма в Израиле зародились с возникновением сионизма на рубеже ХХ века. И по сей день они остаются главными, хотя ни одной не удалось разрешить конфликт между секуляризмом и еврейской традицией.

Один вариант ассоциируется с именем Ахад ха-Ама (1856–1927) и рассматривает иудаизм как национальную культуру. Проблема с ним в том, что еврейская традиция считает себя богоданной, поэтому тезис «иудаизм как культура», интерпретируя традицию как просто-напросто творение человеческих рук, подрывает сам себя, ибо потрошит то, что призван возвеличивать. Второй вариант связан с именем А.Д. Гордона (1856–1922) и представляет иудаизм космическим и индивидуалистским учением — эдаким нью-эйджевым иудаизмом еще до наступления собственно «нового века»; еврейская традиция здесь служит сырьем для лепки внутренней жизни. С этим «духовным секуляризмом», как его называет Кац, проблема в том, что в нем теряется коллективное измерение традиции. Последний вариант — чистый бунт — выглядит вроде бы просто. Но он означает бунт против господствующего этоса израильского общества.

Вместо этих трех дискредитировавших себя вариантов Кац выдвигает удивительную светскую альтернативу — учение Спинозы. Да, Баруха Спинозы (1632–1677), еврея-отступника, утверждавшего, что еврейский народ выжил лишь благодаря ненависти прочих наций. Человека, которому не хотелось иметь ничего общего с этим народом. На самом деле, и до наших дней дожила современная традиция еврейского секуляризма, чьи представители обращаются к Спинозе за вдохновением и наставлениями. К числу таких мыслителей принадлежал Давид Бен-Гурион. Неслучайно за последние 130 лет «Этика» Спинозы переводилась на иврит три раза.

Спиноза важен для нас, уверяет Кац, ибо в человеческой природе он понимал нечто основное, чего не способны ухватить израильские секуляристы ХХ века. А именно: что религиозная традиция никуда не денется.

Спиноза хотел установить рациональный политический порядок — но лишь до определенной возможной степени. Он отдавал себе отчет, что людьми управляют желания и чувства. Не имея охоты или не будучи способны вести разумную жизнь, они обращаются к религиозным символам и языку. Соответственно, Спиноза учил: для того, чтобы подвигнуть массы к разуму, необходимо рационализировать Бога, несколько умерить наши представления о нем. Живого Бога Библии, который вмешивается в дела людские и отдает распоряжения, перекрывающие человеческую политическую власть, надлежит заменить «бледным Богом», который стоит сбоку и не отсвечивает. Язык и символы традиции принимаются, но им придаются не такие интенсивные значения.

И вот тут-то Кац возбуждается по части перспектив израильского общества: «Традиционализм в израильском обществе во многом соответствует принципам той популярной религии, которую ввел в оборот Спиноза». Иными словами, расслабленная вера израильтян-традиционалистов и есть то, на что надеялся философ. У большинства израильских евреев, заново политизированных сионизмом, постепенно развилось такое отношение к религиозной традиции, которое не подрывает государственную власть и во многих случаях даже служит целям государства. Причудливая мешанина религиозных и национальных символов, которую можно часто наблюдать в общественной жизни Израиля, наглядно демонстрирует, до чего успешно для большинства израильтян государство укротило религиозную традицию.

Кацу хочется, чтобы израильский секуляризм, который он понимает не как личный солипсизм, а как политический проект, принял это «традиционалистское общество» в свои объятья. Автор считает, что тяга к религии, разделяемая многими евреями, — «модерируемая традиция», которая может «послужить общей культурой и основой политической власти». Более того, поскольку секуляристы, по мнению Каца, часто бывают не рациональнее своих религиозных соотечественников, с их стороны будет самонадеянно и глупо отказываться от традиции, подразумевающей конечность человеческого понимания.

Изумительная ирония тут в том, что великий еврейский еретик Спиноза становится проводником переговоров по разрядке напряженности между еврейской традицией и государством Израиль. Однако в этой роли Спиноза может оказаться гораздо более проблематичной фигурой, нежели полагает Кац.

Во-первых, для того, чтобы освободить философию от религии, Спиноза агрессивно нападал на легитимность еврейской толковательной традиции. Брать ее для рационализации еврейской традиции — например, использовать «иудаизм как культуру» — значит ослаблять традицию, выхолащивая из нее толковательное измерение. Если говорить фундаментальнее, еврейская традиция учит, что человек создан по образу Божию; а если Бог есть космическая посредственность, то и человеческий потенциал ограничен. Следовательно, все, кого заботит будущее торжества человечества, а особенно — роль религии в достижении этого состояния, — должны бунтовать против «бледного Бога» Спинозы.

Тем не менее, Кац поднимает очень важный вопрос: потребность мыслящих людей в обращении к секуляризму приводит к столкновению с религиозным фундаментализмом, растет напряжение между иудаизмом и обществом. Явно, одна из насущнейших проблем нашего времени — создание такого образа божественного величия — «Бог велик!», — который мог бы ужиться с современными политическими представлениями.

Источник: Jewish Ideas Daily. Арье Теппер