Всем известна карикатура на нью-йоркского еврея — интеллектуал-невротик, рефлексирующий либерал. В последние годы ареал распространения персонажа расширился — так изображают не только нью-йоркских евреев, но и всех еврейских городских жителей «левого побережья» Америки. Однако в книге Фреда Розенбаума «Космополиты. Социальная и культурная история евреев в районе залива Сан-Франциско» внятно и убедительно рисуется коллективный портрет еврейского населения, чья живость бежит любых ярлыков и стереотипов. На страницах труда Розенбаума оживают как известные, так и никому не ведомые евреи Сан-Франциско, и автор детально показывает, какой вклад внесли они в развитие своей страны и всего мира.
Евреи начали стекаться в Сан-Франциско вместе с волной иммиграции, привлеченной Золотой лихорадкой середины XIX века. Район Залива разрастался как на дрожжах. По большей части, евреи съезжались сюда из немецкоязычных стран Центральной Европы — Баварии, Восточной Пруссии и прочих. В немалых количествах приезжали они из французского Эльзаса, Англии, империи Габсбургов, царской России, с Карибских островов и из Южной Африки. А в начале ХХ века в Сан-Франциско хлынула новая волна европейской эмиграции.
Кроме того, евреи ехали сюда из Нью-Йорка и других районов Америки — их манила перспектива золота и возможность обогатиться за счет золотоискателей. До Сан-Франциско еврейским пионерам добираться было трудно, однако жить на Западном побережье им было легче, чем сородичам, оставшимся в Нью-Йорке. Проще интегрироваться и утвердиться в обществе: антисемитизм, как отмечает Розенбаум, «на западе был мягче, чем на всей остальной территории Соединенных Штатов». Антисемитские квоты, вводившиеся во многих институциях — от гольф-клубов до Стэнфордского университета, — появились позже. В первые годы существования города, «когда случались выплески антисемитизма, руководители еврейского сообщества справлялись с ними умело и жестко». В 1855 году евреи выступили против так называемых «голубых законов»1. Спикер Ассамблеи штата Калифорния Уильям Стоу заявил, что сопротивление пуританскому законодательству основывается на «еврейской алчности». Однако член Ассамблеи, 23-летний юрист-еврей Генри Лабатт незамедлительно выступил с опровержением: «Осмелюсь утверждать, господин спикер, что… евреи — добрые граждане этой страны, гораздо лучше вас». Считают, что махровый антисемитизм спикера Стоу стоил ему выдвижения на губернаторский пост.
В 1859 году евреи Сан-Франциско были настолько уверены в своем положении в городе, что выступили с требованием освободить еврейского мальчика в итальянской Болонье, которого крестила кормилица, а затем похитила папская гвардия.
Кроме того, евреям Сан-Франциско сопутствовал финансовый успех. В 1871 году в сотню самых богатых горожан входило 11 евреев. Состояния свои они делали на одежде (среди одежных фабрикатов был и Леви Страусс, изобретатель джинсов), оптовой торговле, финансах, ценных бумагах и недвижимости. Довольно большое их количество (в пропорциональном отношении) достигло и академических успехов. В 1892 году шестеро выпускников Гарварда были сан-францисскими евреями.
Отцы-первопроходцы начинали в нищете и строгости, но уже второе поколение сан-францисских евреев отличалось изобретательностью и причудливостью вкусов. Поразительно, сколько детей еврейских иммигрантов в этом городе сделали себе имена в литературе и искусствах. Взять ту же Гертруду Стайн; в музыке блистали юные Айзек Стерн и Иегуди Менухин. Евреи Сан-Франциско отметились и в спорте — этот род занятий едва ли вписывается в стереотип городского еврея. На рубеже ХХ века трое лучших в мире боксеров были евреями из Сан-Франциско.
Женщины тоже ломали барьеры — вполне в духе первопроходцев фронтира, — и лишь позже за ними по пятам следовали еврейки Нью-Йорка и всей остальной страны.
В еврейских общинах района Залива появилось и много видных социалистов, среди них — Анна Струнски, которая много лет была подругой Джека Лондона. В социалисты подавалась не только беднота, но и зажиточные евреи, отягощенные муками совести из-за неправедно нажитого богатства. Будучи вожаками как профсоюзного движения, так и делового сообщества, евреи играли ведущие роли в стычках рабочих и капиталистов, потрясавших город в 1930-е годы.
Оборотной стороной общего оптимизма и комфортабельного существования сан-францисских евреев было то, что преимущества их жизни могли привести к самодовольству и успокоенности. Многие руководители еврейских общин в районе Залива были настроены резко антисионистски. Некоторые утверждали, что весь потребный Иерусалим у них уже есть тут, в Сан-Франциско. Евреи Западного побережья в политической сознательности сильно отставали от своих собратьев по вере с другого края страны — когда начался Холокост, свою позицию они обозначили далеко не сразу. В Сан-Франциско, в конечном итоге, разумеется, сформировался комитет общественной защиты жертв Холокоста, но состоял он преимущественно из немецких евреев, которых волновала судьба оставленных в Германии родственников и друзей. И вместо того, чтобы ратовать за спасение европейских евреев, жители Сан-Франциско в своей общественной деятельности всячески подчеркивали собственный патриотизм, развешивали американские флаги и выставляли на видные места в еврейских центрах экземпляры Конституции США. Они попались в капкан, считает Розенбаум, — «принижали опасность геноцида, чтобы их не обвинили в племенном обособлении».
Третье поколение сан-францисских евреев, отмечает Розенбаум, не настолько преуспело в жизни, как дети городских иммигрантов. Сегодня евреи Сан-Франциско не настолько религиозны, как евреи в других частях страны, у них самый высокий процент смешанных браков. Автор пишет о «творческом напряжении, существующем между ортодоксальным и либеральным иудаизмом». Евреи Сан-Франциско, пишет он, считают себя шире прочих в своих «духовных воззрениях». Кроме того, они больше тяготеют к смешиванию иудаизма с другими религиями — взять, к примеру, такие группы, как «Е-Бу» («еврейские буддисты»). И в нееврейских конфессиях евреи выступают активнее: у неоязычников района Залива, например, руководитель — еврей. Вместе с тем, добавляет Розенбаум, в Сан-Франциско крайне высок показатель обращения в иудаизм, включая гоев, вступающих в браки с евреями.
Так существует ли стереотип сан-францисского еврея? Розенбауму есть что об этом рассказать. Он приводит, например, историю Джулиуса Кана, самого популярного конгрессмена всех времен. Среди его персонажей и Джозеф Баэрман Страусс: он преодолел все сложности своего брака, проблемы здоровья, нервный срыв и остался главным инженером строительного проекта, который через 15 лет стал мостом «Золотые ворота». В памяти народной Страусс жив как «человек, построивший мост». Этот почетный титул он заслужил честно.
Но есть, к примеру, и Джошуа Нортон. Начинал он как уважаемый товарный брокер, но когда в 1850-х годах рынок встал на дыбы, Нортон удалился от мира, а когда появился вновь — уже совершенно сбрендив, — провозгласил себя Нортоном I, Императором Соединенных Штатов и Протектором Мексики. Он стал любимым городским сумасшедшим Сан-Франциско, его бесплатно кормили в лучших ресторанах и не брали с него денег за проезд в трамваях. Его фигура неотделима от образа Сан-Франциско — посетив Калифорнию в 1870-х годах, шотландский писатель Роберт Льюис Стивенсон потом задавался вопросом в «Потерпевших кораблекрушение»:
В каком другом городе безобидный сумасшедший, воображающий себя императором обеих Америк, был бы окружен таким ласковым вниманием? Где еще уличные прохожие стали бы считаться с его иллюзиями? Где еще банкиры и торговцы пускали бы его в свои конторы, брали бы его чеки, соглашались бы выплачивать ему «небольшие налоги»? Где еще ему позволили бы присутствовать на торжественных актах в школах и колледжах и обращаться к присутствующим с речью? Где еще на всем божьем свете мог бы он, заказав и съев в ресторане самые изысканные блюда, спокойно уйти и ничего не заплатить? Говорили даже, что он был очень привередлив и, оставшись недоволен, грозил вовсе прекратить посещения такого ресторана2.
Так что, быть может, евреи, обитающие в районе Залива, слишком уж колоритны для любых стереотипов. В любом случае, книга Розенбаума с ее забавными сносками, анекдотами и фактоидами — неплохая попытка разобраться в этом раз и навсегда.
Источник: Jewish Ideas Daily. Ханна Элка Майерз — внешнеполитический аналитик, была главным редактором «New Partisan», печаталась в «Jerusalem Post», «Middle East Quarterly», «Yale Journal of International Affairs» и «New York Press». Также известна как автор-исполнитель песен:
1 Закон или подзаконный акт, ограничивающий осуществление деловых операций в воскресные дни (по религиозным причинам). В основном такие акты пуританского характера вводились в колониях Новой Англии. В ряде штатов законы о закрытии магазинов по воскресеньям существовали и в XX в. — в 1961-м Верховный суд США подтвердил их конституционность. — Прим. пер.
2 «Потерпевшие кораблекрушение» (The Wrecker, 1892, первый рус. пер. 1896). Роман написан Стивенсоном в соавторстве с приемным сыном Сэмюэлом Ллойдом Озборном, и его особенно ценил Хорхе Луис Борхес. Цитата в пер. Татьяны Озерской. — Прим. пер.
