История о големе — самая знаменитая и неувядающая еврейская легенда. С големом способна тягаться разве что демоница Лилит, которую на некоторое время завербовали себе в иконы феминисты. А так лишь этот постбиблейский миф об искусственном человеке как родной вошел в нееврейскую культуру. Среди относительно свежих воплощений голема — названная его именем компьютерная игра, а также целая армия гуманоидов, населяющая фильм Джеймса Кэмерона «Аватар».
Но версии расходятся и в деталях, и по существу. Сначала нам рассказали, что голема слепили из земли — или же из пепла, а то и просто из грязи. Потом — что его оживили наложением волшебных амулетов; либо мистическими песнопениями; либо прицепили на него неким образом ивритское слово «эмет» (истина); либо продекламировали имена Бога; либо — и это загадочнее всего — спели наперечет буквы ивритского алфавита: ровно так же, если верить средневековой каббалистической «Книге Творения» (Сефер Йецира), Бог создал мир.
На самом деле, мы понятия не имеем, как выглядел голем и какова была его природа. Спекулятивные соображения расходятся: то ли аморфный, однако смутно человекоподобный ком глины, то ли практически идеальный симулякр человека, которому недоставало лишь рассудка и свободы воли. Грубая материя, обладавшая лишь подобием жизни? Или живое существо, случайно слепленное из подручного материала, как Адам до богодухновения? Иными словами, голем был совершенно другим — или же просто недоделанным человеком? Возможно — и тем, и этим. А то и не тем, и не этим.
Рассказы о его кончине так же противоречивы, а потому нет единого мнения и о его значимости. Самая популярная и распространенная версия такова: успешно защитив евреев, голем обратился против своего создателя, поставил все гетто на уши, перепугал до смерти его обитателей и в конце концов напал на синагогу, которую создан был оборонять. По этой причине рабби Лёв уничтожил дело рук своих, вернул его, так сказать, в ту первобытную грязь, из коей и слепил. Существо породили словом — и умертвили (а может, и нет) удалением буквы «алеф» из «эмет», отчего оно превратилось в «мет» (мертвый).
Но все это — относительно более поздние версии легендарных событий. Зато согласно ранним — они же, вероятно, старейшие — изложениям голем оказался столь могуществен, что сам император Священной Римской империи умолял Махараля придержать свое создание, а в обмен сулил гарантии безопасности для всех своих еврейских подданных. Рабби согласился, и голем по сей день спит в неведомом тайнике пражского гетто — ждет пробуждения от своей мистической спячки, когда его народу вновь потребуется защитник.
И тем не менее, голем — повсюду: в книгах, телесериалах, кинофильмах, видеоиграх, комиксах и даже в научных трудах. Различные комментаторы объявляли его праотцем чудовища Франкенштейна, Терминатора, Супермена, HAL-9000, почти любого нечеловеческого существа, проявляющего хоть какие-то черты человека. Голем как универсальная метафора превосходит даже Фауста — воплощение темной стороны познания, просвещения и технического прогресса, если не само́й современности. Големом считали атомную бомбу, компьютер, биотехнологии, промышленное производство – да, считайте, любой прорыв в науке, который рано или поздно приводил в ужас не только своих творцов, но и все человечество.
Из этого ясно, что всеобщее воображение захватила преимущественно вторая половина карьеры голема — та ее часть, где существо сходит с ума, срывается с цепи и обращается против своего создателя. Причина этому очевидна. Голем — из тех немногих чудовищ, которые не достались нам по наследству от языческих мифов. Он первый создан руками самого человека. Иначе говоря, он вне всяких сомнений современен — это тень грядущей эры механики и техники, когда уже не природа становится определяющей силой человеческой жизни, но искусственные создания.
И впрямь, голем возник так же неестественно, как и сам современный мир. В отличие от сородичей — вампиров, оборотней и прочая, — его породили не тевтонские черные чащобы, символ ужасающего безразличия живой природы к человеку. Он, несомненно, городское дитя. Он — минотавр в центре города-лабиринта. В этом смысле голем стал персонифицировать наш страх превращения в автоматоны, бьющиеся в тисках механизма, чье устройство мы не в силах постичь, хоть и знаем, что сами его сотворили — ну, или не лично мы, но какие-то люди. Вероятно, мы повсюду видим големов как раз потому, что они и есть повсюду — аватары всей нашей искусственно созданной среды.
Тем не менее, все вышесказанное относится к голему всеобщему, сиречь обыкновенному. В иудаизме же у легенды совершенно иной смысл. В руках еврейских умельцев легенда о големе — отнюдь не ужастик, и элемент предостережения в ней занимает далеко не центральное место. Голем — никакое не чудище Франкенштейна и уж подавно не дублер Фауста. Голем — мститель, сотворенный с одной лишь целью: разгромить врагов еврейского народа и, по ранней версии легенды, ждать грядущего призыва на ту же службу.
Значит, что — обычная фантазия о мщении? Не вполне. Присмотримся к самой природе голема. Большинство культур создает своих героев и мстителей из собственных идеализированных представлений о себе — из Галахадов. Голем же во всем был полной противоположностью идеалам традиционного иудаизма. В культуре, где поклоняются учению и мудрости, голем глуп и неспособен к рассуждению. В культуре, которую определяет строгая дисциплина религиозного закона, голем неуправляем, свиреп и не владеет собой. В культуре, гордящейся своим миролюбием, голем создается с единственной целью — нести разрушение.
Он настолько противоречит идеалам еврейской традиции, что в еврейских кругах само имя его со временем стало оскорблением. Назвать человека «големом» — по сути, обозвать его идиотом и бестолочью. Значение подобного оскорбления выходит на поверхность целиком, если учесть его избирательное родство с другим ругательством, «гойише коп» (гойская башка), которое применяется к людям заведомо низких умственных способностей.
Даже если не брать во внимание шовинизм, оба выражения отражают противоречие в самовосприятии евреев: противоречие это можно определить как «гоя в сердце каждого еврея». Голем олицетворяет действие, силу, освобождение — формально евреи всего этого избегают, однако посредством фантазии проецируют эти качества на существо, которое живет и в то же время не живет, ибо качества эти и живы, и не живы в душе его создателей. Более того, жизнь голему дарована не только мудростью и знаниями еврея, но и его яростью, его жаждой возмездия, его ненавистью к тому существованию, которое он вынужден терпеть в изгнании. Эта жизнь только выглядит жизнью, но таковой не является.
А значит, еврейский голем выступает овеществлением не ужасов техники или нечеловеческого построения современного бытия, но, скорее, подавленных сил, которые иудаизм исторически предпочитал от самого себя утаивать. Силы эти по чистой необходимости выживания со временем прорываются на поверхность — и творится новая, прометеева форма жизни. И отнюдь не совпадение, что пробужденный голем возникает на самой заре новой эры близким современником лжепророка Шабтая Цви, выпустившего на волю иные, гораздо более явные силы. Если вдуматься, голем просыпался не раз — так еврейский народ и вступил в современность.
Что бы ни случилось в жизни после жизни с големом Махараля вообще, иудаизму и евреям эта легенда предвещает нечто весьма частное и конкретное. А именно — возвращение способности к мощному историческому присутствию и мощному историческому действию. Иными словами, повторное обретение умения равно творить и разрушать. С этой способностью не пошалишь — употребление такой силы, намекает нам легенда, требует бдительности и дисциплины. Но без нее само бытие бесплодно, бесформенно и пусто.
Источник: Jewish Ideas Daily. Автор — Беньямин Керштейн, ведущий обозреватель New Ledger, живет в Израиле.//
Големы окружают:
Големы на «Букнике»
Големы у вас на десктопе.
Големы в историческом контексте
Големы в опере
