Выдающийся современный религиовед Джонатан Смит как-то заметил, что всеобщая основа человеческой мысли лежит в способности человека сравнивать одно с другим. В древнем Шумере писцы развлекались причудливыми сравнениями. В Древней Греции философы обсуждали и применяли такие инструменты критики, как аналогия и метафора. А после европейского Просвещения университетская профессура внесла и свой вклад — изобрела область знания, которую ныне мы зовем «сравнительным религиоведением». С самого зарождения этой науки и по сей день зороастризм — древняя дуалистическая религия Ирана, чьи последователи поклонялись Ахура-Мазде («Господу Мудрому») и его небесному воинству и сражались с Ангра-Майнью («Ненавистным Духом») и его демоническими приспешниками – очень важен в академическом подходе к изучению религий мира.
На Западе зороастризм известен сотни лет. Заратустра как религиозная фигура и вообще персидская религия впервые появляются в классических греческих текстах; даже в Новом Завете его представляют занятые в эпизодических ролях волхвы. Но в начале Просвещения ни священных текстов зороастризма, ни практик и верований зороастрийцев, живущих в Иране и на Индийском субконтиненте, западная традиция еще не знала. Поэтому зороастризм окружала эдакая дымка таинственности. По сути, он считался «естественной» религией — свидетельством того, что всем людям на свете было свойственно спонтанно рассматривать мир с религиозной точки зрения. Эта аппетитная смесь известного и неведомого распаляла воображение европейских ученых: таковы, к примеру, были востоковед XVIII века Томас Хайд, который открыл Западу множество зороастрийских текстов, и философы и поэты века XIX, от Ницше до Вордсворта.
Религиоведов вроде Хайда подстегивала насущная необходимость определить место зороастризма в христианской истории спасения. Однако вскоре христианская апологетика уступила место более отвлеченной критике: в дискуссию вступили интеллектуальные тяжеловесы вроде Вольтера. Именно он указал на самостоятельность зороастризма и его обособленность от христианской традиции; для него это было свидетельством того, что церковь отнюдь не располагает монополией на божественную истину. Само существование зороастризма выступало своеобразным и важным доводом в диалоге о секуляризации, а уже этот процесс и привел к современным критическим исследованиям в области сравнительного религиоведения.
У евреев был свой «миг зороастризма» в эпоху Еврейского Просвещения (Хаскалы) в конце XVIII — начале XIX веков. У еврейских просвещенцев, известных как маскилим, были веские академические резоны для изучения персидского языка, культуры и религии, которые преподавались в великих европейских университетах. Одной из таких причин был так называемый «персидский период» — эпоха значимая для еврейской истории. После завоевания Ближнего Востока персидским царем Киром в VI веке до н.э. евреи, проживавшие в Земле Израиля, а также изгнанные в Месопотамию, оказались под персидским владычеством, которое затянулось не на один век. Если не считать краткой паузы во время походов Александра Македонского в IV веке до н.э., вавилонские евреи оставались подданными целой череды иранских династий. Период этот, в общем, целом, длился почти тысячу лет.
Более того, основные еврейские верования, которые на первый взгляд развились уже в постбиблейскую эпоху: касающиеся, к примеру, загробной жизни, ангелологии и пришествия Мессии, — поразительно похожи на более древние зороастрийские идеи.
Все эти связи и побуждали еврейских ученых учить персидский язык, читать зороастрийские тексты и углубляться в последовательный сравнительный анализ. В проекте этом участвовали самые видные умы эпохи. Венгерский маскил Александр Кохут среди прочих своих деяний отредактировал и значительно расширил классический талмудический словарь XI века «Арух», дополнил его персидской этимологией. Его увлекала зороастрийская ангелология и демонология, и он провел не одну параллель между персидской и еврейской религиозными системами.
Но самые, пожалуй, интересные еврейские исследования по зороастризму возникли на пограничной полосе между еврейскими апологетами и антиортодоксальными крестоносцами. Австрийского талмудиста Исаака Хирша Вайса привлекли параллели между зороастризмом и Талмудом, и он обозначил некоторые важные области, в которых, как он утверждал, мудрецы заимствовали персидские практики. Интересно и то, что в каких-то других местах, уверял Вайс, он отмечал признаки сопротивления: учителя Талмуда устанавливали определенные обряды как раз для того, чтобы предотвратить «персиянство» в практике и толковании. Вероятно, самым колоритным исследователем зороастризма можно считать острого на язык галицийского маскиля Йехошуа Хешеля Шора: он, как и Вольтер, хотел радикально реформировать свою религию, подчинив ее правилам логики и рационального подхода. Однако, в отличие от изучавших зороастризм христиан Нового времени, Шор не наблюдал в древней иранской религии никакой «естественности», достойной восхищения, да и особого благоразумия в ней как в философской системе не видел. В ориентализме Шора Авеста — зороастрийская Библия — полнится странными и несообразными суевериями. Любые параллели Авесты и Библии или Талмуда, считал он, суть признак искажения в последнем, а стало быть, подлежат корчеванию и реформированию.
В ХХ веке еврейские ученые продолжали изучать зороастризм с компаративистской точки зрения, но прежней теологической настоятельности в их работе уже не чувствовалось. Вместе со своими христианскими коллегами еврейские ученые стали действовать в более «объективном» контексте и перешли к иным баталиям; зороастризм их интересовал уже без теологической составляющей. Тем не менее, сейчас, как и ранее, избегать более широкого прикладного значения таких исследований не удается, пусть его и ведут в академической башне слоновой кости. В любом сравнении содержатся семена суждения; любой акт сравнения несет в себе взрывной потенциал.
Источник: Jewish Ideas Daily. Шай Секунда — стипендиат Манделя в Центре междисциплинарных исследований по иудаике «Сколион» и преподаватель Талмуда в Еврейском университете. Редактирует и ведет «Талмуд-блог».
