В конце 1948 года Леонард Бернстайн начал работать с Джеромом Роббинсом над новым мюзиклом, которому суждено было стать «Вестсайдской историей». Тогда композитор записал в дневнике:

Сегодня позвонил Джерри Р. с благородным замыслом: сделать современную версию «Ромео и Джульетты» — действие происходит в трущобах при совпадении Пасхи и Песаха. Отношения между евреями и католиками обострились. Первые — Капулетти, вторые — Монтекки. Джульетта — еврейка. Лоренцо — местный аптекарь. Уличные драки, две смерти — все совпадает.
Вероятно, Роббинса (урожденного Рабиновица), танцора и хореографа, отчасти вдохновил балет Сергея Прокофьева «Ромео и Джульетта», написанный в 1935 году, но полностью поставленный лишь три года спустя. Однако у Бернстайна, только что вернувшегося в Нью-Йорк после второго визита в новорожденное государство Израиль, были и свои причины заинтересоваться этим проектом.

Первой совместной работой этих авторов, родившихся в 1918 году в семьях еврейских иммигрантов из России, стал балет «Невлюбляющийся» (Fancy Free, 1944). Он быстро превратился в бродвейский мюзикл «Увольнение в город» (On the Town). Но в замысле, который они начали обсуждать в 1948 году — вскоре после того, как Бернстайн дирижировал оркестром Израильской филармонии в знаменитом концерте для израильских солдат на открытом воздухе в песках Беэр-Шевы, когда исполнялись произведения Моцарта, Бетховена и Гершвина, — впервые должна была найти творческий выход их общая национальность.

И что же получилось в итоге? Когда пьеса пошла на сцене в 1957 году (а в создании участвовали поэт Стивен Сондхайм и либреттист Артур Лоренц, также евреи), никаких связей с еврейско-христианской напряженностью отношений, свойственных католической Европе, в ней уже не осталось. Лишь Тони (Антон) называется в ней «пшеком». Самих евреев замаскировали под пуэрториканцев, как выражался историк культуры Стивен Уитфилд: «Акулы — смуглые пришельцы, чужаки, говорящие по-английски с акцентом».

К этому я могу добавить, что смуглые Акулы — в определенном смысле сплав нью-йоркских пуэрториканцев и ближневосточных израильтян, чьей вдохновенной готовностью сражаться до смерти Бернстайн восхищался в 1947 году в письме своему наставнику, дирижеру Сергею Кусевицкому:

В этих людях — огромные сила и преданность… Они не позволят отнять у себя эту землю. Скорее умрут за нее.
На протяжении веков евреи не раз демонстрировали желание умереть за свои идеалы. В Средневековье это выражалось их готовностью принять скорее мученическую смерть, чем насильственное обращение в христианство, которое они с презрением считали разновидностью идолопоклонства. Отношения евреев и католиков, как впоследствии заметили Бернстайн и Роббинс, часто обострялись при совпадении празднований Пасхи и Песаха.

Уже в VI веке церковные советы во Франции Меровингов запрещали евреям общаться с христианами в период между Страстным четвергом и Пасхой. Пятьсот лет спустя, в Риме XI века многим евреям отрубили головы, после того как их единоверец сообщил папским властям, что между Великой пятницей и пасхальным воскресеньем в местной синагоге насмехались над распятием. Хотя в 1946 году англо-еврейский ученый Сесил Рот счел подобное обвинение «маловероятным», я не очень уверен, что его младшие единоверцы в объятом злобой Манхэттене согласились бы с ним и не стали бы объявлять войну.

В 1066 году архиепископ Трирский Эберхард пригрозил городским евреям изгнанием, если они не согласятся креститься до Страстной субботы. По иронии судьбы — или волей провидения — в тот же день архиепископ скончался. Составленные на латыни городские хроники сообщают, что смерть его вызвали евреи — сожгли его восковую фигурку, кою предварительно окрестили, кого-то подкупив. Вот эта история гораздо маловероятнее — хотя бы потому, что евреям в ней приписываются практики черной магии.

Однако через тридцать лет, во время Первого крестового похода, появляются более надежные свидетельства того, что трирские евреи действительно обращались с распятием тем манером, в котором обвиняли их римских единоверцев. Еврейская хроника ребе Соломона ибн Самсона сообщает, что два еврея выразили желание обратиться в христианство и стояли перед резиденцией епископа (преемника Эберхарда). Когда же им поднесли распятие, перед коим им надлежало склониться, они вместо этого «бросили ветвь пред мерзостью», и были за это незамедлительно казнены «в очищение Божьего имени».

Недавний американский переводчик этой хроники передал ключевую фразу смутным эвфемизмом: «глумились над образом». Однако мне сдается, что здесь кроется отсылка к словам пророка Иехезкеля (Иезекииля, 8:17): «И сказал мне: видишь ли, сын человеческий? мало ли дому Иудину, чтобы делать такие мерзости, какие они делают здесь? но они еще землю наполнили нечестием, и сугубо прогневляют Меня; и вот, они ветви подносят к носам своим». Более наглое оскорбление здесь вероятнее: бессчастная парочка либо помочилась на распятие, либо оголилась пред ним. История знает такие грубые проявления презрения. Остается лишь гадать, какую балетную сцену создали бы Роббинс и Бернстайн с участием их средневековых трирских единоверцев.

Хотя те два еврея готовы были скорее пойти на смерть, чем окреститься, бывали случаи перехода в христианство и без всякого принуждения. Некоторые, правда, вызывали похожие реакции. В 576 году в пасхальном шествии в Клермон-Ферране (центральная Франция) принимал участие еврей-выкрест — его крестили тем утром и он был облачен в белое. Однако одеяние испортил другой местный еврей — плеснул ему сверху на голову прогорклое масло, видимо — в насмешку над миропомазанием неофита. Деяние это летописец Григорий Турский, от которого мы и знаем об этом инциденте, приписал дьявольским козням.

Подобно римским евреям в XI веке, их клермон-ферранским единоверцам пришлось заплатить за безрассудство собрата. Через сорок дней после маслолития, как нам сообщает Григорий, синагогу Клермона после крестного хода на Вознесение разгромили разъяренные христиане. Летописец лишь намекает (хоть и недвусмысленно) на связь между этими событиями, однако историк Уолтер Гоффарт убедительно доказывает, что «снос синагоги — слишком капитальное действие для случайного выплеска агрессии, он стал христианским ответом на пасхальное оскорбление».

События 576 года и впрямь могли бы послужить Бернстайну и Роббинсу канвой для именно такой истории, которую они задумывали изначально. Хотя может настать такое время, когда этот сюжет привлечет к себе и не менее талантливую команду творцов.

Источник: Jewish Ideas Daily//. Эллиотт Хоровиц — соредактор «Jewish Quarterly Review» и автор книги «Безрассудные ритуалы: Пурим и наследие еврейского насилия» (Princeton University Press, 2006).